Наблюдаю демографию такую:
На деревне мужики холостякуют.
И вдовцы, и разведенные, и парни
Перезрелые, далёко после армий.
Небракованные армией ребята
Пропадают, нетверезы и кудлаты.
Есть у каждого по баньке и по дому,
Но тоскуют по чему-то по другому.
По мотору есть, по денежной работе,—
Все не то. Как опрокинутые, ходят.
...Девки — в городе. Их ухать — не доухать...
Наженились молодые на старухах.
Не рассказывают, лучше али хуже.
Очень многим не досталось и старушек.
Где были озими,
Там стали выпасы...
Всю ночь над озером
Кричали чибисы.
Кричали чибисы,
Что не спасти гнезда, —
Оплакав, ринуться,
Куда глядят глаза.
Всю ночь дымилася
Река туманная:
Была — росиночка,
Теперь — поганая.
Былые россыпи
Песчинок ласковых
Теперь лепешками
Буренок застланы.
Всю ночь молилася
(Да ночь — с воробушка!):
— Ты, темень, смилуйся,
Укрой стыдобушку!
День мимо — призраком!
Свет мимо — серною!
...Но утро брызнуло
Немилосердное.
Над безответною,
Над безутешною
Сойдитесь ветками,
Кусты прибрежные!
— Мы рады, рады бы,—
Концами острыми
Стучат не ратники —
Сухие остовы,—
Да все оглоданы,
Кругом обломаны,
Теперь не воины
Мы, бесшеломные...
И в речку росную
Чуть свет — с копытами
Бока навозные,
Хвосты немытые:
Километровые
Стада немалые...
Но для буренок ли
Речные жалобы?
...Реки лишенные,
Детишки-нытики
В жару, бажоные,
Сидят в корытиках.
И, явно сетуя
(Скотина множится!),
Хозяйка детная
В тазу полощется
С бельем, настиранным
В воде колодезной:
— Реки-то, милые,
Коснуться боязно!
Там моют тракторы,
Пасут бульдозеры!
...Там стали выпасы,
Где были озими.
Спрошу я встречного
И поперечного:
— Зачем вы к реченьке
Бесчеловечно так?
Кому река пустяк,
Спрошу решительней:
— Зачем к себе вы так
Неуважительно?
За благо боретесь,
К прогрессу движетесь,
А в бане моетесь
Навозной жижею...
— Коля, Коля-Миколай,
Сиди дома, не гуляй:
Кашу маленькой сестренке,
Коля, вовремя давай!
...Коле ясный день не мил.
Богом если б Коля был,
Ясный день на день дождливый
Он бы с радостью сменил:
Если небо задожжит,
Мама с пожни прибежит,
Сменит Колю возле зыбки,
Пустит с ровней подружить.
Но какой Микола «бог»?
Зря лишь дразнит Ванька-жох:
Не созвать дождя Миколе,
Только слезы, как горох...
Не поймет, за чью вину
Он все дни сидит в плену —
Ведь ему охота с ровней
В бабки, в прятки да в войну.
— Для чего в войну играть? —
Осердясь, сказала мать,—
На войну — пришла повестка —
Надо батьку собирать!
...Проводили. Жизни — край.
(В прежнюю б теперь — как в рай!)
— Сбегай, Коленька, кусочков
Попроси, пособирай!
Коля сборщик никакой:
На крыльцо — с пустой сумой.
— Не могу. Умру — не буду
Жить с протянутой рукой.
— Ладно, Коля-Миколай,
Значит, лошадь запрягай,—
В школе ручкой напахался,
К ручкам плуга привыкай.
На тринадцатом году
В сенокосном стой ряду,
С коренными мужиками
Наравне страдай страду.
Коля, дровец наколи!
Коля, кольев наруби!
Коля, около колодца
Снег да лед поразгреби!
Коля, крыша протекла!
Коля, дует из угла!
Коля, катанки у младших
Измолочены дотла!
Коля, выкидай навоз!
