Поначалу все шло очень хорошо. Правые и октябристы совместно предъявили морскому ведомству два запроса: о пожаре на Обуховском казенном заводе и о постройке фирмой «Виккерс» крейсера «Рюрик». В первом случае ведомство обвинялось в нерадении, а во втором — в выдаче важных военных секретов английской фирме, в срыве сро­ков строительства, переплатах и т. д.

Следующим совместным шагом был отказ в ассигнова­нии 11 млн. с лишним рублей, испрашивавшихся тем же морским ведомством для приступа к работам, связанным с постройкой четырех броненосцев. Отказ был обусловлен требованием устранить неполадки, царящие в ведомстве, и начать преобразования. «Реформы необходимы,— вос­кликнул умеренно-правый П. Н. Крупенский,— реформы крупные, а не мелкие», «такие реформы, где [бы] менялись имена и лица перемещались с одного места на другое, это не реформы; ...нужны реформы серьезные, которые изме­нили бы в корне все зло, царившее доныне и приведшее Россию к Цусиме». Так же выступали и крайние правые. Положение таково, заявил Пуришкевич, что мы должны относительно ассигнований на судостроение сказать: «стоп до той поры, пока мы не убедимся, что результаты войны, что тяжелый опыт научил чему-нибудь это ведомство и повел его на путь реформ и улучшений». «Россия второй Цусимы пережить не может... вторая Цусима в России — это революция, это полное уничтожение того строя, на ко­тором мы создались...» Пусть дадут гарантии, что второй Цусимы и второго «Потемкина» со вторым Матюшенко не будет. А «до тех пор, господа, на это дело ни копейки» 32.

Но вся правооктябристская «патриотическая» идиллия кончилась, когда Гучков примерно два месяца спустя, 27 мая 1908 г., выступил в Думе и потребовал ухода из Во­енного министерства нескольких великих князей, которые, пользуясь своим положением, насаждали там вредные по­рядки и порождали атмосферу безответственности и без­началия. Немедленно, в том же заседании, последовал ог­лашенный Пуришкевичем резкий протест крайних правых, которые так недавно рьяно поддерживали Гучкова. «Фрак­ция...,— говорилось в нем,— находит совершенно недопус­тимым обсуждение с этой кафедры вопросов, составляю­щих прерогативы самодержавного вождя русской армии..., считает долгом всячески протестовать против такого пре­цедента, который ведет Государственную Думу по весьма нежелательному и крайне опасному пути». В марте 1909 г. тот же Пуришкевич в ответ на очень осторожную и уме­ренную речь Гучкова по смете Военного министерства под аплодисменты и одобрительные крики правых провозгла­сил: «Александр Иванович, не нужно нам какого-то осо­бого хлопчатобумажного патриотизма. Сохраните нам ста-

рый...». Ни в каких реформах, кроме технических, армйя не нуждается. «Других реформ, других людей „нового по­рядка" в армии нам не нужно...» [88].

Камарилья выступлением Гучкова была взбешена до крайности. Столыпин поспешил отмежеваться от него, за­явив в Государственном совете, что Дума вообще не имела права отказывать в ассигновании. Это был тяжелый удар для октябристов. Важно здесь не то, что Столыпин разо­шелся с Думой, объяснял значение этого выступления туч­ковский официоз, «а то, что, выступая в Совете, он совер­шенно сошел с конституционной почвы и стал отрицать самое право Думы отказывать правительству в ассигновке на броненосцы. Его доводы несравненно прискорбнее его выводов» [89]. Разумеется, Государственный совет восстано­вил сумму, исключенную Думой, из сметы Морского ми­нистерства.

«Министерский» кризис. Кампания против Столыпина была развязана под предлогом покушения правительства и Думы на царские прерогативы в области военного законо­дательства. Сигналом послужила статья английского жур­налиста Диллона, корреспондента «Дейли телеграф» в России, служившего рупором взглядов камарильи. Дума, говорилось в статье, все больше и больше распространяет свою власть и влияние на армию, флот, внешнюю полити­ку, т. е. на те области управления, которые, согласно Ос­новным законам, находятся целиком в ведении царя. Уп­равляется страна кабинетом, «незаметно лишившим коро­ну громадных прерогатив». Речи Гучкова — это речи Сто­лыпина. Сейчас еще можно изменить положение, создав более консервативную Думу и поставив во главе прави­тельства П. Н. Дурново. Потом уже будет поздно: «затруд­нения России вскоре окажутся вне пределов государствен­ной мудрости премьера, парламентских мер и полицейских репрессий» [90].

Поводом к развязыванию «министерского» кризиса явился мелкий законопроект о штатах морского генераль­ного штаба, требовавший ассигнования в несколько десят­ков тысяч рублей. Он был внесен в Думу морским минист­ром и был принят Думой 24 мая 1908 г. Но Государствен­ный совет отклонил его на том основании, что Дума нарушила прерогативы монарха: она, мол, имела прайо ут­вердить только испрашиваемую сумму, но не штаты. П. Н. Дурново, П. X. Шванебах, С. Ю. Витте и др. подня­ли шум об «узурпации» царских прерогатив и «захватных» действиях со стороны Столыпина и октябристов.

В ответ на это Дума 19 декабря 1908 г., признав зако­нопроект спешным, приняла его снова в прежнем виде. 19 марта 1909 г. Государственный совет вторично обсуж­дал его. На этот раз ценой большого нажима Столыпину удалось добиться утверждения законопроекта, правда, очень небольшим большинством. Но эта победа стоила ему дорого. Против него была развязана такая кампания, что он весной 1909 г. очутился на грани отставки.