— Сеньорита… я провожу вас… разрешите ваш кейс, — пробормотал маленький иностранец, но Рита не дала ему договорить:
— Давай свой портфель и грей уши! И не называй меня сеньоритой, а то меня будут дразнить.
— Я буду называть вас, как вы говорит…
— Зови меня Рита и на «ты».
— Рита… ты… — повторил Санчо.
— Я провожу тебя домой, потому что ты новичок.
— Новичок! — повторил Санчо и засмеялся: слово «новичок» показалось ему неожиданно забавным. — Я новичок, но я провожу вас… тебя, потому что я новичок-мужчина.
— Ты мальчишка, — усмехнулась Рита.
И от ее усмешки Санчо стало как-то не по себе.
В это мгновение долговязый парень с розовым от холода носом слепил снежок и запустил им в Риту. Девочка вскрикнула и закрыла лицо руками.
Жаркая сила бросила Санчо вперед. Он очутился перед долговязым, который был на голову выше его. Он бросил на снег портфель и что-то крикнул на своем языке. И еще что-то крикнул и вцепился в обидчика мертвой хваткой. Долговязый попытался высвободиться, но поскользнулся и упал. Два бойца покатились по земле. При этом они еще успевали наносить друг другу удары. А Санчо что-то гортанно кричал своему противнику.
Сбежавшиеся ребята с трудом растащили их.
Невысокий мальчик в очках со сломанной дужкой (потом Санчо узнал, что его зовут Шурик) поднял с земли упавшую шапку и надел ее на Санчо. Кто-то повел долговязого, который упирался, кричал: «Он первый… Я ему!..» — и размахивал своими длинными ручищами.
Санчо остался один со своей соседкой по парте. От удара у него распух нос и по губе текла тонкая струйка крови. Вид его был жалкий. Он чувствовал это, а присутствие девочки усиливало его неловкость. Санчо хотелось убежать, спрятаться. Но он продолжал стоять на месте, не решаясь поднять голову, чтобы не встретиться с Ритиными насмешливыми глазами. Он ждал, что она засмеется — ведь женщины не прощают мужчинам поражения!
Рита не засмеялась и ничего не сказала. Она подняла с земли горсть снега и приложила к его горящему носу. Снег оказался мягким, и от его прикосновения боль сразу утихла.
Санчо удивленно посмотрел на Риту.
— Снег… — сказала она.
— Я думал… камень, — пробормотал мальчик. — Белый камень.
Рита окинула взглядом маленького иностранца.
— Ты читал «Дон Кихота»?
— Мое имя из этой книги, — грустно сказал мальчик. — Правда, Санчо Панса мне не нравится…
— Ты больше похож на Дон Кихота. Сейчас у тебя был бой с ветряными мельницами, — сказала Рита. — Ты принял снежок за камень.
— Ветряные мельницы… — вздохнул Санчо, прикладывая снег к носу. Нет хлебного дерева — его лист исцеляет раны.
— У нас кровь останавливает лист подорожника. У вас растет подорожник?
— По-до-рож-ни-к?
Они шли по зимнему городу и время от времени переговаривались. Мимо мчались машины. Шли люди. Проплывали витрины магазинов. Снегоуборочная машина неутомимо сгребала снег железными руками.
— Давай-давай! — засмеялась Рита.
— Давай-давай! — повторил Санчо и, забыв про горящий нос, повторил руками движения машины.
— Интересно, за кого принял бы Дон Кихот эту машину, если ветряная мельница показалась ему злым волшебником? — спросила девочка.
Санчо внимательно посмотрел на свою спутницу и ничего не сказал.
Через несколько домов он спросил:
— Какое дело у твоего Па?
Этот вопрос поставил Риту в затруднение.
— Дело?.. У него нет дела… То есть у него работа.
— У моего Па тоже нет своего дела… Он служит в компании.
— В компании капиталистов? — спросила Рита.
— В банановой компании. Ты любишь манго? Сок…
— Очень! — воскликнула девочка.
— Манго тоже продает компания.
Сказав это, Санчо задумался. Потом он повернулся к своей соседке по парте и сказал:
— А мой дедушка был банджистом. Он погиб.
И, заметив, что Рита непонимающе смотрит на него, Санчо прижал к животу портфель и, перебирая воображаемые струны, запел незнакомую песенку, которую пел когда-то его дед:
Шаги перемешаны с пылью,
И солнце пылает, как медь.
У пальмы зеленые крылья,
Но пальма не может взлететь.
Припасть к этой зелени мне бы,
Забыться на десять минут;
Меня по лазурному небу
Зеленые крылья несут.
Эта песня прилетела в мирный город из тревожного военного времени, когда рвались бомбы и горела земля. И хотя Санчо пел ее на родном языке и Рита не поняла ни слова, ей почему-то стало жаль дедушку-музыканта, который не вернулся с войны.
— Почему он погиб, — спросила Рита, — если он играл на банджо?
— Он играл и пел против хунта… Хунта не любил Хуан-Мария… Фашисты стреляли…
Некоторое время ребята шли молча, как бы прислушиваясь к мелодии солдатской песни: «У пальмы зеленые крылья, но пальма не может взлететь…»
Неожиданно перед ними возник старинный дом с тяжелым балконом, который на своих плечах держали два каменных бородача.
— Мой дом, — сказала Рита и, кивнув на булочную, пошутила: — Наше хлебное дерево! Понюхай, как оно пахнет.
Санчо втянул в себя запах теплого хлеба и сказал:
— Вкусно! А наше хлебное дерево пахнет… травой.
