— Я был удивлён приглашению, — признался Пётр.
— Отчего же? Помнится, вы бывали на балу короля. Там было какое-то дело с Разумовским… Скрипками? — вспоминал Врангель. — Я слышал о том.
— Да, было. Но Разумовский уехал, — развёл руками Пётр, будто с сожалением. — Думаю, он сейчас в России. Уезжал в Вену, но, видимо, там потолки не такие красивые.
— Потолки? — удивился Врангель.
— Да, ему нравились местные потолки, я ему посоветовал мастеров поискать в Вене.
— О, поверьте, его ещё вернут в Вену.
— Я рад за него. Лишь бы не возвращали сюда, — улыбнулся краем губ Пётр, давая собеседнику понять своё расположение к Разумовскому.
— Вы знаете, а я приглашён к нему в гости, — сообщил тогда Врангель.
— К Разумовскому?! — удивился Пётр.
— Да, но… у меня к вам весьма деликатное дело…
Врангель отошёл к столу и достал из верхнего ящика стола некую коробочку. Отдав её в руки Петру, он сел обратно в кресло и кивнул. Пётр удивлялся всё больше. Открыв коробочку и уставившись на внушительную сумму, он с вопросом посмотрел на собеседника.
— Некий барон там…. рисует картины и соблазняет жён, — намекал Врангель. — Есть подозрение, что у одной с ним была связь… А Разумовский вызвался мне помочь. У него на того барона зуб. Может, и не один.
— Боится лишиться зуба? — начинал Пётр догадываться, что хочет граф.
— Может быть, — дёрнул тот плечом. — Я же боюсь лишиться чести. Говорят, барон весьма тёмная личность и опасен. У него пропадают любовницы. Однако, больше всего я боюсь, как бы мой сын не оказался его.
— Что вы? — поразился тихо Пётр.
— Да, я откровенно заявляю это. Прошу, помогите в столь деликатном деле.
— Я не занимаюсь больше расследованиями, тем более подобными делами, — сразу закрыл Пётр коробочку, не собираясь принимать никаких денег и дел.
— Умоляю. Я заплачу много, — не хотел принимать отказа Врангель. — Подумайте.
— Я могу думать, много и долго, — поднялся Пётр и оставил коробочку на столе. — Прошу простить.
Он оставил кивнувшего на прощание графа и теперь хотелось покинуть бал и этот дворец…
Прогуливаясь в саду дворца, Иона с Габриэлой продолжали беседу о голубях. Они остановились у просторной высокой клетки, где голуби проживали со множеством удобств, и выглядело всё, словно это не клетка, а город для птиц. Здесь были и домики, и места для еды и пить, даже мини-фонтаны и аллеи из незнакомых растений…
— Я сделаю такую же голубятню дома, — восхитилась Иона. — А откуда эти голуби? Они такой разной расцветки! Совсем необычные. Белый с радужными полосками, чёрные с серебряными узорами. Удивительно!
— Я пришлю их вам, — улыбнулась Габриэла.
— Как благодарить? — удивлялась счастливая Иона.
— Никак. Я пришлю птенцов. Подрастут, им захочется своей жизни. У вас, уверена, им будет хорошо.
— Откуда у вас такие голубки?
— Из России. Мне подарил их один милый человек. Он и картину эту помогал рисовать… Правда, мой муж ревнует, — вздохнула с видимой печалью Габриэла.
— Нелегко с таким мужем, — хотела поддержать Иона.
— А ваш не ревнует? — удивилась её собеседница.
— Редко, — улыбнулась Иона. — У нас больше ревную я, чем он.
Габриэла открыла дверцу голубятни и протянула руку. Сразу подлетела белоснежная голубка с радужной полоской перьев. Иона с восхищением наблюдала за птицей, словно та явилась из какой сказки.
— Моя Колумбина, — ласково улыбалась голубке Габриэла. — Мы её привезли из России… Она мне очень дорога.
— Понимаю, — улыбалась Иона, и графиня протянула ей сидевшую на ладонях птицу:
— Погладьте, её оперение — просто шёлк.
Иона несмело прикоснулась к голубке. Невероятно нежная, тёплая, и да, шёлковая… Сказочная!
— О, у вас здесь целая страна! — с восхищением сказал и подошедший Пётр.
