Сидели как-то солтыс с кузнецом в корчме, и не успели они выпить по стопочке, как сообщили, что кто-то повесился, и насильно вытащили солтыса из-за стола. Кузнец, покинутый своим верным собутыльником, вынужден был прекратить «полосканье» и, купив, как всегда, бутылку, потихоньку отправился к себе домой.

Тем временем в кузницу пришел крестьянин подковать лошадь.

Увидев его, ученики закричали:

— Мастера нет, он сегодня с солтысом «полощет рот»!

— А из вас никто не сумеет подковать? — спросил расстроенный хозяин.

— Да откуда ж нам уметь! — ответил старший ученик.

— Я подкую вам, — неожиданно сказал Антек.

Утопающий, говорят, хватается за соломинку, — так и крестьянин согласился на предложение Антека, хотя не слишком ему доверял, тем более что остальные ученики стали высмеивать его и ругать:

— Видали, какой выискался! Сам в жизни молота в руках не держал, а только огонь раздувал да угли подбрасывал, а туда же, берется лошадь подковать!

Но Антек, как видно, не раз держал молот в руках; он с усердием взялся за дело и очень скоро выковал несколько гвоздей и подкову. Подкова, правда, была великовата и не совсем ровная, но все же ученики разинули рты.

И в эту именно минуту вернулся мастер. Ему рассказали обо всем, что произошло, и показали гвозди и подкову.

Кузнец глянул и от изумления стал протирать налитые кровью глаза.

— Да где же ты этому выучился, мошенник? — спросил он Антека.

— В кузнице, — ответил мальчик, радуясь похвале. — Когда вы уходили «полоскать рот», а они разбегались, я ковал разные вещи из олова или железа.

Мастер был так ошеломлен, что забыл даже поколотить Антека за порчу инструментов и материала. Он поспешил посоветоваться с женой, и в результате мальчика изгнали из кузницы и определили по хозяйству.

— Уж чересчур ты, мой миленький, умен, — сказал Аптеку кузнец. — Так ты, пожалуй, выучишься за три года ремеслу и удерешь. А ведь мать отдала мне тебя в услужение на шесть лет.

Антек пробыл у кузнеца еще полгода. Он копал землю в саду, полол, нянчил детей, колол дрова, но больше уже не переступал порога кузницы. За этим все усердно следили: и мастер, и жена его, и ученики. Даже родная мать Антека и кум Анджей, узнав о решении кузнеца, не могли ничего возразить. По условию и установившемуся обычаю, ученик только через шесть лет имел право кое-как разбираться в кузнечном деле. А если он оказался на диво сметлив и за один год сам обучился ремеслу, так тем хуже для него.

Но Антеку надоела такая жизнь.

«Чем здесь копать землю и колоть дрова, лучше уж я буду это делать дома у матери».

Так раздумывал он неделю, месяц, колебался, но в конце концов удрал от кузнеца и вернулся домой.

Однако эти два года пошли ему на пользу. Мальчик вырос, возмужал, повидал людей, а главное — научился обращаться с разными необходимыми ремесленнику инструментами.

Теперь, живя дома, он иногда помогал матери по хозяйству, а большей частью делал свои машины и вырезал фигурки. Кроме ножика, у него уже были долото, напильник и буравчик, и он владел ими так искусно, что кое-что из его изделий начал покупать Мордка-шинкарь. Зачем? Этого Антек не знал, хотя его мельницы, избушки, замысловатые шкатулки, фигурки святых и резные трубки расходились по всей округе. Все удивлялись таланту неизвестного самоучки, даже немало платили за его изделия шинкарю, но мальчиком никто не интересовался и никто не думал протянуть ему руку помощи.

Разве кто-нибудь станет ухаживать за полевыми цветами, дикой грушей или вишней, хотя известно, что при некотором уходе из них можно было бы извлечь больше пользы…

Между тем на деревню обрушилось несчастье. Висла вышла из берегов, прорвала плотину и уничтожила прибрежные посевы. Для всех это было тяжелым бедствием, но больше всех пострадала мать Антека. В ее хату пришел голод. Надо было идти на заработки. Стала ходить и она, бедняга, и Войтека отдала в пастухи. Но этого все равно не хватало. И Антек, не желавший браться за крестьянскую работу, был для нее поистине обузой.

Старый Анджей, видя их нужду, стал настаивать, чтобы Антек пошел в люди:

— Ты парень смышленый, сильный, насчет ремесла ловкий. Ступай в город, там чему-нибудь научишься да еще матери будешь помогать, а здесь ты последний кусок хлеба у нее отнимаешь.

Антек побледнел при мысли, что придется ему покинуть деревню, но он понимал, что другого выхода нет, и только попросил, чтобы ему разрешили пробыть дома еще несколько дней.

Мать за это время починила его одежду, взяла в долг у шинкаря рубль ему на дорогу, позаботилась, чтобы в котомке у него лежали хлеб и сыр, и наплакалась вдоволь. А Антек все медлил и со дня на день откладывал свой уход.

Это вывело наконец из терпения кума Анджея, и однажды, в субботу, он вызвал Антека из хаты и сурово сказал:

— А не пора ли тебе опомниться, парень? Ты что же, хочешь, чтобы родная мать из-за тебя с голоду и от тяжелой работы померла? Ты вон по целым дням бездельничаешь, а ей ведь не заработать своими старыми руками на себя да на такого, как ты, верзилу.

Антек поклонился ему в ноги:

— Я бы давно уже ушел, да жаль мне своих покидать.

— Ого! — воскликнул Анджей. — Грудной ты ребенок, что ли, без матери прожить не можешь? Парень ты хороший, слов нет, но такой лентяй, что рад бы до седых волос у матери на шее сидеть. Вот что я тебе скажу: завтра воскресенье, мы все будем свободны и проводим тебя. Стало быть, после обедни поешь — и в путь-дорогу. Нечего тут тебе сидеть сложа руки. Ты лучше меня знаешь, что я верно говорю.

Антеку пришлось смириться, и, вернувшись в хату, он сказал, что завтра уйдет в люди — искать работу и учиться. Бедная мать, глотая слезы, стала собирать его в дорогу. Она дала ему старую котомку, единственную в хате, и холщовый мешок. В котомку она положила кое-что из еды, а в мешок — напильники, молоток, долото и другие инструменты, которыми Антек в течение стольких лет вырезал свои игрушки.