Поэзия проблем не поднимает.
Прогулочный себе усвоив шаг,
Она, увы, не только не ломает,
Но даже и не скрещивает шпаг.
Не слышно звона стали напряженной...
Иль нечего из ножен вынимать?
Ни поразивших нет, ни пораженных...
Иль не за что нам намертво стоять?
Ужель и вправду, времечко такое —
Блаженное! — настало наконец,
Когда в объятьях лени и покоя
Спокойно может пребывать певец —
Подвижник духа, времени глашатай?
Восстань от сна! Яви себя, яви!
Иль больше нет ни «полосы несжатой»,
Ни светлых слез, ни счастья, ни любви?
Мы, дети северных окраин,
Попав впервые в крымский рай,
От роз и солнца угорали,
Под соловьиный спали грай.
Следы забот, приметы горя
И даже лишние года
С нас нежно слизывало море,
И нам казалось — навсегда.
Без восхищенья на лице мы
(Уже не труженики — знать!)
Лежим на камнях драгоценных,
Полузабыв отца и мать.
...Но в сад, гремящий соловьями,
В изнемогающий нектар
Свалилось вдруг, как в море камень,
Неподражательное «Кар-р!»
Родная серая ворона,
На крымской почве ставя крест,
Низвергла с царственного трона,
Напомнив: вечером — отъезд.
Шорох волн, бытовые услуги
С неких пор отношу к мелочам:
Слишком темные ночи на юге,
Слишком тяжкие сны по ночам.
За неделю (итог неизбежен)
Здесь становится сердце больным:
Слишком резкая разница между
«Домом» здешним и домом родным.
Реют запахи роз и акаций,
Неумолчно гремят соловьи,
А мне снятся забытые, снятся,
Север, тихие избы твои.
Непрощающий, горький, суровый
Снится материн взгляд пред избой
И последняя наша корова,
Уводимая — да! — на убой...
Я бросаюсь в штормящие волны,
чтобы черные сны утопить,
И теперь голове моей черной
Несмываемо белою быть.
Ну так что ж! Поскорее за дело!
Превращайтесь в билеты, рубли!
Вдруг изба еще не опустела
И корову еще не свели?
Смейся, море, внизу голубея,
Самолету, прядущему нить
Связи с родиной... Может, успею
Все исправить и все возвратить?
Вот и вы, мои серые крыши!
Сердце бьется и верить велит:
Что́ морская волна не залижет,
То родная земля исцелит.
Родина встретит угрюмо,
Словно виня за отъезд,
Леса безрадостным шумом,
Холодом мокрых небес.
Мать — среди лета в фуфайке,—
Спрятав скотину во двор,
На беззаботные байки
Не повернет разговор.
Будет рассказывать с болью,
Истово, как никому,
Про неурядицы в поле,
Про неполадки в дому.
Больше — одной — не под силу
Неотпрягаемый воз:
Поистянулися жилы —
Диво ли? — век на износ...
Новое ехать на старом —
Мама права — не должно.
Надо кого-нибудь в пару,
А и сменить — не грешно.
...Слушаю, губы кусаю,
Спрятавшись за самовар.
И на глазах угасает
Мой черноморский загар.
Новое едет на старом.
Старое рухнет — беда...
Вспыхни на смену загару,
Алая краска стыда!
Тут — на прорехе прореха,
Эвон — дыра на дыре.
Ладно — успела приехать
К самой горячей поре.
Чистая правда сурова.
Знаем идущие вслед:
Не было дня выходного
Маме за семьдесят лет.
Неизмеримы потери
Наших досужих минут...
Ладно, что нам еще верят,
Ладно, что нас еще ждут.
Полыхают дальние зарницы,
Оседают тучи за леса.
До меня теперь не дозвониться —
Провода запутала гроза.
Ливни исковеркали дорогу...
Собственным здоровьем дорожа,
Не служа ни черту и ни богу,
Все машины спят по гаражам.
Золотые, ласковые, спите!
За собой не чувствуя вины,
Ни в Москву не выеду, ни в Питер
С отрешенной милой стороны.
Ввечеру на сенную подушку
Спать меня уложит соловей,
А подымет ранняя кукушка,
Зазывая в таинство ветвей.
Оценю радушие соседки
И пойду, куда она зовет.
Мне роса с черемуховой ветки
На ходу лицо ополоснет.
Легкий ветер под руку подхватит,
Проведет в заветный уголок,
Грянет хор невидимых пернатых,
Мягкий мох раскинется у ног.
Приглушенно-солнечным и пестрым,
Лиственно-березовым путем
Набреду на ландышевый остров
И останусь ландышем на нем...
Здесь хорошо: одиноко,
Несуетливо, легко.