— Петенька! — обрадовалась видеть милого Иона. — Как ты находишь эту оранжерею?!
— Полагаю, дома хочется подобную, — догадался он, с умилением улыбаясь ей и графине Врангель.
— Когда моя Колумбина подарит ещё птенцов, обещаю, они ваши! — сказала Габриэла.
— Я буду так благодарна вам! Я заплачу, сколько скажете! — не скрывала радости Иона, а графиня махнула рукой:
— Что вы! Никакой платы не приму! Это от души. Я вижу, что с любовью будете заботиться о них.
Она направила Колумбину лететь, и та вернулась в свой голубиный город.
— Что ж, — вздохнул Пётр, принимая руку милой супруги. — На этой замечательной ноте, увы, придётся прощаться.
— Как?! — удивилась та, а с нею и повернувшаяся графиня:
— Почему так скоро?
— Увы, — только и кивнул Пётр. — Неотложные дела появились.
Он поклонился, одарил протянутую ручку графини поцелуем, и направился с Ионой к выходу:
— Родители твои уже ждут в карете.
— Что происходит? Мы же почти ничего не успели здесь… Петенька? Ты кого-то увидел?
— Встретил, — кивнул он и замолчал остаток пути до экипажа.
Тишина длилась недолго, когда карета выехала за пределы Стокгольма. Иона сразу долго посмотрела на супруга рядом и спросила:
— Так что же произошло? Кого встретил?
— Препятствие отдыхать, — продолжал тот смотреть в окно.
— Ах, Пётр Петрович, — тепло улыбнулся тесть. — Всё пустяки. Убежали так, словно поймают и заставят сим делом заниматься.
— Такие могут заставить, — пробубнил еле слышно Пётр и со вздохом взглянул на супругу. — Начнём лучше строить курятник.
— Голубятню, — поправила она его.
— Ну да, я и говорю, голубятню, — кивал он.
Иона лишь вздохнула. Она видела растерянность супруга и переживание, которое было нешуточным. Она знала, как он просто хочет давать уроки будущим полицейским и сыщикам, но никак больше не заниматься сам какими-либо расследованиями. Малейший намёк, и Пётр выбит из колеи.
Он может сразу собраться, даже заняться каким делом, если оно окажется действительно важным и под силу ему, но… Это будет не то, чего он хочет.
Иона сразу, как приехали домой, потянула его за руку за собой. Он хотел, она знала, закрыться в своём кабинете, погрузиться в себя. Только у неё была другая идея… Пётр быстро считал в её взгляде всё, что она задумала.
Недолго общаясь глазами, они ушли к себе в спальню. Туда, где время вновь было лишь для них. Здесь тепло, уютно. Здесь ласки, любовь и жаркая страсть… Здесь самые желанные прикосновения и танцы тел, праздник душ…
Сколько в мире мест, сколько есть чудес,
Мне всё равно теперь, ведь ты здесь.
Мы с тобой вдвоём эту жизнь пройдём
И испытания все гордо перенесём.
Вместе в стране любви без сомнений,
В стране восторга и сладостных ощущений.
Здесь я и ты, я — твой, а ты — жизни моей наслаждение.
Сколько волшебства и сколько магии
От рук твоих, от глаз. Судьбой мы связаны.
И не разлучат нас интриги, заговоры.
Любовью истинной навек повязаны.
Вместе в стране любви без сомнений,
В стране восторга и сладостных ощущений.
Здесь я и ты, я — твой, а ты — жизни моей наслаждение.
Просыпаться в тепле объятий…. любящих, до счастливых слёз, как в последний раз, — каждое утро им было дорого. Невольно и Пётр, и Иона задумывались о том, как счастливы, как не хотят той самой неизбежности, что впереди когда-то, пусть как можно позднее, но… смерть… Она заставит их закрыть глаза и погрузиться во тьму. Она заставит… Нет! Не думать! Не сейчас! Он здесь, она рядом. Они держат друг друга в объятиях — так и надо каждый день, каждое утро, вечер, ночь!
Ещё лето, и оно так же ласкает теплом и надеждами на лучшее. Оно тоже просит не думать о том, что ещё чуть-чуть, и с дерева начнут падать листья… угасающие, тускнеющие…. один за другим…
— Я не хочу тебя терять, — прошептал Пётр, одарив губы возлюбленной трепетным поцелуем.