— Теперь я провожу тебя домой, а то ты заблудишься.
— Но ты же… сеньорита, — запротестовал Санчо, забыв, что следует сказать «девочка».
— Я твой товарищ! — сказала Рита. — А когда товарищи, неважно девочка или мальчик.
— Очень важно — сеньорита или сеньор, — не согласился с ней Санчо.
— Дай твой портфель, — скомандовала Рита, — и потри уши, а то они у тебя совсем замерзнут.
Пошел редкий бесшумный снег. И Санчо, который никогда в жизни не видел падающего снега, остановился и стал смотреть.
— Белый, тихий дождь, — сказал он.
Рита протянула руку в варежке и поймала «белую дождинку».
— Смотри! — Она поднесла руку к самым глазам мальчика.
Санчо наклонился и увидел звездочку. Казалось, изумительный мастер тонким резцом вырезал ее из сверкающего камня. Мальчик сощурил глаза звездочка увеличилась, он увидел тончайшие узоры, которые строго симметрично располагались в лучах снежинки. Санчо оторвал глаза от снежинки и посмотрел на Риту. И ему показалось, что его новая подруга сама создает это удивительное чудо: звезду-снежинку.
— Что это значит, Санчо Родригес?! Ты приезжаешь в чужую страну, идешь в чужой колледж и в первый же день возвращаешься домой… с разбитым носом!
Отец и мать стояли в прихожей и сокрушенно смотрели на Санчо.
— Тебя обидели? — спросила Ма. — Новичков всегда обижают.
— Может быть, ты затеял драку? — строго спросил Па.
— Я вступился за… Риту.
— Тебе не за кого вступаться, ты же не на родине.
— Он бросил в нее белый камень.
— Он — в нее? — воскликнула Ма. — Он — в нее, — совсем тихо повторила она. — Он дикарь?
— Нет, — ответил Санчо. — Это оказался не камень, а комок снега.
— По-русски это называется «снежок», — со знанием дела сказал Пат. В этой стране есть такая игра — «в снежки». Дети лепят из снега комки и кидают друг в друга. Ты не Санчо, ты — Дон Кихот! — воскликнул папа.
— Мне это уже говорили, — сказал Санчо.
— Кто тебе это говорил?
— Рита.
Папа и мама переглянулись.
— Идем, мой Дон Кихот, — сказала Ма, — я промою твои тяжкие раны.
— Вероятно, завтра тебя вызовут к директору колледжа, — вздохнул Па, — а послезавтра пригласят меня…
На другой день Санчо торопился в школу. Он надеялся, что, переступив порог, сразу встретит Риту. Но едва сдал на вешалку пальто и очутился в коридоре, путь ему преградил долговязый с розовым носом. Санчо почувствовал, как лицо начинает гореть, а вчерашний снежок снова превращается в белый камень. Санчо захотелось немедленно броситься на долговязого и продолжить прерванный поединок, но он сдержался и, пропуская от волнения слова, сказал:
— Ты должен… Рита… извиниться!
— С какой это радости? — с вызовом сказал долговязый.
— Нет радости! — крикнул Санчо. — Сеньор… сеньориту…
— «Сеньор»! — усмехнулся долговязый и потер ладонью нос.
— Ты… сеньор… плохо… Ты нет сеньор! — Осколки фразы летели прямо в долговязого и выводили его из себя.
— Во! — сказал тот и показал кулак.
— Во! — отозвался Санчо, и его маленький смуглый кулак оказался под самым носом долговязого.
Долговязый оттолкнул Санчо. Санчо вцепился в долговязого. Он сделал это так стремительно, что противник потерял равновесие, не удержался на ногах и растянулся на полу. Теперь мальчики катались не по заснеженному тротуару, а по желтому паркету. Каждый пытался подмять под себя противника и оказаться наверху. Долговязый был сильным и тяжелым. Санчо же ловко ускользал из его ручищ. Неизвестно, чем бы кончился поединок, если бы в самый разгар не появилась Мария Павловна.
— Что это значит?
Ее голос охладил пыл бойцов. Они оглянулись. Мертвая хватка разжалась. Оба торопливо поднялись с пола.
— Извините… сеньорита… — тяжело дыша, пробормотал Санчо, приводя в порядок свой пиджак табачного цвета.
— Что это значит, Абрикосов? — обратилась учительница к долговязому.
— А чего он первый…
— Я — первый, — согласился Санчо. — Он обидел сеньориту… он должен извиняться… — Слово «извиняться» Санчо произнес по складам, с большими усилиями. — Если нет, мы будем снова…
— Вендетта? — спросила «сеньорита Мария».
— Вендетта?! — Санчо удивленно посмотрел на учительницу. Откуда ей известно это слово, дошедшее из глубины времен.
— У нас нет вендетты, Санчо, — сказала учительница, сочувственно глядя на мальчика. — Придется решить спор более современно.
Санчо опустил голову. В коридоре зазвенел звонок.
…Это неверно, что в каждом часе шестьдесят минут. Бывают часы, в которых сто минут и больше. Такие часы тянутся нескончаемо долго. Санчо ждал, что его, как предсказывал Па, вызовут к директору. Санчо ломал голову — как можно решить спор «более современно», без поединка, который «сеньорита Мария» называла вендеттой? Он чувствовал себя одиноким в снежной стране, где вокруг нет ни единой зеленой травинки, ни одной горсточки теплого песка и только луч солнца, преломляясь в морозном кристаллике, вдруг вспыхнет крохотной зеленой искрой и растворится в сплошной белизне.
