Реклама полностью отключится, после прочтения нескольких страниц!
Подруги пробовали отговорить Мону от ее решения, но она была непреклонна. Им было ее жалко, но настаивать они не решались. Пусть поступает, как хочет.
— Такая девушка, как ты, Мона — красивая, образованная, хорошо воспитанная — заслуживает самого прочного семейного счастья, — сказала Алият.
— А в своем будущем, которое опирается на обман, вы уверены? — спросила Мона.
— Оно опирается на любовь! — возразила Сания.
Растерявшись, Алият пробормотала, что Хусни Хигази — человек надежный и умеет хранить тайны. Но Мона сказала только:
— Дело ведь не в том, каков Хусни Хигази.
Алият взволновалась еще больше:
— Знаешь, как бывает в кино: любая случайность может все испортить.
Сании это надоело, и она заявила не терпящим возражений тоном:
— У нас не было выбора. И теперь нам остается лишь мужественно встретить свою судьбу.
От разговора с Моной на душе у Алият и Сании остался неприятный осадок. В них пробудилась неясная тревога. Но в конце концов будь что будет — от судьбы ведь не уйдешь!
Мону совсем не радовала победа ее принципов и порядочности. Ее все чаще одолевали сомнения — а правильно ли она поступила? Значит, и она способна делать глупости, совершать необдуманные поступки? И она не могла не признаться себе, что по-прежнему любит Салема Али. Однако Мона отдавала себе отчет в том, что никто, кроме нее самой, не может вывести ее из тупика, в котором она очутилась.
Неожиданно в отпуск приехал брат, доктор Али Захран. Мона очень обрадовалась. Она рассказала Али о своем неудачном романе. Али огорчился. Но у него были собственные неприятности.
— Знаешь, я решил эмигрировать, — сказал он.
— Как так? — удивилась Мона.
— Честно говоря, я все давно обдумал и твердо решил уехать из Египта.
— Но ведь ты собирался поехать в научную командировку?
— А, это долгая история! Одна волокита! Мне надоело ждать, и я решил уехать.
— Но как? Куда? На что ты будешь жить?
— Я завершаю исследования по паразитологии. Пошлю свою статью приятелю, который уехал в США. Пусть покажет ее в каком-нибудь университете или научном центре. И буду ждать приглашения на работу. Мой приятель именно так и попал туда.
— Я поеду с тобой! — заявила Мона. — Я специализировалась по статистике, да и английский знаю неплохо.
— Вдвоем уезжать веселей, — засмеялся брат.
Мона и Али сообщили родителям о своем намерении. Те начали их отговаривать. Зачем куда-то уезжать, когда обоим легко сделать карьеру у себя дома, в Египте.
— Но положение в нашей стране совсем не такое, как вы думаете, — заявил брат.
— И оно не изменится в лучшую сторону, — добавила сестра.
Отец попытался воззвать к патриотизму сына, но Али грубо перебил его:
— Родина — это ведь не географическое понятие, часть земли, очерченная государственными границами. Родина — это система мышления, духовные ценности!
Отец был страшно расстроен. Сам он принадлежал к поколению 1919 года, для которого патриотизм был живой силой. Решение детей его возмущало и обескураживало. Он не находил ему никакого разумного объяснения. И страдал оттого, что и сын и дочь равно остаются глухи к его увещеваниям. С глубокой горечью он упрекал детей за то, что они хотят бросить его и мать, не желают жить с ними в родной стране.
Мона очень любила отца, но не могла с ним согласиться. Ее удивляло, что поражение воскресило в его сердце горячие патриотические чувства. А вот она умеет подчинять чувства требованиям здравого смысла. Точно так же поступают Алият, Сания да и ее брат Али. А она чем хуже?
И Мона сказала брату:
— Наша жизнь здесь лишена цели.
— А мне кажется, что я и вовсе не живу! — воскликнул Али.
— Вот почему нам надо уехать отсюда.
— Мы и уедем при первой возможности!
Мона чувствовала себя беззаботной туристкой, и разрыв с Салемом Али вдруг отодвинулся в прошлое.
Все подруги и знакомые Моны скоро узнали о ее намерении. Мона предавалась сладким мечтам о чистой любви и достойной жизни, огражденной от бед и несчастий.
Мона возвращалась из библиотеки домой и на площади Талаат-Харб вдруг увидела перед собой Салема Али. Конечно, они встретились не случайно. Впрочем, он и не собирался этого скрывать.
Салем протянул ей руку.
— Мне сказали, что ты собираешься уехать с братом в Америку. Я счел своим долгом попрощаться с тобой.
— Спасибо, — Мона холодно пожала его руку.
Но он, не обращая внимания на ее возмущенный вид, продолжал идти рядом с ней. Мона рассердилась.
— Я уже поблагодарила тебя за внимание!
— А я все равно не уйду, — невозмутимо возразил Салем.
— Это почему же? — с напускным равнодушием спросила Мона, — Теперь я твердо знаю, что люблю тебя. Это чувство на всю жизнь!
Мону захлестнула волна жгучей радости. Она даже глаза закрыла, но тут же постаралась справиться с собой.
— Все уже решено.
— Прошу тебя, пойдем в «Чайный домик».
