— Да она закреплена, — засмеялась Юлька.
— Но я-то не знаю! Думаю — как грохнется сейчас на вас!.. А вообще здорово!.. Только, Юль, вот эти бабы в марлевых юбках…
— Какие бабы?
— Ну, эти… — Игорь заглянул в программку. — Пейзанки!.. Это что, так и должно быть — юбки из марли?
— Из тюля, — сказала Юлька, замедляя шаг и внимательно глядя на него. — Из чего же еще?
— Нет, но согласись — крестьянки в тюлевых юбках… Они же в поле работают, хлеб жнут. Странно как-то… Но все равно — здорово! Особенно финал, когда сорок человек выбежали и туда-сюда, туда-сюда! И такая мощь! Такая силища! Туда! Сюда! — вдохновенно размахивал Игорь руками. — Такая энергия! А в стране рабочих рук не хватает!! — вдруг во весь голос заорал он. — Заводы стоят!! Урожай убирать некому!! А они — туда-сюда, туда-сюда!!!
Юлька развернулась и молча пошла в другую сторону. Игорь догнал ее и невинно пристроился рядом.
— Ты куда?
— Отвали! — Юлька снова развернулась на сто восемьдесят.
Игорь не отставал ни на шаг.
— Юль, ты газеты читаешь? У нас демократия! Могу я иметь свое мнение?
— Нет! — отрезала Юлька.
— Почему?
— Только идиот может не понимать балет!
Игорь придержал ее за ремень сумки. Юлька изо всех сил тянула сумку к себе. Милиционер у кремлевских ворот давно уже пристально наблюдал за ними, держа наготове рацию.
— Ну извини, Юль. Я же в первый раз на балете, — осторожно сказал Игорь, сдерживая смех. — Может, чего не понимаю. Ты объяснишь, я врублюсь понемножку. Буду приобщаться к высокому… Пойдем, — он почти силком повернул ее к выходу.
Юлька шагала с суровым видом, хмуро сведя брови. Игорь искоса поглядывал на нее и улыбался.
— А куда мы идем? — спросила Юлька, когда они вышли наконец из Кремля к Манежу.
— Как куда? Ко мне.
— Зачем? — снова остановилась Юлька.
— Знакомиться с родителями.
— Вот так сразу? — недоверчиво спросила она.
— А чего тянуть? Упадем в ноги. Они нас благословят. Потом все весело танцуют среди картонных берез…
Юлька ожесточенно размахнулась и что было сил огрела его сумкой по спине.
Она глянула на просвет в пустую гостиную и кухню и вошла следом за Игорем в его комнату.
— А где родители?
— Наверное, на дачу свалили… Музыку любишь? «Битлз», — Игорь вытащил диск из стеллажа.
Юлька замерла у дверей. Все происходило именно так, как говорили девчонки: предки на даче, музыка. Сейчас начнется… Но отступать было уже поздно. Юлька сунула кулаки в карманы юбки и прошла в комнату.
— Мне все равно.
— Опять «все равно»?
— Ну поставь, — досадливо сказала Юлька.
Игорь врубил вертушку и развалился на диване нога на ногу.
— Садись, — похлопал он по дивану рядом с собой.
— Не хочу.
— Кофе хочешь?
— Нет.
— Слушай, ты сама-то замечаешь, что сначала говоришь «нет!», а потом уже думаешь?
Юлька независимо пожала плечами.
Игорь жил в двух шагах от Кремля, на тихой улице Грановского, но пока они дошли до увешанного мемориальными досками дома, Юлька сто раз готова была плюнуть на все, повернуться и уйти. В училище она привыкла к простым словам, когда говорится то, что слышится. Тебе могут сказать «ты мне нравишься», тогда можно ответить «ты мне тоже» или «извини», могут сказать гадость, тогда можно ответить тем же или просто дать в морду. А Игорь ни слова не говорил всерьез. То есть, наоборот, он все говорил абсолютно серьезно, а когда Юлька, как дура, верила и начинала объяснять или спорить, все оборачивалось хохмой. И обижаться было глупо, и терпеть глупо. Надо было разговаривать на его языке, которого Юлька не знала.
И квартира была совсем не похожа на ту, что привиделась Юльке в счастливом полусне. Громадная, пятикомнатная, в лакированном паркете отсвечивает морозное солнце, в гостиной старинная мебель — всякие резные конторки и кресла, гравюры на стенах.
А у Игоря, наоборот, все современное, стеллажи на роликах, низкий плоский диван-«сексодром». Юлька хоть и старалась не пялиться по сторонам, как бедная родственница, но увидела и компьютер на столе, заваленном бумагами и книгами, и видак с разбросанными вокруг кассетами, и, что особенно поразило, пылесос «Панасоник» в углу. А в окнах — купола и звезды Кремля, как на открытке. Юлька впервые в жизни была в такой квартире и вообще давно не была в нормальном человеческом доме.
А Игорь с улыбкой наблюдал, как она ходит по комнате, старательно выдерживая безопасное расстояние от дивана.