— Что ты, Петенька, — положила она голову ему на плечо, а рукою стала нежно гладить его по груди. — Кажется, мы и в прежней жизни были вместе.
— И в будущей я тебя найду. Найду раньше, чем это случилось сейчас! — обещающе выдал Пётр.
Оба улыбались, оба были полны восторга и благодарности судьбе за то, что они нашли друг друга и пройдут этот путь только вместе. Ещё минуту бы вот так остаться. Ещё минуту бы не отпускать тепло объятий, но снова раздавшийся стук в дверь и голос за нею побудил насторожиться:
— Срочный конверт…. Пётр Петрович?
— Слуга, — вздохнул Пётр, но выпускать вздрогнувшую и готовую подняться милую не хотел. — Неужели надо стать беднее, жить без слуг, чтобы жить спокойнее?
— Тогда мы будем под гнётом какого хозяина, — засмеялась Иона.
— Мы и сейчас под гнётом кого-то, но пока что он ничего не требует, — выдохнул Пётр.
— Срочное дело есть срочное, — поцеловала его в губы любимая и поспешила подняться.
Пётр любовался ею, как заворожённый. В этой белоснежной сорочке с кружевами, словно то крылья, она была похожа на голубку. Даже нет, на саму богиню, любящую все божьи создания… Прямо как та девушка с картины, которая так понравилась ей… Вспомнив о вчерашнем и о просьбе графа Врангеля, Пётр ощутил опять то самое чувство негодования и тяжести. Они были приглашены на бал с умыслом. Пётр отказался следить за женой Врангеля. Только дурное предчувствие с каждой секундой становилось всё сильнее…
— Колумбина, — в шоке от того, что прочитала в послании, оглянулась от порога Иона.
В глазах её появился страх. Он застыл в ожидании скапливающихся чувств, и Пётр вскочил с постели, бросившись поддержать:
— Что ты, милая? Иона?
— Колумбина пропала, — прошептала она в шоке. — Как это?… Что то?…
— Какая ещё Колумбина? — не понимал Пётр.
— Голубка графини Врангель, — смотрела поражённая Иона. — Как такое возможно?… Почему?
Пётр взял письмо в руки и молча прочитал. Он с каждой строчкой боялся подпускать мысль о том, что с этим как-то может быть связан сам граф Врангель. Только чем дальше читал про случившееся этой ночью во дворце Врангеля, в будущем музее, тем больше вспоминалась и просьба Врангеля…
— Петенька, — не выдерживала переживающая Иона. — Я хочу поехать к ним. К графине. Я не могу так. Она написала, она страдает. Голубка эта многое значит для неё.
— Многое значит, — задумался Пётр, опустив письмо и глядя вперёд себя. — Почему?
— Кто-то близкий подарил ей её, — озвучила рядом любимая…
Ионе хватило лишь попросить поехать к Врангелям вместе, Пётр согласился. Ради неё. Ради её спокойствия. Сам же в себе боролся со множеством противоречий. Он всю дорогу молчал, погружённый в мысли, и Иона, терпеливо ожидая приезда во дворец Врангеля, не смела сказать ни слова. Она сама была на нервах и постоянно думала только о Габриэле и голубке Колумбине. Кому понадобилось красть птицу? Зачем громить голубятню?…
Голубятня действительно была разгромлена. Голуби свободно летали по оранжерее, а Габриэла, сидевшая на скамье тихо рыдала в платочек.
— Её картины тоже пропали. Похищены, точно, — добавил проводивший сюда Петра и Иону граф Врангель.
Он сохранял хладнокровие. Ни капли эмоций на лице или в движениях. Спокойный и будто не ощущающий сочувствия к страдающей супруге…
— Зачем? — спросил Пётр. — Кому это надо?
— Голуби дорогие были. Видимо, какой-то мошенник, чтоб продать подороже, — спокойно заявил супруг. — Мы едем в Россию. Там у меня много предстоит дел. Купишь себе ещё голубей! — обратился он с последними словами к супруге. — Да и здесь купить можно. Любых птиц. Я позабочусь. С вашего позволения, прямо сейчас составлю пару нужных писем.
