— Нарубите, чтоб вас, достаточно деревьев для вашего участка, — взревел Валиар Маркус. — Клятый Легион делитантов уже закончил две трети своего частокола, а вы, бестолочи, так и будете сидеть здесь и ныть о том, что побросали свои столбы в Кании?

Он шагал вдоль линии работавших легионеров, обрушивая свой жезл на броню, а время от времени и на ленивую черепушку.

После продолжительного безделья на кораблях дисциплина, к сожалению, хромала, мужчины отвыкли от веса своих доспехов.

— Если Свободный Алеранский разобьет лагерь прежде нас, да помогут вам великие фурии, жалкие ублюдки, я сотворю с вами то, что заставит вас молить ворд о пристанище!

Маркус продолжал свою неизменную тираду, пока вышагивал взад и вперед вдоль выбранного Первым Алеранским места для лагеря на берегу.

Они удерживали территорию двух соседних холмов, окруженных старыми скалистыми выступами гор, которые были покрыты колючками и густым кустарником.

Широкая долина между ними была отдана канимам, которые энергично приступили к строительству своего собственного лагеря.

Огромные отряды нечеловеческих созданий были хорошо экипированы инструментами и с лихвой компенсировали недостаток алеранских навыков в заклинательстве грубой физической силой… и численностью.

Маркус задержался, чтобы обозреть долину, расстилавшуюся внизу. Кровавые вороны, сколько же здесь было канимов.

И все они — воины. Варг не хотел рисковать, высадив с кораблей гражданское население, пока не будут возведены основные укрепления.

Маркус не мог винить его за это. Если бы ему самому пришлось приплыть в Канию с последними выжившими алеранцами, он бы тоже не высадил их на открытом месте всего лишь в пяти милях от самого воинственного города на всем континенте.

С вершины холма Маркус мог разглядеть на севере Антиллус — кольца массивного серо-белого камня, нагроможденные друг на друга, стоящие, в свою очередь, на останках древней горы.

В предзакатном свете его камень отливал синим, отражая цвета неба и холодного моря.

Кому бы Антиллус Рокус ни оставил на попечение свой родной город, скорее всего, одному из его самых надежных, старой закалки верных товарищей, он почти наверняка был ни жив ни мертв от страха в этот самый момент.

Пользуясь моментом, Маркус оценил расположение лагеря канимов. Любые войска по пути от города будут вынуждены пересечь один из алеранских лагерей, прежде чем доберутся до волков-воинов.

Кроме того, расположенный в долине таким образом, лагерь канимов не был виден с городских стен.

Конечно, небольшое крыло Рыцарей воздуха пролетело над ними в момент их высадки, но особого внимания не уделило, коменданту Антиллуса удавалось сохранять спокойствие и не допускать паники гражданского населения, пока все не выяснится до конца.

Вдобавок — при условии, что эти бестолочи смогут обеспечить оборону холмов должным образом — два алеранских Легиона на земле обладают гораздо большим преимуществом, чем канимы.

Атака алеранского Легиона на укрепленных позициях была игрой, цена выигрыша в которой была непомерно высока.

В свою очередь, из-за явного преимущества в численности канимов, нападение на них алеранцами было бы столь же дурацкой затеей.

И, разбив лагерь к югу от города, высадившиеся Легионы и канимы расположились прямо между Антиллусом и наступающим вордом.

Каким бы твердолобым ни был командующий Антиллуса, он не мог не оценить этот маленький факт.

Многое могло пойти из рук вон плохо, но расписание высадки и взаимное расположение различных войск так гладко совпало, что, казалось, удача улыбнулась им всем.

Конечно это не было стечением обстоятельств. Все было спланировано и продуманно. Но с другой стороны, ничего меньшего Маркус от своего капитана уже и не ожидал.

У Октавиана было нечто, чего не было у его деда. Секстус был гроссмейстером политических махинаций, но он никогда не вел Легионы на поле битвы, никогда не стоял и не сражался рядом, не рисковал вместе с ними и не завоевал место в сердцах обычных легионеров.

Секстус располагал преданностью, даже уважением своих подчиненных. Но он никогда не был их капитаном.

Октавиан был. Люди Первого Алеранского готовы были умереть за него.

Маркус продолжал совершать свой обход вдоль лагеря, извергая проклятия и ругательства, замечая любой изъян и сопровождая каменным молчанием отлично выполненную работу.

Это было то, что люди ожидали от него. Слухи о произошедшем и состоянии дел в Алере мгновенно распространились среди войск, и люди нервничали.

