Эта концепция, вызывает, однако, немало возражений. Но, видимо, для характеристики римской культуры и оценки ее роли недостаточно лишь выявить то оригинальное, что создали римляне. Следует по возможности установить, как оригинальное сочеталось с заимствованным, как заимствованное перерабатывалось, абсорбировалось и в результате создавалось некое единство. Не менее важно выяснить, было ли это единство только синкретическим или же органическим целым? А этот вопрос непосредственно связан с проблемой открытости или замкнутости греческой и римской культур.
Обе культуры формировались и развивались на базе античной гражданской общины. Весь ее строй предопределял шкалу основных ценностей, которыми так или иначе руководствовались все ее сочлены. К таким ценностям принадлежали: идея значимости и изначального единства гражданской общины при неразрывной связи блага отдельной личности с благом всего коллектива, служить которому — долг каждого гражданина; идея верховной власти народа, ставящей античный город на недосягаемую высоту по сравнению с теми государствами, где правит царь, а все остальные жители — его рабы; идея свободы и независимости как для города, так и для граждан (при всем различии в толковании свободы она всегда противопоставлялась рабству); идея теснейшей связи гражданской общины с ее богами и героями, как бы тоже бывшими ее членами, пекущимися о ее делах, подающими знаки своей воли, требующими почитания, но не воспринимавшимися как верховные грозные боги других народов, установившие мировой и социальный порядок, неизменный и вечный. Такое восприятие божества и в Греции, и в Риме открывало простор свободному поиску в области философии, науки, искусства и самой религии, не связанному догмами и канонами, тем более что условия жизни античной гражданской общины исключали возможность образования как больших храмовых хозяйств, так и жреческой касты. Можно отметить также, что политическая жизнь как греческих полисов, так и Рима, борьба лидеров различных направлений, стремившихся заручиться поддержкой народного собрания, открытые судебные процессы, игравшие немалую роль в политике и привлекавшие массу слушателей, стимулировали развитие ораторского искусства, умения убеждать, а значит, и развитие логического мышления, во многом определившего методы как философии, так и науки. Сходство многих черт базиса создавало благоприятные условия для взаимовлияния культур, и прежде всего для воздействия греческой культуры на римскую.
Но сходство отнюдь не означало тождества. Рим во многом отличался от греческого, в первую очередь афинского, полиса. С самого начала своего существования Рим вел постоянные войны со своими соседями, что в значительной мере определило и его организацию, и весь строй жизни, и историю. Если греки создавали мифы о богах и полубогах, то для римлян в центре его мифологии был сам Рим, его героический победоносный народ, те, кто боролся и погиб за его величие. Боги, по убеждению римлян, лишь помогали им победить, выказывая тем свое особое расположение к римскому народу. Железная воинская дисциплина требовала воинских добродетелей — мужества, верности, стойкости, суровой непреклонности, гордого достоинства, несовместного с проявлением шумного веселья, допускавшегося в виде исключения лишь на некоторых праздниках. Такие добродетели требовались не только для войны, но и для мирной жизни, для исполнения долга хорошего гражданина. Абсолютная власть главы фамилии с детства приучала юношей к беспрекословному повиновению, к отсутствию собственной инициативы, собственного суждения. Под руководством отца они изучали ремесло воина и земледельца, обязанности гражданина и значительную часть жизни проводили в военных походах. Римский плебс, видимо, с гораздо большим трудом, чем афинский демос, добился своих побед, и победы его не были столь полными, как у афинского демоса. Борьба патрициев и плебеев стоила огромного напряжения сил с обеих сторон. В ходе ее вырабатывались различные формы организации как патрициев, так и плебеев. Первостепенное значение приобрела борьба за различные законы, вырывавшиеся плебеями у их противников, что обусловило особую роль права в жизни общества. Обе стороны использовали в своих интересах религию, первоначально очень близкую к праву. Патриции и вербовавшиеся из их среды понтифики толковали религиозно-правовые нормы, божественные знамения. Для плебеев религия санкционировала Принятые по их требованию сакральные законы, охранявшие неприкосновенность народных трибунов, священный долг патронов относительно клиентов и т. п. Тесная связь религии с правом, с политической борьбой, с одной стороны, повышала ее значение в жизни общества, с другой — способствовала ее формализации, детализации различных способов общения с божеством, узнавания его воли, исключала полет фантазии и, так сказать, «собственную инициативу» в религиозной сфере, не ставшей источником поэтического творчества. Упомянутые различия во многом определили путь освоения римлянами греческой культуры.
