Или например такой «сильно-гиперболический», по замечанию В. Иванова, образ:
Но говорят твое сердце
Бродило по улицам в осень,
Опираясь на посох
И всюду меня искало…
Трагедия — сдвиг души — естественно выливается в резких, сдвиговых, образах:
Луна пришла на ходулях
И постучалась в отекло,
Где это мы? Не в аду ли?
— Так невозможно светло!..
Естественно, что высокая луна появляется на ходулях — но каким образом? Не такли, как у Маяковского.
Раскинув луч — шаги
Шагает солнце в поле.
Или, как предполагал авгор, ходули — длинные тени от оконной рамы, отбрасываемые луной?!..
А вот о времени, бредущем медленно-провинциально, тоскливо, скучно:
Было нас двое: я и дремота,
Время лениво щелкало орешки…
И наконец о гибели вселенной:
Все церкви заперты паникадильным ключем
Сторожа ушли на пикник
Умерших…
Здесь образы уходят в «наобумные» дали!..
От сдвиговых образов один шаг к сдвиговым словечкам к поэтическому слово-творчеству, словообразу:
Там старая зима из матовых сребринок
Зимяткам маленьким нашила перелинок.
· · · · · ·
Узкие врата прощальни
Я запереть не могла…
· · · · · ·
Рыбка у зыбки — таясь
Лакала из глаз ребенка
Выпученные обедки дифтерита
Прямо из карусельного кружева
Ночью выпал бордюрный мальчик
В червячью, мягкую ямку.
Ямка — могилка, вякающая, неприятная, — звукообраз! Может быть дальнейший путь поэтессы — заумный язык со всем его звуковым и образным богатством!..
У Хабиас сдвиговой прием сильно обнажен, на первом плане, а за ним волочатся мокрым хвостом рассказ, тенденция, тема.
Обилие неологизмов, переходящих в звуковой ряд, в разорванное слово, заумный язык… Вот шорохи, движение тела, любовная шалост ь—
Шорчато шар-шур!
Передача улиц: кружение слов по городу и беготня города в словах—
Ласкаю кольцами городу
душу жимают кулак
а встречных желт подбородок
панталонах болтает па
глазами лезу лестницу
веретенье лыбьих домов
а память стынет навесом
набухшия вен пятачкам
истертых лохм а хмокают
писк шлюхи прежними
а я теперь опоряжняя
мотаю локонов клок,
Кольца души поота обнимают улыбки (лыбки) облысевших домов и улицы после продолжительного отсутствия. Строятся отдельные сценки городской жизни:
Случал кронштейн с крышей
бицепс бараб брань
высоко забирает рыжий
седьмой плечом достать
облягнула стена щипцами
и нащуп пробковый лоб
оглоблей рука без рубахи
через солнце молотом бьет
а в казачьи усища кронштейна
бородавку тощих костылей
чтобы ветер вьюзг в отчаянии
подгибая под ним колени.
Сдвиговой прием оживляет конструкцию стиха, динамизирует слова!..
Даже засидевшаяся в кресле бабушуа прорезывает зрителя:
Серым сюртучке. Переломлен книгу
На какой странице Иоанна покинула
Нонешний году и смерть ближе
А дедушка улыб над диваном.
Поэт Хабиас чувствует в себе присутствие небесных светил:
О кланяйтесь мне совнархозы
Священник и шимпанза
Я славнейшая всех поэтесин
Шафрана Хебеб Хабиас.
Пряность последней строчки — контраст архи-современных словечек на шляпе священников и шимпанз.
Дорогой тов. Крученых!
Спешу поделиться с Вами некоторыми своими наблюдениями в области звукообраза.
Смысловое значение какого нибудь данного слова прямым ассоциативным путем вызывает ряд других слов — значений, ничем друг с другом не связанных, кроме чисто субъективных представлений.
Звучанье слова, фонема, определенная звуковая конструкция — излучает ряд других слов, фонем, органически спаянных друг с другом совершенно объективными, звуковыми условиями. Я называю такой ряд — рядом фонетических ассоциаций.
«Звуковые повторы», не так давно установленные О. Бриком в качестве давно существующего стихотворного приема и принцип Хлебникова — «внутреннее склонение слов» — суть родители фонетических ассоциаций.
Сейчас этим приемом начинают пользоваться в широком масштабе.
и в третий плеснув, уплывает звоночек
сплошным извиненьем: жалею не здесь.
Ряд: звоночек—извиненьем—здесь, — до такой степени связаны фонетически, что в композиции всей вещи образуют прочную ветку темы звененья, совершенно закрепляя ее.
Еще из Пастернака:
милая, моргая, поспит где то сладко
и фатаморганой любимая спит…
Моргая-фатаморганой! Здесь совершенно невероятное остранение (термин Эйхенбаумана, кажется) слова фата-моргана. Звуковая целесообразность вполне оправдывает рискованное применение этого слова и укрепляет за ним новую значимость.
Еще позволю привести пример из своей последней вещи:
И ползя на рейд черпать,
Пузоватый кузов
Гнал качая черепа
Черепах-арбузов
первый ряд: черпать — черепа — черепах (укрепление темы арбузов) второй: — пузоватый — кузов — арбузов (темы парохода).