Проклятия и брань старого массивного Первого Копья и других центурионов были фундаментом, неизменной составляющей жизни, отдыхал ли Легион или противостоял врагу.

Это вселяло в людей больше уверенности, чем любые слова ободрения или успокоения.

Но даже жесткие, опытные центурионы сверлили Маркуса взглядами, пытаясь прочесть его мысли об их положении.

Маркус отвечал им ничего не говорящим взглядом, с отточенным приветствием, позволяя им видеть, что для Первого Копья все идет как обычно.

Когда стал приближаться вечер, Маркус остановился на самой южной точке защитных укреплений и уставился в приближающуюся темноту.

По словам Октавиана, Ворд неспешно приближался, находясь в сорока милях от Антиллуса.

Проведя много лет на полях битв, Маркус знал, что никогда нельзя быть уверенным где враг, пока он не будет достаточно близко, чтобы достать его лезвием.

Отчасти, понял он, это было причиной того, почему он предпочел жизнь Валиара Маркуса жизни курсора.

Солдат может не знать, где враг, но он практически всегда знает, кто враг.

— Пребываешь в раздумьях? — раздался негромкий голос позади него.

Первое Копье повернулся к Маэстро Магнусу, стоявшему позади него на расстоянии небольшого шага. Он приблизился к нему невероятно тихо на дистанцию смертельного удара.

Если бы Магнус захотел, то смог бы поразить его гладиусом, висящем на боку, или ножом, который был спрятан.

Учитывая броню Маркуса, первой задачей было бы разрезать шею сзади, под правильным углом, повредив позвоночник, затем перерезать один из крупных кровеносных сосудов шеи и, напоследок, рассечь трахею.

Сделанное правильно это приведет к стопроцентному тихому убийству даже тяжело бронированной цели.

Воспоминания Маркуса вернули его в академию, где он практиковал это снова, и снова, и снова, пока движения не отложились в мышечной памяти его рук, плеч и спины.

Это была одна из стандартных техник, которой обучали курсоров.

И Маркус только что был использован для практики.

Это было одной из разновидностей игры среди студентов курсоров, — хотя Маркус сам никогда не участвовал в этом, — рассказать другому курсору способ, которым ты мог бы его убить, если бы пожелал.

Позиция Магнуса, расслабленная и беспечная для стороннего наблюдателя, сосредоточенная и готовая к действию на самом деле, являлась непростой задачей.

Любой, кто тренировался в Академии, должен был распознать ее.

Итак. Старый курсор что-то подозревает.

Первое Копьё хмыкнул, как будто ничего не заметил. От них до ближайшей группы занятых работой легионеров было добрых сорок футов.

Поэтому для соблюдения конфиденциальности разговора вполне достаточно было слегка понизить голос.

— Размышляю над тем, сколько времени понадобится Ворду, чтобы добраться сюда.

Магнус с минуту молча смотрел на него, не меняя позы, затем подошёл к Первому Копью и встал рядом.

Маркус отметил про себя, что рукав у старого курсора слегка оттопыривается рукояткой спрятанного в нём ножа.

Магнус, конечно, уже стар, и дни его побед в единоборствах давно остались в прошлом. Но если он начнёт действовать, возраст не сделает его менее опасным противником.

Потому что ум курсора, всё ещё острый, как бритва, был куда более реальной угрозой для противника, чем его мышцы или его оружие, или его фурии.

— Всем кажется, что у нас в запасе довольно много времени, — заметил Магнус. — Антилланцы ожидают первую атаку никак не ранее, чем через полмесяца.

Маркус насмешливо кивнул.

— Конечно. Они, видно, только что поставили нас об этом в известность.

Уголок рта старого курсора дернулся в лёгкой усмешке.

— Или ворд атакует их, или они сами нападут на нас. Но, кажется, они не станут лезть в драку, если этого можно будет избежать, — он тоже смотрел на юг, в сторону антилланцев, хотя Маркус знал, что его слезящиеся глаза были близорукими. Затем добавил:

— Октавиан хочет поговорить с тобой.

Маркус кивнул. Затем покосился на собеседника и произнес:

— Ты постоянно посматриваешь на меня, Магнус. Что не так? Я украл твои любимые ботинки или что-то типа того?

Магнус пожал плечами.

— Никто не знает, где ты был с момента увольнения из Антилланских легионов до возвращения на службу в Первый Алеранский.

Первое Копье почувствовал, как в его животе разгорается огонь. Кислота заставила отрыжку подняться к его горлу. Он скрыл ее за грубым смешком.

— И из-за этой ерунды ты нервничаешь? Один старый солдат возвращается к жизни в стедгольде. Неудивительно, что он старается не выделяться, Магнус.