При этом надо учесть, что первоначально римляне знакомились с элементами греческой культуры лишь через посредство этрусков и городов Великой Греции (если не считать самых ранних контактов с ахейским миром). В полной мере они соприкоснулись с нею лишь в III в. до н. э., когда эллинская культура уже стала культурой эллинистической, т. е. когда полисы вошли в состав эллинистических царств и перед гражданами полисов, ставших подданными царей, встали новые проблемы, еще не стоявшие перед римскими гражданами, лишь два века спустя оказавшимися в положении подданных и лишь тогда в полной мере понявшими своих эллинистических предшественников.
Таким образом, при сходстве в базисе, облегчавшем гражданам Рима освоение духовного наследия греческих полисов, на пути к полному заимствованию ими греческой культуры в тот период, когда они получили возможность хорошо ее узнать, стояло два барьера: известное различие в системе ценностей и различие стадиальное.
Как при таких условиях в те или иные эпохи римской истории воспринимались и перерабатывались эллинские и эллинистические влияния, как синтезировались римские и греческие основы в единую позднеантичную культуру и какой вклад внесли в нее римляне — один из важнейших вопросов, непосредственно связанных с упоминавшейся проблемой открытых и закрытых культур.
Но он имеет еще одну сторону. Достаточно известно, что постепенно формировавшаяся греко-римская, античная культура по мере увеличения римской державы, превратившейся в Римскую империю, так или иначе распространялась по римским провинциям, в свою очередь вносившим в нее свой вклад. Обычно этот процесс определяют, с одной стороны, как романизацию провинций, с другой — как ориентализацию и варваризацию империи, что вело к некоему синкретизму, особенно ярко проявлявшемуся в сфере религии, но нашедшему свое выражение и в других областях. Здесь опять-таки возникает необходимость выявить корни, сущность и значение таких процессов и факторов, тормозивших их или стимулировавших. Очевидно, что факторы эти были связаны с факторами базисными, определявшими возможность проникновения и освоения иноземных влияний. Романизации культурной предшествовала и сопутствовала романизация социально-экономическая. Система ценностей, мировоззрение, сложившееся на основе строя античной гражданской общины, могли утвердиться в тех областях империи, где гражданские общины, античные города играли ведущую роль. Там, где в большей или меньшей степени сохранялись дорийские отношения (кровнородственные и сельские общины, внегородские имения местной знати и храмов), население могло усваивать латинский и греческий языки, называть своих богов римскими и греческими именами, воспринимать некоторые формы римского образа жизни, но все это не разрушало основ его мировосприятия. Когда ослабело влияние в провинциях римского и романизованного правящего класса и он стал сменяться новым, вышедшим из глубин провинциального населения, стали выступать на поверхность, крепнуть близкие этому новому господствующему классу элементы культуры, в той или иной мере оплодотворенные элементами культуры античной. Следовательно, они никогда не умирали, а были, так сказать, лишь загнаны вглубь, давая, однако, так или иначе о себе знать и в религии, и в искусстве, предшествовавшем греко-римскому провинциальному искусству и его пережившем. Как сочетались культура и мировоззрение римского и туземного провинциального населения — вопрос, неизбежно встающий перед исследователем.
С другой стороны, нельзя обойти молчанием и влияние провинций на Рим. Влияние западных провинций заметно в общем мало, хотя кое в чем оно все же обнаруживается (например, в распространении по Италии, видимо, заимствованного из Галлии культа строительных инструментов как символа созидательного труда и честной жизни; в заимствованиях некоторых элементов обычного права, связанного с общинами; в типичной для поздней античной культуры идеализации жизни «варваров», основывавшейся на некоторых чертах строя жизни германцев, британцев, гетов). Слабость такого влияния понятна, поскольку стадия развития народов большинства западных провинций была для римлян давно пройденным этапом.
Гораздо ощутимее влияние восточных провинций с их тысячелетней государственностью и культурой. Но и это влияние, «ориентализацию», нельзя преувеличивать. Заимствовалось то, что не противоречило мировосприятию римлян. Так, в частности, было с восточными культами, из которых устранялись некоторые части их ритуала, противоречившие римской этике. Даже в III в. н. э., когда, по распространенному мнению, «ориентализация» империи зашла очень далеко и восточные культы среди некоторых слоев населения сильно распространились, императору Элагабалу не удалось ввести почитание своего эмесского бога, сопровождавшееся, с точки зрения римлян, дикими и непристойными обрядами. А когда Аврелиан ввел общеимперский культ Непобедимого Солнца, он построил его по привычному для римлян образцу.
