Сказано всего несколько слов, но и по ним можно представить, как уже в детстве происходило формирование личности, впитавшей в себя и нетленную красоту родной природы, и никогда не умиравший дух новгородской вольности, и мужество далеких предков, громивших на льду Чудского озера закованных в броню тевтонских рыцарей.
Еще один очерк, тесно связанный с современностью, но попутно возвращающий нас к первым годам Советской власти, — «Город-богатырь».
Подросток Сева Кочетов приезжает к старшему брату в Ленинград, чтобы здесь жить и учиться. Великий город, рассказывает писатель, еще припахивал дымом пожарищ недавних лет, в развалинах Литовского замка еще делили награбленное бандиты, еще гремели в ночи пистолетные выстрелы Леньки Пантелеева, а в каретных сараях консульств неких иностранных держав обнаруживались винтовки и пулеметы, припасенные на случай какого-нибудь восстаньица для ниспровержения власти большевиков. Но уже один за другим на стапелях судостроительных заводов закладывались морские корабли, уже из ворот «Красного путиловца» выходили первые тракторы, уже плавили сталь на Ижорском и на Невском заводе имени Ленина...
«Мы хорошо знали историю города, в котором начиналось наше вступление в жизнь, — вспоминает В. Кочетов. — История не пряталась тут под пластами пустынных песков или под нагромождениями окаменевшей вулканической лавы...
...Историю Ленинград хранил в каждом своем камне, она жила на любой его улице, на любом проспекте. Мы любили эту живую историю.
Но больше всего нас, мальчишек и девчонок, пионеров и комсомольцев, людей поколения, которое слишком было молодо в дни боев Октябрьской революции, волновало все, что было связано именно с ней, революцией. Нас волновали булыжники, по которым Ильич с Надеждой Константиновной Крупской хаживали за Невской заставой, мы несли цветы к могилам жертв Кровавого воскресенья, мы знали, где печатались первые экземпляры большевистской «Правды», мы стаивали под балконом особняка Кшесинской, с которого в апреле семнадцатого года говорил с народом Ленин, мы ходили к домам, в которых заседал VI съезд партии, мы знали в городе места бывших баррикад и почти каждый дом со следами октябрьских пуль, по следам этих пуль отыскивали окна, из которых и по которым когда-то стреляли.
Колыбель революции... До чего же это точно сказано!»
Вот теперь автор скуповатых на раскрытие своего внутреннего мира автобиографических заметок предстает перед нами более полно, освещенным изнутри. Теперь особенно ясно, как с пионерских и комсомольских лет духовно рос, мужал и креп будущий писатель-коммунист, непоколебимый в своих идейных убеждениях, до конца преданный ленинской партии и делу Великого Октября. Ясно и то, почему он с такой настойчивостью утверждал в своих художественных и публицистических произведениях идею преемственности, эстафеты революционных поколений.
Здесь же отметим, что ни в очерке о Новгороде, ни в очерке о Ленинграде В. Кочетов нигде не говорит только от своего имени. Вместо «я» — повсюду «мы». Тем самым подчеркивается неразрывная связь своей судьбы с судьбой своего поколения, с судьбами всего советского народа — черта, характерная как для него самого, так и для наиболее идейно стойких и нравственно чистых героев его книг.
В годы довоенных пятилеток, наполненных трудовым пафосом, в основном завершилось становление В. Кочетова как личности, хотя, разумеется, не остановилось и не могло остановиться дуковное развитие, напротив, оно пошло еще интенсивней. В Отечественную войну он вступил уже вполне зрелым, сложившимся бойцом большевистской печати. Об этом свидетельствует его книга «Улицы и траншеи. Записи военных лет», которая вобрала в себя все наиболее ценное, что было написано и опубликовано в дни войны.
Когда В. Кочетов был уже известным писателем и редактировал литературно-художественный журнал «Октябрь», автору этих строк посчастливилось работать с ним тринадцать лет. Тем не менее не только я, но и другие сотрудники редакции, за исключением, может быть, отдельных лиц, имели весьма смутное представление о его жизни на войне.
Мы, конечно, знали, да и то понаслышке, что, несмотря на полное освобождение от воинской службы по состоянию здоровья, он с первых же дней войны стал военным корреспондентом «Ленинградской правды», а потом фронтовой газеты. Знали, что долгое время он исполнял свои обязанности, не имея никакого воинского звания, а это еще больше осложняло и без того труднейшую и опасную работу фронтового журналиста, и лишь позже был удостоен офицерского звания. Но это, кажется, и все, что знало большинство из нас. И, лишь публикуя «Записи военных лет» в своем журнале, мы убедились, какой поистине героический путь прошел наш главный редактор, хотя и здесь он менее всего говорит о себе, стараясь остаться в тени.
В художественно-публицистических «Записях военных лет» автор воссоздает картины героической битвы за Ленинград сначала на дальних подступах к нему, потом на ближних, затем в жесточайшие блокадные дни и ночи. Военный корреспондент В. Кочетов, говоря словами М. Горького, поистине «вездесущ» и «всевидящ». По заданию редакции газеты он мчится на машине, шагает своим размашистым шагом по дорогам войны, ползет под огнем по-пластунски туда, где обстановка особенно накалена.