— Вполне разумно, — признал Магнус, — но немногие из старых солдат попали в Дом Доблести. Когда мы отплывали, их было всего пятеро на всю страну. Каждый из них в настоящее время гражданин. Три стедгольдера и граф. Ни один из них не вернулся к жизни простого человека.

— Я вернулся, — легко произнес Первое Копье, — ничего сложного.

— Многие ветераны помогали основать Первый Алеранский, — продолжал спокойным голосом Курсор. — Немалая часть была из Антилланских Легионов. Все они помнили вас, по крайней мере, понаслышке. Никто из них не слышал ничего о том, что происходило с вами после отставки.

Он пожал плечами.

— Это — необычно.

Маркус разразился лающим смехом.

— Ты выхлебал слишком много масла из печени левиафанов. — Он добавил серьезности голосу. — У нас и без того предостаточно врагов, чтобы еще выискивать там, где их в помине нет.

Старый Курсор разглядывал Маркуса спокоиными, влажными глазами.

— Да, — сказал он вежливо. — Где их в помине нет.

Маркус почувствовал, как у него перехватило горло. Он знает. Что-то знает. Или думает, что знает.

Маркус сомневался, что старый Курсор выяснил кто он есть на самом деле — курсор Фиделиас, для Аттиса и Инвидии Аквитейн — сообщник, для Короны — предатель.

Конечно, он не знал, что Маркус в итоге повернул против верховной леди Аквитейн, убив ее отравленным болтом балесты — или, кровавые вороны, во всяком случае был близок к этому.

И он никак не мог знать, насколько больше значит имя Валиар Маркус, Первое Копье Первого Алеранского Легиона, для усталого, измученного старого убийцы, звавшегося Фиделиасом.

Однако глаза Магнуса говорили — он знает. Он пока мог не иметь стройной цепочки всех фактов, но по его поведению, его действиям, его словам было ясно — он знал достаточно.

На мгновение Фиделиас почувствовал безумный порыв попробовать то, что он редко находил полезным в жизни: он подумал рассказать старому курсору правду. Что бы ни случилось потом, по крайней мере неопределенность бы исчезла.

Его рот открылся. Фиделиас ошеломленно почуствовал своего рода раздвоение, на самом деле это не он решил говорить, а некоторая часть его — Маркус в нем, скорее всего, сделал это без его согласия.

— Магнус, нам нужно поговорить, — сказал он, и тут из окружающей тени вырвался Ворд.

Три твари неслись, прижимаясь к земле. Длинные гибкие тела с шестью тонкими ногами и хлестким хвостом, который стелился позади.

Покрытые мелкой черной хитиновой чешуей, они сверкали и переливались в багряных лучах заходящего солнца.

У Фиделиаса было лишь мгновение, чтобы увидеть, что они двигались как гаримы, гигантские ящеры из южных болот. А потом он пришел в движение.

Его гладиус едва ли сможет помочь. Тогда через Вамму, его фурию земли, он потянулся и вобрал силу от адамантового костяка древней горы под ногами.

Он схватил толстую тяжелую палку, предназначенную для частокола.

Подскочив к ближайшему ворду, он обрушил кол сверху вниз по вертикальной дуге, как обычно орудуют топором.

Длинное бревно, должно быть, весило восемьдесят фунтов, но он взмахнул им легко, как ребенок веткой, и ударил ближайшего Ворда с ужасающей силой.

Буро-зеленая кровь брызнула во все стороны, окатив и Фиделиаса с Магнусом.

Кол переломился пополам, один конец внезапно превратился в массу осколков и щепок. Фиделиас повернулся к другому ворду и ткнул этим концом, как наконечником копья.

Отдача от удара, сломавшего нижнюю часть кола, была такой сильной, что Фиделиаса отбросило назад, а его руки и плечи пронзила боль. Даже с поддержкой Ваммы он не смог устоять на ногах и тяжело упал на землю.

Раненый Ворд, с торчавшими из затылочной части его черепа несколькими обломками дерева, которые были слишком большими, чтобы считать их щепками, дико забился в предсмертной агонии.

И тут на Фиделиаса бросился третий Ворд.

Зубы впились в икру Первого Копья, челюсти сдавили ногу и рванули с такой силой, что он, даже не успев почувствовать боли, услышал, как хрустнула сломанная кость.

Однако, сумев перехватить стегающий, словно кнут, хвост Ворда, Фиделиас со всей увеличенной фурией мощью смог отбросить противника прежде, чем тот вцепился в него когтями и обвил своим хвостом, тем самым не давая надёжной опоры всем шести когтистым лапам.