В небе высо́ко-высо́ко,
В поле светло-широко́.
Встань да поди без оглядки —
Ни на одной из дорог
Не наступают на пятки.
Не норовят — поперек.
Разве что шмель-медуница
Рядом с тобой загудит,
Разве с что с гнездышка птица
Недоуменно взлетит.
Вольно деревьям и рекам!
Вольно ветрам и дождям!
Воля — побыть человеком
Предоставляется нам:
Взвесить-измерить былое,
Нынешний день осознать,
Рядом с остывшей золою
Травку-талан отыскать.
Травку найти, как ни странно,
И оробеть перед ней:
Что попросить у талана —
Выдумать стало трудней.
Денег? Любви? Или власти?
Всё? Или что-то одно?
...Снова загадывать счастье,
Вроде бы, даже грешно:
Может быть, с миру по нитке,
Может быть, дру́гомя, но
Все мне давалось с избытком,
Все и поныне дано.
Жизнью оказана милость
Истинная — не обман:
Есть у тебя прозорливость,
Вещая травка-талан!
Снова тебя обретая,
Детские сны воскрешу.
Все-таки я загадаю,
Все-таки я попрошу:
Пусть не погаснет до срока
Это во мне и кругом —
Небо высоко-высоко,
Поле светло-широко...
Говорят, что утро летом
Щедро ультрафиолетом,
Ну а ультрафиолет
Нас хранит от многих бед:
От рахита, от бронхита,
От полиомиелита,
От печали, от хандры,
От кончины до поры!
Встанем рано, встанем ране,
Чем старинные селяне
(О теперешних — не речь:
В семь часов затопят печь,
В девять выгонят корову!
Нынче время пастухово
Не от зорьки до росы —
На своей руке часы.
Коль часы остановились,
Пастухи не пробудились:
Многорогие стада
От подворья — никуда!)
Мы ж, однако, не скотинки,
Встанем рано, по старинке,
Пастухов не погодим,
Полетим, куда хотим.
Затененные поляны,
Забеленные туманы,
За туманами в упор —
В желтых лютиках угор.
Первый лучик косоватый
Сонный лютик покосматил,
Вслед за ним принялся нас
Фиолетить про запас.
Наши кожные покровы
К фиолеченью готовы:
Одежонка — на траве,
Лопухи — на голове!
Нам земля дает работу:
Мы траву косим в охоту!
В косогоре — что за сласть!
Земляника налилась.
Землянику собирали,
Губы сладкие макали,
Всем простудам вопреки,
В ледяные родники.
Наши спины, наши плечи
Стали алыми под вечер.
Мы про этот алый зной
Не забудем и зимой.
Здравствуй, день с утра хороший —
Ни соринки в небесах!
Тополь хлопает в листоши,
С веток катится роса.
А вчера — такое было,
Даже страшно вспоминать:
Грохотало, дуло, выло,
Тополь думало сломать.
Из чернеющей пучины
Разлохмаченных небес
Молний белые лучины
С треском сыпались окрест.
На глазах, одним ударом
Раскаленная стрела
От могучей пихты старой
Отколола полствола!
Провода перемешались,
Россыпь искр глотала тьма,
И к земле невольно жались
Все высокие дома.
Скрежетали в урагане,
Тормозя его напор,
И завидовали баням,
Убежавшим под угор...
Долго громы грохотали!
Разделяя неба страсть,
Долго жители не спали,
Кто любуясь, кто крестясь.
...Солнце с утренних окошек
Чиркнет лучиком в глаза:
«Спишь! А день такой хороший —
Ни соринки в небесах!
Выбегай скорее, ну же!»
Любо-дорого ноге
Вдоль по чистой мягкой луже
На зеленом мураге!
Три огонька в стылой темени светятся.
Три — из былых тридцати.
«Скоро и эта деревня изнетится...»
Кто там изрек? Погоди!
Вскользь равнодушное слово уронено,
В самое сердце разя.
Ладно. Ничто. Извиним постороннего.
Непосторонних — нельзя.
Сказана вслух непреложная истина —
Слово в горсти не зажать!
В гулкой тиши приговором и выстрелом
Грянуло. Нечем дышать.
В снег — равнодушный, нетронутый — падаю.
Жизнь моя! Песня моя!
Поразлетелись неправдой и правдою
Дочери и сыновья.
Не заслониться от мира огромного,
Чуть набекрень — повело...
В тесных квартирках, в заставленных комнатках
В городе детям светло.
Мытых дождями, лелеянных сказками,
Полных добра и тепла,
Сколько их, умных, умелых и ласковых,
Городу ты отдала!
Им не идется обратно, не едется.
Быть по сему — не пора.
...Скоро и эта деревня изнетится —
Три — на отшибе — двора.
