Июнь 1915 г.
Севастополь.
В небесах прозорных как волен я
С тобой, ущербное сердце –
Утомился я, утомился от воленья
И ты на меня не сердься.
Видишь, видишь своды о́гляди
В нутренний свились крутень;
Холодно в моросящей мокреди,
Холодно в туни буден.
Небесами моросящими выплачусь –
Сжалься, сердце, червонный витязь,
В чащи сильные синевы влачусь
Мысли клубчатые, рушитесь, рвитесь!
Витязь, витязь в пляс истязательный
Мысли, горло землистою
Клуб земли, кружись, сжимай
Горло длинной землистой мыслью.
Горло, грудь сжимай туже, туже
Длинной нитью клубка земли –
Я слезами изойду на землю все ту же.
Кличат крылья, взметнув корабли,
В небесах гаснет витязь разительный.
Витязь мается алостью: истязательной
Рдяные в зенках зыбли розы,
Побагровевшими доспехами вскройся.
Брызни красной сутью живительной
В круточные стремлении затени
Затени, затени губительной.
26 августа 1914.
Из таинственного скитанья
Я принес тебе образ желанья
И песню – о, слушай меня!
Но оставил цвести я розы,
Я не трогал вещей (лишь грезы!),
Вещи любят сияние дня.
Для тебя же мой пламенный взор
Погрузился и в свет, и в тени,
В ветер быстрый и в светлый костер,
Во все радости мира рождений, –
Чтобы лучше смотреть на тебя,
Тени вечера раздробя.
Ветер дышит, чтоб лучше услышать,
Я подслушал каждый звук, –
Слушай песни, выйди на луг,
Слушай шопоты, нежный танец,
Что свершает вечерний румянец.
Чтобы знать мне, как прикасаться
К твоей груди, к устам и смеяться,
Как во сне – на сени струй
Положил я, доверясь звуку,
Мою легкую руку и мой поцелуй.
(«La Chanson d'Eve»).
Очи открой, огнями вея,
Но тише, – спит любовник твой!
Восстань, душа моя, Психея,
Возьми свой светоч золотой;
Смотри ясней: Любовь проснулась,
Взгляни – уносится она, –
В лучах и чуде встрепенулась,
Тобой лучом одарена. –
– И вот теперь с тобою тайна,
Уединенье, нищета,
Но в этих плачах не случайна
Ее мечта и красота;
Ты завтра грустною, но белой,
За то, что мнила умереть,
Печальное склоняя тело.
Узнаешь радость – отгореть,
И будущей зари блистаньем
Научишься быть тихим сном.
Божественных словес мерцаньем
О воскресеньи золотом.
Из мира светозарной тени,
Где ангелы вели меня,
Кто мне откроет двери дня? –
Я сплю – и мчится рой видений.
Ветры плывут стезей пахучей
На роз блестящих огоньки;
В мои горящие зрачки –
Они, как свет в морские кручи.
Неверные часы и вещи!
Там, где лежит цветов ковер,
Напев божественных сестер
Ко мне взлетает и трепещет.
Дрожу: и в сердце страх и радость,
И тихо ожидаю я:
Вот – тень протянется моя
И солнечная хлынет сладость.
(«Entrevisions»).
Она была богата двадцатью годами,
Я – молод двадцатью рублями,
Мы устроили общий кошелек,
Он был помещен, как я мог,
В неверную ночь, весенними порами.
Луна продырявила это знамя,
Круглясь пятью рублями;
В эту дырку прошел наш рок:
Двадцать лет и рублей!.. лунный цветок!
Деньги мелочью – увы! – не рублями,
Возраст тем же, а не годами!
Все – из дыры в дыру – лунный цветок,
Из кошелька в общий кошелек…
– Приблизительно такой же рок!
. . . . . . . . . .
– Нашел ее весьма весенними порами,
Весьма – годами, весьма – рублями;
Те же: – дыры и луны цветок.
Потом – все дева с двадцатью годами
И… коммунальной служанки рок!
. . . . . . . . . .
– Еще потом: охота за прохожими господами,
Что ценятся пятью ночами, пятью рублями…
Далее: – засыпает обоих общий песок,
И ночь не дырявит луны цветок.
(«Les Amours Jaunes»).
одержанная при кликах: Да здравствует Император! (Бельгийская гравюра, блистательно раскрашенная, продается в Шарлеруа по 35 сантимов)
Великолепен в центре Император, –
Верхом, лилово-желтый мчит в огонь,
Багровым пламенем лицо его объято,
Свиреп, как Зевс, и добр, как папа, он.
Внизу, у золоченых барабанов,
У пушек розовых – войска умилены,
И, стряхивая пыль с своих султанов,
Вождя глазеют, ошеломлены.
Министр налево, опершись на палку,
Он смотрит и дрожит всем телом жалко; –
«Да здравствует наш Император!» – А сосед
Его спокоен. Кивер солнцем черным
Горит. Среди – распластан дровосек,
Мычит: «В чем дело?» – красный и покорный.
Балка наполнена зеленью; в ней река запевает,
Легко взметывая на травы брызги серебра, –
А в них солнца нагорного сияет игра;
Маленький дол от лучей зацветает.
Солдат молодой, – рот открыт и нагое темя, –
Спит, залившись кресса цветом голубым;
Он простерт и прикрыт травами всеми,
Куда солнце дождит светом своим.
В ногах его – цветет кашка. Улыбаясь, словно
Больной малютка сквозь сон неровный,
Спит. Баюкай, Природа, его – холодно ему и
Благоуханья цветов ноздрей его не тронут,
Спит он на солнце, в траве руки тонут,
Спокойный. – И две красные ранки на правом боку.
Не медлить чудный чужестранец будет;
Идет тепло, и Вечность близит шаг,
От долгих снов Владычицу разбудит,
Когда исчезнет мир в любовных пламенах,
И хладну Ночь покинуть весь принудит,
Лишь Сказка в старых воскрылит правах.
На лоне Фрейи мир воспламенится
И в страсти страсть тогда возвеселится.
Le ciel est couleur des sauges
Sur les peupliers chantants.
Les yeux tournds vers l'horloge
J'attends, j'attends, j'attends.
Chut! un galop rdsonne, –
Un casque d'or ciair a lui!
– Mon coeur bat et l'horloge sonne –
C'est Lui, e'est Lui, e'est Lui!
J'ai reconnu Son visage
Et je crois qu 'll est blessd.
Mais mon coeur est ddja trap sage,
– Passez, passez, passez.
