Убежище нашли, хотя и слегка бестолковое - выломанные с корнями деревца, от которых в земле остались следы, похожие на две вмятины в отвесном боку холма из камней и земли - одна дыра побольше, другая поменьше.
Солдаты быстро сгрузили в большую дыру вещи, пока Мима стояла под дождём, смирная и угрюмая, смотрела вперёд и ждала приказа. Девис вздохнул. Понятно, одну её не оставишь, но и никому другому присмотр не доверишь. Ни бойцам, ни тем более Клюкве. Они даже толком не отдохнут, только всю ночь будут напряженно ждать утра и подвоха со стороны друг друга. А отдых нужен всем.
Значит, сам покараулит, не перегнётся.
- Вы в левом укрытии, я с пленной в правом. Доставайте тент и делайте навес, двое - там, двое - тут.
Бойцы беспрекословно подчинились, и вскоре у укрытия имелась своеобразная крыша, которая, впрочем, не особо защищала от ветра и сырости.
Девис расстелил на земле утепляющее покрытие.
- Садись.
Мима молча залезла под крышу, почти прижимаясь к земляной стене, из которой торчали белые тонкие корешки. Девис залез следом, усаживаясь рядом. Спать тут будет крайне неудобно, ноги будут торчать наружу. Хотя можно не спать, или на крайний случай спать по очереди.
Вначале он думал, что присутствие мужчины Миму напугает, или хотя бы смутит, но она казалась такой уставшей, что совершенно не реагировала на его близкое соседство, даже когда они соприкасались плечами или коленками.
Он достал еду и воду. На улице было так темно, что фонарик, который Девис зажёг для освещения, направив светом вниз, казался ярким, как крошечное солнце.
Ливень и не думал смолкать, пришлось выползать наружу и частью крыши забивать бока норы и подпирать покрытие камнями, чтобы сверху не текли ручьи. Девис вернулся под навес снова мокрый, уставший так сильно, что даже мысли не ворочались, предпочитая отдыхать. Однако он сел и обхватив руками колени, стал слушать звуки бушующей по ту сторону полиэтилена стихии.
- Командор, вам нужно отдохнуть.
- Я знаю.
Дождь лил, монотонный и полный сил, пахло грязью, свежими листьями и, пожалуй, женщиной. Последний запах зачаровывал, потому что был самым приятным, почти позабытым, таким тёплым.
Откуда же столько тепла в дождливую, пустую ночь?
- Ты тоже это чувствуешь? - вдруг негромко спросила каданка.
- Что?
- Это. Между нами. Если бы не война... не ситуация, мы могли бы стать друг другу близкими людьми. По-настоящему близкими. Мне всегда такого хотелось. Но я никогда такого не встречала. Так жаль. Даже выть хочется, что всё так поздно. Это несправедливо.
Девис продолжал пялиться на потоки дождя, то и дело сверкающие в свете фонаря.
- Чего молчишь? - почти прошептала она, смотря прямо перед собой. - Не знаешь, что сказать?
Он и правда не знал.
- Думаешь, я брежу? Думаешь, не знаю, что уже мертва? Что ты меня уже похоронил? И смотришь сейчас, видя перед собой бездушное тело? Ты и себя самого так воспринимаешь - оболочка без души.
Теперь командор вздрогнул и повернулся к каданке, всматриваясь в бледное, но совершенно спокойное лицо.
- Думаешь, я не знаю, что вы меня не отпустите... в любом случае? Подозреваешь, я говорю тебе сейчас нечто приятное, чтобы подмазаться... чтобы избежать своей участи? Надеюсь, что ты передумаешь и не убьёшь меня? Думаешь, я же вижу, не знаю как, но я читаю твои мысли, как открытую книгу. Не бойся, командор, я не стану молить о пощаде. Не стану просить того, что ты не можешь дать. Я уже распрощалась с жизнью... тогда, когда вышла навстречу солдатам Агранда. Просто она немного отложена во времени. Так что не будет ни красноречивой мольбы, ни обмана. И будущего не будет. Просто мне приятно, что последние часы ты тут... что рядом со мной именно ты - грубый, скрытный командор, перебивший немало моих соотечественников. Вот так. Веришь?