Коля, дров-то не привез!
Коля, сена — ни сенины!
...Несменяем Колин пост.
Кто-то шпарит в домино,
Кто-то сел смотреть кино,
Кто-то девку обнимает,—
Коле это не дано.
«Коля-Коля-Миколай,
Наших девок не пугай:
Наши девки бойки —
Убежат от Кольки!»
На приступку Коля — шмяк:
Лишь под голову кулак
Али валенок побольше,
Остальному ладно так.
Сыт-не сыт — упал и спит.
Завтра снова предстоит:
— Коля, сбегай! Коля, сделай!
Это мерзнет, то горит.
Оглянуться не успел —
Белым сделался: поспел!
— Та-ак! А доброго костюма,
Вроде, разу не надел?
Может, все еще нужда?
— Это — правда! Это — да!
Деньги есть, костюмов нету...
Дак в костюмах-то куда?
Сенокосить по дождям?
Аль в конюшню к лошадям?
Покажись-ко при костюме —
Отопнут, не пощадят!
— Ну а в праздник?
— Водку пить?
Вовсе зря себя рядить:
Урнешь где-нибудь в канаву —
Без костюма легче плыть!
Ладно, некогда сидеть:
Недоделана поветь.
Братья-сестры при костюмах,
Значит, не о чем жалеть!
...К вёдру скошена трава.
В трех поленницах дрова.
Может, правда — все в порядке?
Может, незачем слова?
Любим — зубы на-голе[1],
Кто не робит на земле...
А у Коли-Миколая
Нынче праздник на столе.
— Юбиляришь? Ну, давай!
Только сердце не замай —
Глохнет! Полного стакана
Сам себе не наливай...
Было семеро, покуда растила,
А взошли — и ни единого нету:
И сынов, и дочерей — распустила
По широкому по белому свету.
Стало некого поить молочишком,
Значит, будет и самой: нахлебалась!..
Вишь, силенок да здоровья — не лишка:
Нонь жива, а про запас — не осталось.
...Продала Капитолина корову!
Не за дешёво: почти что за тыщу.
И купила для избушки — обнову,
Для самой себя — духовную пищу.
Осторожно, как худого теленка,
За порог его втащила в охапке.
Раскорячась на лучинках-ножонках,
Устоялся он в углу возле лавки.
Местный дока с превеликой охотой
Прибежал, лишь колонула в окошко,
И на крыше — за пятерку всего-то! —
Растопырил для теля теле-рожки.
Провернув сверлом трухлявую стену,
Он продернул сквозь дыру черный кабель.
Тощий хвостик под названьем антенна
Где-то сзади он к теляти приладил.
Щелконув большеголового по лбу,
Крутанул ему вихор на затылке,
Сделал ручкою хозяйке: пошел, мол,—
Не закрылся б магазин! — по бутылки.
И которое стояло молчало,
Чемоданом али ящиком было,
Заподрагивало вдруг, замычало
И большой зеленый глаз растворило.
Где была хозяйка, тут вот и села!
Сам собою рот поехал в улыбке...
Рассмеяться до конца не успела —
Что-то рявкнуло, да так-то ли шибко!
Засужалося в глазу — и погасло.
Прошипело — вышел дух? — и замолкло...
Час ли, два ли прождала понапрасну,
Грела, гладила, да вовсе без толку.
По окошкам, по углам посовалась,
А тоска не отстает, вырастает.
Близ коровушки, чуть что, утешалась!
В стаю кинулась... а стая — пустая.
Не приветила хозяйку коровка,
Не вздохнула, рукава не лизнула:
Нету матушки...
Ой, девки, неловко!
Зря я, глядя на людей, сфорсонула.
Все бы рядышком живая душа-то,
Дотянули бы до смерти бок о бок...
Телевизор! От пустого ушата
Больше толку, чем от этих коробок.
С мастерами-лекарями — морока:
«Привози в район», — отвечено бабе.
