Утром, как и положено в праздничный день, Александр Васильевич отправился в церковь. Огонь с неприятельских кораблей нарастал. Турецкие пушки жестоко косили русских солдат, рвали в клочья палатки, разрушали слабые стены крепости и жилые дома, а он, как ни в чем не бывало, продолжал молиться, приказав артиллеристам не отвечать ни одним выстрелом:
— Дайте им выгрузиться без малейшего препятства.
— Уж не помутился ли разум у нашего командира? — спрашивал своего товарища один молодой офицер.
— Позволить столь сильному неприятелю свободно устроиться и изготовиться к атаке! — возмущался другой.
Суворов неистово крестился, прося у Бога помощи в осуществлении давно задуманного плана. А намечал он не просто отбить десант неприятеля, а полностью истребить его в полевом сражении. Потому и приказал генерал-аншеф не мешать выездке. И вот…
Флот турецкий подступает,
Турок на косу сажает,
И в день первый октября
Выходила тут их тьма…
В таком вот ритме солдатской песни передалось нам настроение того дня, надо думать, подогретое упоением победы. А какой ценой она досталась?
Не ошибся опытный А. В. Суворов: на косу перед Кинбурном выездился десант численностью не менее пяти тысяч отборных янычар, подготовленных французскими инструкторами. Русский полководец противопоставил им семь батальонов пехоты, двенадцать эскадронов регулярной кавалерии и три казачьих полка Василия Петровича Орлова, Ивана Ивановича Исаева и Павла Дмитриевича Иловайского{15}.
Командующий десантом Эюб-ага отослал в Очаков суда, доставившие его янычар на косу, и таким образом отрезал им путь к отступлению. По-видимому, прав был турецкий историк Вассиф-эфенди, сказавший как-то о солдатах султана, что они могут сражаться с присущей им храбростью лишь в самых безвыходных ситуациях, когда нет уже иной возможности спастись, как победить врага. Такие условия и создал им командир{16}.
Поспешно высаживаясь на берег, янычары брались за лопаты, чтобы окопаться и посредством ряда траншей, идущих поперек косы, подобраться к стенам крепости.
Однако из-за близости подпочвенных вод их ложементы не могли быть достаточно глубокими. Поэтому сооружались брустверы из мешков, набитых песком. А между линиями укреплений устанавливались переносные рогатки.
А. В. Суворов позволил туркам приблизиться на двести шагов к гласису и залпом из всех орудий дал сигнал к общей атаке. Казачий полк подполковника Исаева рысью вырвался слева из-за крепостной стены, врубился в авангард неприятеля и в одно мгновение уложил на месте до ста человек. В числе первых пал и храбрый Эюб-ага, хорошо знавший Кинбурн. В то же время четыре батальона пехоты под командованием генерал-майора Ивана Григорьевича Река вышли из ворот цитадели и со штыками наперевес устремились вперед. Поражаемые огнем с кораблей флотилии, они с умели-таки вытеснить янычар из десяти траншей. Но противник получил подкрепление и напряжение боя усилилось.
Стрелять стало уже невозможно — слишком близко сошлись отважные воины. И те и другие пустили в дело штыки и приклады. Янычары дрались с остервенением, вдохновляясь грохотом сотен орудий. Особенно досталось пехоте, потерявшей много людей. Погиб один из лучших ее командиров секунд-майор Егор Булгаков. Был ранен и вынесен из боя в безопасное место старик И. Г. Рек. Но тут подоспели казаки В. П. Орлова и П. Д. Иловайского. Турки взялись за сабли, сломили русских, опрокинули их и отбили свои ложементы{17}.
А. В. Суворов бросил в атаку последние батальоны и легкоконные эскадроны из резерва. Выхватив шпагу, он лично повел солдат в самое пекло боя. Неожиданно под ним рухнула сраженная ядром лошадь. Два янычара, увлекая до тридцати своих товарищей, кинулись на русского полководца.
— Спасайте генерала! — ошалело заорал гренадер Степан Новиков и один, не задумываясь, устремился на врагов, первого проколол штыком, второго застрелил, бросился на третьего{18}. Остальные спаслись бегством. Позднее художник К. И. Кеппен увековечил подвиг рядового Шлиссельбургского полка в картине, написанной в характерном для времен стиле классицизма: эффектное освещение, театральные позы, блестящая техника…
В это время знаменитый корсар Ламбро Качиони, находившийся на службе у Ее Императорского Величества, отделился от эскадры нерешительного адмирала Н. С. Мордвинова, двинул свою галеру «Десна» против турок, отогнал семнадцать их кораблей, но остальные не прекратили пальбу. А. В. Суворов «получил картечу в бак, потерял дух и был от смерти на полногтя». Во всяком случае, так он писал своему «высокопревосходительному брату» Петру Абрамовичу Текелли{19}. Генерал-аншеф лишился чувств, был унесен с места сражения, но скоро пришел в себя и вернулся в строй. Янычары дрались отчаянно. Русские отступили в крепость. Казалось, сражение проиграно бесповоротно.