Здесь скрещиваются два ряда. Получается короткое смыкание и — искра разряда, запечатлевающая звуко-образ.
И так — вывод:
«фонетическая ассоциация» — сильный прием, позволяющий развивать и закреплягь данную тему в плане определенной стихотворной композиции.
Если хотите — «фонет. ассоц» некий каламбур, но это совсем не плохо, потому чте словесная острота и неожиданный блеск, возведенные в степень поэтического приема приобретают ценность прекрасного оружия… но пользоваться им следует с большим тактом, помня, что чисто механическое применение (без подлинного чутья к языку) обращает его острие в грудь безтактного бойца.
привет Валетин Катаев.
Пекинская горка
зима 922 года.
„Крученых
ногу втыкаешь ты
в мяхкаво евнуха".
Рисунок — перпендикуляр сразмаху!
Необычное положение ноги: штопор или бурав…
Композиция у Пушкина — естественное хождение, шатание из угла в угол и только смерть прекращала приводила необходимую для рисунка черту!..
А в приведенном Терентьеве — необычность живописной компановки!
«Мой милой лежит в больнице,
В поле дерево растет»!
«Пароход плывет по Волге
По стене верблюд ползет»!
Горизонталь пароходного рейса, пересеченная вертикалью карабканья верблюда — верблюд воткнутый в пароход!
Кажущаяся нелепость — мудрость рисунка!..
Живопись — проявитель такой композиции поэта и начертание звуков: ударяемые крученых и ты дают звуковой тык штычен в отдувающагося как пуховик «мяхково евнуха»!..
«Как памятник трезвый
Публично сплю»
(Человек не стесняющийся делать публично все!)
Памятник ложится, но сейчас же протестует, и встает, потому, что он «трезвый»: резкий, прямой, резво вытянутый во фронт!
И тут же — «сплю» — распластанная постель (сравни: лежа бегаю)
Перпендикуляр мигающий!
Все изображается в неприсвоенном положении и направлении: ветер дует снизу — «вой из войлочной туфли лихо радуй».
— лихо радуй и лихорадуя (лихорадочно и пр.)
«Пока не упрусь дощатой подошвой
В собственный каинный рост>…
«Суп наголо» —
суп выдернутый наголо!..
«Красота со ввломом»!
— лом продыравливающий икону!
«Совершенно неизвестно чего пожелает
Мой желудок
Хотябы через пять лет
С луком растянутого бульдога
Ежа
Баталион телят
Пли перепоротую кашу Лилилильню
Ив фисталя».
Построение: растянутый бульдог (растянутый куб!), воткнутый еж (нож), марширующий баталион телят(!) и снова — каша разливная и перепоротая
Поэзия что такое?
Укража дойное молоко
А корова?!!!!
Слово!
А бык????
Язык!
Корова стоя читает газету. Ноги — четыре перпендикуляра. Бритва языка подкашивает тяжелого быка — поэзия определяется графически! (Только при разборе я заметил что в рукописи после четвероногих слов по четыре вопросит, и восклиц. знака!)
Каждое построение протыкается, проткнуто (проклято):
«Сливки мокко модница
Висла яблоко Николай угодник»
Созвучныя слова. Общность их и в пострении, которое выражается одним рисунком (—11): поверхность сливок на тарелке, рядом, — стоящие жестянки и модница Яблоня повисла — а может река Висла или висячая — и на берегу яблоко-ня, а повыше гладильной скрижалью заушающий Никола Угодник —
— не подходи, а то выгладит!
В страхе бегут «дезертировавшие меридианы» — сухощавные поджарые спортсмены, растянутые в бесконечность (лежачие бегут)
Три названия перпендикуляра:
1) кличка «трезвый» (человек)
2) Николай Угодник (дух)
3) Дезертировавшие мердианы (вселенная)
«Птица тройка! Кто за ней угонится»?!.
Наконец то Щедрин дождался, что (мы) стали к нему перпендикулярны — смотри его «будьте перпендикулярны» (сравни: «я очень вам перпендикулярен»)…
Воткнутый под прямым углом кинжал классической трагедии не трогает современного сердца: он кажется холостым чертежом. По Аристотелю красота доканчивалась гибелью. Акробатические выдумки старого искусства не были сами но себе достаточно интересны, почему публика верить могла в основательность танца только посте сломанной шеи: это ее убеждало и восхищало!..
«Красота в погибели»
«Любовь и смерть»
«Философия трагедии»
«Paй на небеси»
Веселье достигалось привешенным черепом
«Прими сей череп Дельвиг, он
Принадлежит тебе по праву»
— Кубок — череп!
«Все, все, что гибелью грозит
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья»
Грубость вкуса, воспитанная старым искусством, требует искренности лирика и гибели в трагедии. Мы живом в варварское вромя, когда «дело» ставится выше «слова», а у Терентьева: «цветут какаисты Бревна смехом» воткнутая нога (кинжал) — цветет сама (интересно осуществить все это на сцене!), а что делается с продырявленным евнухом — для композитора не видно, — сажаем мудрецов на кол, устраивая громоотвод жизни