До району как доедешь? Дорога
Сорок верст, и все — ухаб на ухабе.
А и силы нету. Ох, кабы сила!
Кабы снова могута, да былая,—
В котоме бы до району сносила,
Чем шофера ублажать, пустолая...
Не резон — держать покойника в доме:
Вряд ли скрасит он судьбинушку вдовью.
Вновь — в охапку, да и в сене-соломе
Поместила его в стае коровьей.
Не спасенье, ну а все-таки легче.
Где бы горе, а у нас только грустно.
И не правда, что утешиться нечем,—
Во дворе, она-то знает, не пусто:
Все же есть кого приветить, погладить,
При нужде открыть занывшую душу.
Не корыстна — ей и этого хватит,
Не умеет говорить — будет слушать.
Пригревает солнышко
Все любей.
Вытаяло — с зернышком
Воробей!
Лужица до лужицы
Дотекла.
Вот опять и дожили
До тепла.
Бабушка-затворенка,
Чуть дыша,
По ступенькам с пятого
Этажа:
Напустилась[2] — вздумала
Погулять,
На скамейке в скверике
Подремать.
Не упала — выбрела
На крыльцо.
Ветер к ней — разэдаким
Молодцом:
Приобнял да под руки —
Тут и был!
Встретил любо-дорого,
Как умыл
...Внуки ради праздника
Помогли:
Правнуков-проказников
Увели.
Дочь да зять отправились
По гостям —
К городским. А бабушка —
Из крестьян.
Не с кем ей увидеться
В городу.
Старые подруженьки
Не придут:
Далеко — отсюдова
Не видать,
Улеглись голубушки
В землю спать.
Во свою родимую
Улеглись:
Все над ними милая
Даль и высь!
Пташечки знакомые
Им поют...
«Хорошо вам дома,
А я вот тут.
Худо светит солнышко
Надо мной...—
Спохватилась: — Худо ли?
Ой, не ной!
Не стони, не брошена,
Всё — в семье!»
Умостилась бабушка
На скамье.
Гладят ее лучики
По щеке,
Высохла слезинка
На ветерке.
Поезд, стой! Помедли малость.
Дай сойду. Вернусь. Беда:
Незавернутой осталась
Родниковая вода,
Где — давно ли? — пили кони,
С губ роняя серебро.
Бесполезное сегодня
Пропадает зря добро.
Заросла колода илом,
Заколодел гулкий тракт,
По которому водила
Мать напиться жеребят.
Не найти в траве тропинку,
К водопою, где ходил
После пашни смирный Синько
С гордой Пальмой впереди.
Нету Синька. Нету Пальмы.
Нет веселых жеребят.
...Умолкай давай, хрустальный,
Прекращай сверканье, брат.
Ну, а ты, второй по счету,
(Не узришь — такой малыш!)
В незабудках, в кашках — что ты
Развеселое журчишь?
Бабка Катька умерла ведь,
Умерла — не потаю.
Кто ведро теперь подставит
Под веселую струю?
Кто согреет в самоваре
(«Ну, студёна — как со льда!»)
И до ночи с бабкой Марьей
Будет пить тебя, вода?
Кто исправит, кто уго́ит[3]
Твой зеленый желобок?
...Дай струю — своей рукою
Затяну на узелок.
Банным запахом приветив,
Молчалив, смирен, толков
Боязливо смотрит третий
С бочажинок-омутков.
Натерпелся бедолага —
Век на самом на виду!
Этот знает: поздно плакать,
Завтра тракторы придут —
Тупорылы, громогласны,
Нос — в живое, и попрут...
Петь-журчать для них напрасно:
Не услышат, не поймут.
Трактора бензином сыты,
Тракторист хмелен с утра —
Что им, право, до воды-то?
Что — до «завтра»? До «вчера»?
Рой-взрывай, стирая грани!
Лес — в дыму, земля — в золе.
Лишь бы нынче — рубль в кармане
Да бутылка на столе...