По дороге Мона поняла, что все ее планы и намерения рассыпались в прах. А Салем торжествующе говорил:
— Любовь важнее всего на свете! Остальное — пустяки, не стоящие внимания. — Он вопросительно взглянул на свою спутницу: — Ты правда уезжаешь?
— Я уже сказала — да!
— А если бы я поехал с тобой?
— А что тебе мешает?
— Профессия! — засмеялся Салем. — Никуда не денешься — придется оставаться в психиатрической клинике.
Марзук Анвар и Алият Абду были зачислены на государственную службу одним приказом. Ее направили в министерство социального обеспечения, его назначили инспектором просвещения в Бени-Сувейф. Назначения были очень хорошие, но радость молодых людей была омрачена — ведь она остается в Каире, а он уезжает в Бени-Сувейф. А как же свадьба?
На вокзал Марзука провожали отец и Алият. Они сидели в буфете, ожидая поезда на Асуан. Отцу Марзука было шестьдесят лет, но на вид ему можно было дать и все семьдесят. Он был из тех людей, которые смотрят на жизнь просто, принимают ее такой, как она есть, и ни на что не ропщут. Сын давно уже был для него отрезанным ломтем, и, даже останься он в Каире вместо того чтобы уехать в Асуан, это ничего не изменило бы. Старик не отходил от сына. Он начал рассказывать о том, как жил в тридцатые годы, когда мировой экономический кризис захватил и Египет. Каждый день терпели банкротство все новые компании и фирмы, закрывались магазины и лавки…
Алият нагнулась к жениху и тихо спросила:
— Скажи, это твой знакомый? Вон тот, прямо перед нами?
Марзук поднял голову и увидел мужчину с трубкой в зубах, который пристально на него смотрел. Марзуку стало неловко, и он быстро ответил:
— Нет, я его не знаю и знать не хочу!
Он сказал правду, но в то же время ему почудилось, что он уже видел это почти квадратное лицо, блестящие внимательные глаза, лохматые брови, большую лысую голову. Но где и когда?
Алият снова зашептала:
— Он все это время не спускал с тебя глаз.
Увидев, что молодые люди смотрят на него, незнакомец встал и направился к их столику. Он поклонился и представился:
— Мухаммед Рашван. Кинорежиссер.
— Марзук Анвар. Служащий. Очень приятно! — Жених Алият встал и тоже поклонился.
Продолжая внимательно разглядывать Марзука, кинорежиссер спросил:
— Вам не приходилось выступать на сцене или сниматься в кино?
— Нет, — с недоумением ответил Марзук.
— А не хотите ли попробовать свои силы на этом поприще?
— Мне ничего подобного и в голову не приходило! — засмеялся Марзук.
— Могу предложить вам главную роль, — сказал режиссер.
— Как главную? — еще больше удивился Марзук.
— Я давно уже ищу подходящий типаж. И вот, увидев вас, сразу понял: это то, что мне надо. Ну, как?
— Надо подумать!
— Он едет на место своего назначения, — вмешался отец.
— У меня найдутся для него и другие роли. Я убежден, что его ждет успех, — не отступал Мухаммед Рашван.
— Но ведь он никогда в жизни не играл! — возразила Алият.
— Тем лучше! Я отшлифую его, и он заблестит, как бриллиант чистейшей воды.
У Марзука голова пошла кругом от такого соблазнительного предложения. Кто бы мог подумать? Он колебался недолго.
— Я согласен!
— Все-таки подумай, сынок! — посоветовал отец.
— О чем думать! Я согласен! Когда еще выпадет такой случай?
Мухаммед Рашван протянул Марзуку свою визитную карточку.
— Придешь завтра в десять утра по этому адресу. У тебя есть телефон?
Марзук отрицательно покачал головой.
— Твоя роль — новое слово в нашем кино, — продолжал режиссер. — В центре фильма юноша с университетским образованием, призванный в армию. Он приезжает с фронта в Каир на несколько дней и становится участником удивительных событий. В него влюбляется иностранка. Она уговаривает его уехать с ней…
— И он соглашается? — спросил Марзук.
— Вот фильм и должен ответить на этот вопрос. Только бы положение оставалось таким, какое сейчас.
— Какое положение?
— На фронте.
— А вы думаете, оно может измениться? — спросил отец Марзука.
— Так, во всяком случае, считает продюсер. Не то…
— Что же?
— Если мы потерпим еще одно поражение или даже одержим победу, фильму и его продюсеру не стоит ждать ничего хорошего! — засмеялся Мухаммед Рашван.
Марзук знакомится с женщиной неизвестной национальности. Она его давно выслеживала, но он об этом не знает. И заговаривает она с ним с притворным равнодушием, задает какой-то ничего не значащий вопрос. Он отвечает ей вежливо, вовсе не придавая значения этой случайной встрече. Однако его поражает красота иностранки. Он чувствует, что влюбляется. На нем военная форма, в глазах — решимость и бесстрашие.
Среди зрителей, присутствовавших на съемке, были Алият Абду, Сания Анвар, Мона Захран, Ибрагим Абду и Салем Али. Они смотрели, затаив дыхание, боясь помешать, боясь нарушить достоверность иллюзии. Но вот Мухаммед Рашван объявил перерыв, и все ожили.