14 июня 1771 года генерал-аншеф Долгорукий повторил опыт командира своей юности.
— Первого из вас, кто взойдет на фас Переколи и останется жив, — сказал он, обращаясь к солдатам, — жалую я офицерской шпагой…
На этот раз первых было так много, что выделить самого-самого не удалось. Князь никого не обошел вниманием — всех наградил. Среди них был и двадцатилетий Матвей Иванович Платов. По свидетельству Н. Ф. Сирного, наш молодой герой «сумел до того приобрести расположение сего начальника, что князь оставил его при себе». Вскоре посыпались чины. В двадцать лет он становится войсковым старшиной, командиром полка Вот это начало! Видно было: далеко пойдет. Он и пошел далеко.
Твердыня пала. Ворота в Тавриду были открыты. Затем пали Арабат, Керчь, Еникале, Евпатория, Кафе, Бахчисарай. Сел им-Гирей бежал в Константинополь, где впал в немилость султана. Мустафа III провозгласил крымским ханом Девлет-Гирея.
… разил кичливых он татар!
Се Долгорукий, он и покоритель Крыма…
После падения Перекопа войска генерал-аншефа Долгорукого ринулись в глубь Тавриды. Девлет-Гирей, выпросив у султана солдат и посадив их на сто двадцать турецких галиотов, взял курс на Суджук. В конце пути начался шторм. Пучина поглотила почти все его корабли. С остатками десанта ушел он в Тамань, рассчитывая сплотить против России ногайские орды, кочевавшие раньше в Бессарабии, а с начала турецкой кампании переселившиеся на правобережье Кубани, перейти с ними Дои и отвоевать Крым. Но прежде надо было склонить на свою сторону самого сильного и влиятельного едисанского бея Джан-Магомета.
Крымский хан отправил к Джан-Магомету своего брата, Шаббас-Гирея, с богатыми подарками и письмом. «Да будет вам известно, — писал он, — что прислан я от турецкого султана для того, чтобы все вы были мне подвластны, в знак чего имею я от него фирман… И потому прошу всех приехать для общего согласия в Тамань. А кто не явится, тот будет сочтен противником магометанского закона»{5}.
Хан звал упрямого старика — тот не прибыл, угрожал ему — не подействовало. Мудрый бей решил не искушать судьбу и остался верен клятве, данной три года назад русской императрице. Когда татарские мурзы приехали к нему с уговорами, Джан-Магомет сказал:
— Не знаю, кто из нас останется в дураках, — мы или хан. Султан прислал его взять Крым, а не нас склонять под свою власть. Напрасно он грозит нам своим фирманом. Я доживаю восьмой десяток и многое повидал на своем веку. Помню, когда, стесняемый русскими, просил я униженно визиря пропустить мои кибитки через Дунай, обещая служить ему вместе с народом. Но он отверг мою просьбу. Я вынужден был уповать на милость Ее Величества и, к удивлению, получил от нее все, что хотел. А сколько бедных моих людей добывают себе хлеб на Севере. Право же, их больше, чем имеется у вас. Могу ли я после того воевать против русских? Нет! Я никогда не забуду благодеяний ко мне России и скорее соглашусь умереть, чем нарушить учиненную ей присягу.
Речь авторитетного старца произвела сильное впечатление на собравшихся. Рассудив, они сказали ему при прощании:
— Хоть мы и приняли подарки от хана и согласились было служить ему, однако же теперь не пойдем против русских{6}.
В первые годы поселения на Кубани ногайцы жили в согласии с казаками, но скоро почти все их мурзы перешли на сторону крымского хана. Над донскими станицами и хуторами нависла смертельная опасность.
В январе 1774 года скончался султан Мустафа III. Престол турецкий занял Абдул-Гамид. Он прислал в подкрепление крымскому хану значительные силы, и тот отправил их для покорения союзной России Джамбулацкой орды, кочевья которой находились в верховьях реки Ей. Там и совершил свой первый подвиг молодой старшина Матвей Иванович Платов.
Пройдут годы, войсковой старшина станет генералом и атаманом донских казаков, покроет себя неувядаемой славой в сражениях под знаменами Суворова и Кутузова, но его первый подвиг, совершенный 3 апреля 1774 года, долго не забудется в русской армии. В самом общем виде картину того неравного боя можно представить по официальным рапортам, которых дошло до нас немало. Труднее восстановить подробности тех давних событий. Впрочем, кое-какие возможности есть…
Николай Федорович Смирный, назначенный в 1812 году к графу М. И. Платову «по дипломатической части», «находился при нем в самую, можно сказать, блистательную эпоху воинской его славы». Вскоре после смерти знаменитого героя написал он его биографию. При всех недостатках этой слабой в жанровом и научном отношениях книги, она отличается несомненными достоинствами, ибо несет на себе печать и личных впечатлений автора о человеке незаурядном, и воспоминаний современников, и, что особенно важно, рассказов самого Матвея Ивановича о днях своей молодости…{7}
Ейский пристав Стремоухое, снарядив большой обоз с провиантом, отравил его под охраной казачьих полков Степана Ларионова и Матвея Платова на Кубань для продовольствия стоивших там русских войск. На ночлег остановились они у реки Каналах. Выслали в весеннюю степь пикеты. Легли спать. Перед рассветом прискакали дозорные и донесли, что «валит силы татарской видимо-невидимо». Без преувеличения, един должен был биться против двадцати, даже более.