Я зайду в пустую баню,
На полке нашарю ковш,
В честь последнего свиданья
Ямки вычерпаю сплошь.
Всю прозрачную из ямок,
Всю живую из ключа
Вскипячу в котле, как мама,—
Будет банька горяча!
Буду мыться, чтоб замыться,
Чтоб залиться, буду лить:
Больше нечему молиться,
Больше нечего любить!
Но родник ответил: «Полно
Убиваться ни о чем!
Я не сдамся, я — упорный,
И не зря зовусь ключом.
За других не поручаюсь,
За себя не побоюсь:
Огорчусь, но не отчаюсь,
Тут засыплют — там пробьюсь.
Путь трудней — водица чище!
Не печалься обо мне:
Ты всегда меня отыщешь
На родимой стороне».
Я поверю и уеду.
А когда вернусь опять,
Будет солнце, будет лето,
Будет тишь и благодать.
Бросив косу или грабли,
Я склонюсь к тебе, родник...
«Не касайся! Я — отравлен!» —
То ли шепот, то ли крик.
— Что ты, милая водица!
Ты — такая ж, как была!
«...Не испей... а то синица
Попила — и умерла.
Всем служил — себя не прятал!
И не спрятал бы веко́м,
Только ядохимикаты
Просочились глубоко.
Я — такой — теперь не нужен...
Не казнись, не утешай!
Опущусь куда поглубже.
Не ищи меня. Прощай!»
Гриб околел
Под еловою лапою,
Лист на осине —
Последний! — дрожит.
Льется с березоньки,
С тополя капает,
Капает с тополя,
С елки — бежит.
Старая осень...
Подола намокшего,
Вижу, давно
От дождя не хранишь.
Под листопадным
Бесчувственным крошевом
Тоже бесчувственно,
Сгорбясь, стоишь.
Что-то корзина
Твоя не расцвечена
Рыжиком, клюквой,
Брусники зарей...
Может, какая
В судьбе поперечина?
Лесу знакомому
Тайну открой!
Может, сама
Утомилась ненастьями,
Слыша вослед
Лишь проклятья одни?
Ляг под сосной во лесу,—
Он не даст тебе
Вовсе отчаяться.
Ляг, отдохни!
...Ей все равно:
Пригласили — послушалась
Шороха, шепота,
Шума вершин.
И над притихшей
Затейливым кружевом
Бодро и весело
Снег закружил.
Поникшая, засохшая
Трава перестоялая:
Не кошена, не ношена,
На кореню завялая.
Колюча, непоклониста
И снегом чуть присыпана,
Стоишь одна, лишь понизу
Шныряет мышь несытая.
Тепло у мышки в сенечках,
Да чем ее употчевать?
Ведь у тебя — ни семечка
И ни другого-прочего.
От стужи звезды крошатся,
Разбрызгивая дребезги...
Тепло в яслях у лошади,
Тепло в копне приземистой.
Но ты в копну не кинута
И лошади не брошена...
Ах, почему ж, родимая,
Ты до сих пор не скошена?
Отпылала вешняя заря,
Ласковое лето отгорело.
Добрую погоду с октября
Спрашивать, наверное, не дело.
Только он и сам не подведет,
Дело и без требований знает:
Золото осеннее метет,
Золотом дороги устилает...
Опустели пожни и поля,
Убраны сады и огороды.
Позволяет матушка-земля:
— Отдохните, люди, от работы!
Поменяйте робу на пиджак,
Выключите шумные моторы,
Пусть в осеннем воздухе дрожат
Собственные ваши разговоры.
Собственные пляски на кругу,
Собственные песни дорогие...
В праздники гулянье — не прогул,
Марьюшки, Иваны, Евдокии!
...Дождику себя не удержать —
Выплеснется радужно из тучи:
Убранный в амбары урожай
Вырос не без дождика могучим.
Солнышко присядет на плетень
Попросту, не ведая зазнайства:
Можно и ему отметить День
Тружеников сельского хозяйства.