Девис не ответил, но молчание ответило само за себя. Он смотрел на её профиль, впитывал линии, женственные линии лица - мягкие скулы, ровный подбородок, морщинки вокруг глаз, такие появляются от смеха, но где он, смех? Куда он испарился, оставив после себя только память?
- Думаешь, мне не плевать? - сказала она и обернулась.
Командор растворился в этом свете женских глаз, подчинился гипнозу, закруженный, завороженный происходящим, наклонился и поцеловал её губы - бледные и холодные, такие притягательные, будто во сне.
И тут же отстранился. Не то чтобы отпрянул, как от чумной, просто отодвинулся, потому что этот поцелуй дал ему всё, что смог. Дал ему больше, чем дала бы ночь в обществе податливой женщины. Этот поцелуй был совершенно настоящим и даже, позволил он себе отметить, живым.
Но это ничего не меняло. Будущего нет.
Каданка больше ничего не говорила, не пыталась выяснить, вытащить и рассмотреть нечто, что пряталось где-то глубоко. Зачем? Она ведь тоже устала. Девис почувствовал затылком стену, которая почти ударила его, разлепил глаза и моргнул - оказывается, он просто заснул, зажмурился и заснул сидя, причём успел сползти на землю и растянуться в полный рост. Наверное, нужно было встать, ведь Мима...
Она сидела рядом, опираясь на руку и смотря на него сверху вниз - распущенные волосы свешивались по обеим сторонам лица, как занавески. Девис остался лежать на месте.
- Почему ты не спишь? - спросил он.
- Не знаю. Думаешь, у меня ещё будет время хорошенько тебя рассмотреть? Другой раз?
Ответа не требовалось. Вряд ли это было возможно.
- Ложись спать. Я подвинусь. Надо отдохнуть, чтобы... чтобы были силы на всё, что нам придётся сделать.
Девис протянул руку и выключил фонарик, чтобы не мешал спать. Рядом, вздыхая, заворочалась Мима, а потом на его плечо уверено пустилась женская голова, а на грудь - рука. Он закрыл глаза и перехватил тонкую кисть, накрывая своей.
Так спокойно... Видимо, им настолько не хватает её, обычной, нормальной жизни, что даже такой жалкий суррогат, лёгкие прикосновения практически чужих друг другу людей кажутся самыми впечатляющими на памяти.
Девис заснул, ощущая рядом отрывистое, слабое дыхание живой каданки, женщины со светлыми глазами, и думая, что ему хотелось бы её защищать, уберечь, укрыть от всего на свете. Хотелось бы ее охранять, обеспечить её безопасность.
Какая глупость!
Проснулся командор от шума - кто-то по соседству выкарабкивался наружу. Его рука так и лежала на руке каданки. Мима уже открыла глаза, и её взгляд казался вполне осознанным, хотя глаза припухли после сна.
Она молча убрала руку, как ни в чём не бывало, и отодвинулась. Ночь закончилась, унесла сны, мечты и нереальные надежды, которым не дано осуществиться. Всё бесполезно.
Девис поправил одежду и, не выходя, выглянул из-под тента, хотя, судя по звукам, дождя не было.
И верно - лужи, слякоть под ногами, но хотя бы на голову не будет капать.
Клюква выглядел ещё мрачнее, чем вчера, бойцы - слегка замученными, а Мима как будто совсем перестала реагировать на окружающих. Они собрали вещи и отправились в дорогу. Впереди - несколько часов похода, а потом основательный отдых, потому что к завтрашнему вечеру еще нужно незаметно добраться до храма - и сделать единственное, что способно остановить войну. Непонятным образом Девис веселел, когда думал, что всё может получиться. И получится, потому что Мима не врала, следовательно, всё зависело от него - а он готов умереть, положить своё существование к подножию памятника во имя мира, только бы, наконец, обрести покой самому и принести покой аграндцам. Только бы забыть о месяцах безжалостных, нелепых, непоправимых смертей.
