Признание того, что в стране налицо «объективная революционная ситуация» [77], или «общая революционная ситуация» [78], чреватая новой революцией, было всеобщим. Это констатировали и революционный и контрреволюционный лагерь.
Уже в феврале 1908 г., в самый разгар реакции, В. И. Ленин писал, что «правительство не управляет, а воюет, что состояние России есть состояние с трудом сдерживаемого восстания» [79]. «Элементы нового, общенародного политического кризиса,— писал он в другом месте,— не только не устранены, а, напротив, еще углубились и расширились» [80].
На кадетских конференциях в годы реакции лейтмотивом всех выступлений с мест являлось указание на угрожающий рост революционных настроений в народе. Возражая одному из лидеров правых кадетов, Н. А. Гредескулу, доказывавшему, что прекращение революционного движения свидетельствует о повороте масс от революционного пути к «конституционному», представитель Нижнего Новгорода заявил: «Едва ли эта точка зрения на освободительное движение разделяется всеми; есть взгляд, что оно может вспыхнуть с новой силой и даже не в очень далеком будущем». Об этом же говорил и представитель Риги: «Наоборот, новая вспышка революции неизбежна...» То же доказывали делегаты Вильно, Рязани, Чернигова. Член ЦК А. А. Свечин на октябрьской конференции 1908 г. высказался на этот счет весьма решительно: «После первой революционной волны будет уже не волна, а потоп, который смоет все без разбора. Наряду с приниженностью в деревне растет беспредельная злоба. Политически крестьянин вырос, он говорит о своих правах, осознал свою силу, как силу массы». На майской конференции 1909 г. представитель Нижнего Новгорода заявил: «...Является всеобщим убеждением, что Ш-й Думе грош цена. Решение вопроса... находится в другой плоскости, чем Дума...» [81]. Чем
дальше, тем такие высказывания делались чаще и решительнее. Ценность этих свидетельств увеличивается благодаря тому, что основным доводом кадетов при требовании «реформ» являлась ссылка на наступившее якобы «успокоение».
Настроения рабочего класса выражались, как указывал В. И. Ленин, в крылатой фразе одного рабочего: «Погодите, придет опять 1905 год» [82].
В записке Совета объединенного дворянства, адресованной Столыпину, по поводу проекта волостного земства говорилось следующее: «С прискорбием приходится засвидетельствовать, что во многих местностях деревня и помещичья усадьба представляют в настоящее время два враждебных стана: нападающих и обороняющихся», и поэтому момент для «реформы» неподходящ[83]. Лидер правых Государственного совета требовал в мае 1914 г. отклонения законопроекта о волостном земстве на том основании, что опасно допускать к местному хозяйству «тех самых крестьян, которые 8 лет тому назад грабили и жгли землевладельцев и которые до настоящего времени хранят в себе земельные вожделения за счет помещиков» [84].
Очень точно суть разногласий между либералами и правыми по поводу реформ выразил один из лидеров крайних правых, Г. Г. Замысловский, еще на первой сессии Думы. По мнению кадетов, заявил он, из реформ «ничего худого не произойдет. А мы боимся, что если все это сейчас ввести, то повторится то самое, что наступило после 17 октября» [85].
Несостоятельность Думы по части «реформ» превращала ее из орудия укрепления царизма, как она была задумана, в дополнительный фактор его ослабления и разложения. «Самодержавие,— писал В. И. Ленин по этому поводу,— отсрочило свою гибель, успев сорганизовать такую Думу, но оно не укрепляется этим, а разлагается от этого» [86]. Подобный результат вызывал всеобщее разочарова
ние и раздражение в лагере контрреволюции. Контрреволюционный либерализм ответил на него так называемым «левением» буржуазии. Реакцией камарильи и верхов была потеря веры в политику бонапартизма и, следовательно, в ее главного выразителя Столыпина. Престиж претендента в русские Бисмарки среди них резко пошел вниз. Так возник «министерский» кризис апреля 1909 г. «Патриотическая» критика. Для того чтобы понять смысл и значение этого кризиса, следует вернуться немного назад.
Характеризуя основное отличие октябристской политики от кадетской, В. И. Ленин писал: «Он (типичный октябрист.— А. А.) тоже стремится, как и кадет, к сделке с монархией, но понимает под этой сделкой не ту или иную политическую систему, не парламентаризм, а соглашение нескольких лиц или главарей с придворной камарильей в интересах прямого подчинения правящей буржуазии неповоротливого, тупоумного и азиатски-прода&ного русского чиновника» 30.
При таком подходе решающее значение, с точки зрения октябристов, приобретал выбор объекта соглашения. Гучков и Столыпин избрали главным предметом своего сговора вопрос о возрождении боевой мощи армии и флота, утраченной в русско-японской войне. Расчет московского политикана строился на том, что вопрос о военной мощи царизма является для последнего вопросом жизни и смерти, поэтому верхи, камарилья, правые согласятся на все необходимые реформы в военных ведомствах и на «патриотическую» критику со стороны Думы царящих в них гнилых порядков. Иными словами, Гучков полагал, что военные преобразования послужат прочной основой для сотрудничества октябристов с правыми и Столыпиным и завоевания доверия у них, что в свою очередь послужит исходным моментом для либеральных реформ. От такой критики, по его мнению, октябристы выиграют и в глазах буржуазии: во-первых, в возрождении военной мощи царизма она была заинтересована не меньше самого царизма, а во- вторых, «критика» порядков, сложившихся в армии, обеспечивала Гучкову славу «либерала», позволяя в то же время не поднимать голоса по поводу внутренней политики царизма. Кроме того, здесь присутствовал и личцый момент: Гучков лелеял честолюбивую мечту стать в будущем военным министром.
Столыпина сговор с Гучковым по военным вопросам интересовал прежде всего с точки зрения одобрения буржуазией тех предстоящих огромных затрат на армию и флот, которые правительство намеревалось произвести в ближайшие несколько лет. Предполагалось истратить несколько миллиардов рублей на осуществление сухопутной и морской программ вооружений и, следовательно, предстояли новые займы, введение новых налогов и др., что требовало санкций и одобрения Думы.