— Слушай, ты откуда такая?
— Ты все равно не знаешь, — с вызовом сказала Юлька.
— А все-таки?
— От Хабаровска час на самолете. И там еще автобусом. Поселок Рудник.
— А-а, сибирский характер, — понимающе сказал Игорь. — Есть женщины в русских селеньях…
— Ага. Есть.
— А как в балет занесло?
— А так. Мимоходом… Ну, а ты чем занимаешься?
— Учусь. В университете. Вторая древнейшая профессия — журналист.
— Да? А первая какая?
— Ну-у… — опешил Игорь. — Как бы это тебе объяснить…
Юлька в этот момент подошла слишком близко к дивану. Игорь раскинул руки — «как бы это объяснить?» — и будто невзначай обнял ее за талию. Юлька мгновенно вывернулась и отскочила.
— Что такое? — невинно поднял брови Игорь.
— Ничего, — буркнула Юлька. Она растерянно, двумя руками держалась за «молнию» на бедре и неудержимо краснела.
— Да что случилось? — уже всерьез сказал Игорь.
— У тебя булавка есть? — не глядя на него, спросила Юлька…
В огромной ванной, где можно было поставить гарнитур и жить, она развернула юбку, которую носила с пятого класса и которая за это время превратилась в мини, «молнией» вперед. От резкого движения старая «молния» лопнула по всей длине. Юлька, как сумела, закрепила ее булавкой. Вышла, поправляя булавку, ногой закрыла за собой дверь и, как шла, склонив голову, так вслепую и наткнулась на стоящего в прихожей мужчину.
— Привет, — поздоровался мужчина, с интересом разглядывая ее.
— Добрый день, — сказала вошедшая за ним женщина.
Юлька застыла в ужасе, ни жива ни мертва. Она представила, как выглядит сейчас, этакий замученный цыпленок с куцым хвостиком на резинке, в застиранном свитере и шерстяных колготках, вышедшая из ванной в задранной под грудь юбке.
— Здрасьте… — пролепетала она, пытаясь незаметно, сзади стащить юбку на место.
— А-а, давно не виделись! Какими судьбами? — появился в дверях комнаты Игорь. — А вот и предки, — пояснил он Юльке.
— Ты понимаешь, старый, — виновато сказал отец. — Ты будешь смеяться, но билетов нет. Воскресенье. Народ припал к живительному роднику.
— Давайте обедать, — сказала мать. — Этот обормот ведь вас голодом заморит.
Родители прошли на кухню.
— Я не пойду, — отчаянно зашептала Юлька. — Ты представляешь, что они подумали?
— Поздно боржом пить, когда желудок вырезали, — развел руками Игорь…
Пока мать разогревала суп в микроволновой печи, а Игорь с отцом выставляли на стол восьмиугольные стеклянные тарелки с закуской из холодильника, разнокалиберные приправы в бутылочках и резали хлеб, Юлька сидела за столом, неловко сложив руки на коленях.
— Познакомил бы с девушкой, — сказал отец. Они были очень похожи с Игорем, даже говорили с одной интонацией — абсолютно серьезно.
— Это — Юля! — торжественно сказал Игорь. — Юля — балерина!
— Интересно… Первый раз вижу рядом живую балерину. С президентами общался, а тут — пробел…
— Я не буду, — замотала головой Юлька, когда мать поставила перед ней тарелку с супом.
— Диета? — понимающе спросила та.
— Нет. Просто не хочу.
Отец тем временем достал бутылку вина и рюмки. Юлька накрыла свою ладонью.
— Сухое, — отец продемонстрировал этикетку с генеральским набором медалей. — Вам запрещают?
— Не люблю.
— Ну, за гостью, — все, кроме Юльки, выпили и принялись за первое.
— Был сегодня на балете, — сообщил Игорь.
— Не может быть!
— Может! — кивнул Игорь, дожевывая. — Юля потрясающе танцевала. Просто… душой исполненный полет… Сюжет — животрепещущий. Твои, па, международные дела — детский лепет. Пересказываю: дело происходит во Франции. Или в Германии. Семнадцатый век. Или восемнадцатый. А может, девятнадцатый — все равно… Итак, — Игорь таинственно понизил голос и простер руку, — юный пейзанин любит юную пейзанку…
Юлька пнула его под столом так, что Игорь затих, склонившись над тарелкой — то ли от боли, то ли от смеха.
— Я как раз в Англии был, когда Григорович приехал, — сказал отец. — Это даже не провал — хуже чем провал: они с юмором о гастролях писали. Похоже, у них наш классический балет ассоциируется с эпохой Брежнева — та же степень окаменелости.
— Кто-то должен сохранять традиции, — ответила Юлька.
— Я не о традициях, а об уровне. Как раз у них традиции сохранились в чистом виде, еще со времен Павловой и Нижинского. И, кстати, «Всемирная школа русского балета» — в Вашингтоне, а не в Москве. Что абсолютно закономерно. Потому что нынешний Большой — это действительно из области черного юмора.
