Опять восходит новая трава
И на деревьях лопаются почки,
И хоть совсем глаза не закрывай —
Такие дни стоят! Такие ночи!
Точь-в-точь нераспустившийся бутон
Сокрытой до поры крылатой жизни
Скворечник на березе под окном,
Едва рассвет, заздравной песней брызнет.
Еще сильно очарованье сна,
Но разве можно спать под эту песню?!
Бери лопату, грабли, семена,
Сам для себя устраивай воскресник.
Копай да сей, сади да борони,
Ряды морковок будущих и репок,
Покуда сладок сон твоей родни,
Покуда он невозмутимо крепок.
Трудись, не убирая пот со лба,
Усталости совсем не замечая,
Пока не крикнут ласково с крыльца
К уже поспевшим завтраку и чаю.
Подаст умыться ласково жена,
Повиснет внук у дедушки на шее...
Крепись, солдат. Спокойно пожинай
Плоды того, что сеяно в траншеях.
В окопах, в гари, в пламени, в пальбе,
В тоске, в предсмертном холоде ранений
Не это ль счастье грезилось тебе,
Опять даруя силу и терпенье?
Ты все прошел, все вынес, что теперь
И кажется порой невыносимым.
Душой не оскудевший от потерь,
Ты любишь жизнь светло, неотразимо.
И пусть на миг внучонок обомрет
Под блеск наград смутившегося деда,—
При всех медалях выйди на народ:
Ты победил. И нынче — День Победы.
«Не купить мне избы над оврагом...»
Всякая дикая птица —
Сокол, журавль, соловей —
Больше, чем смерти, боится —
Знаю! — неволи своей.
Что ей далекие мили
Над океаном седым?
Если не связаны крылья,
Птица не чует беды.
Древние чувство и зренье —
Верные поводыри!
Гордо сверкнув опереньем
В отблесках алой зари,
Птицы летают высоко,
Птицы минуют людей,
Что, обескрылев жестоко,
Понасплетали сетей,
Понаготовили ружей,
Вмиг обрывающих лёт...
Лучше других или хуже —
Птица по-птичьи живет.
Для продолженья полета
Птице не нужен дворец:
Озера хватит, болота,
Речки, ручья, наконец.
...Слушая черную букву
Сытости, но не души,
Царь над природою, клюкву-
Ягоду не осуши!
Птицу, что снова и снова
Ниже и ниже — взгляни! —
Радугой пятен лиловых
С озера не прогони!
Тут с терпеливой любовью
Птицу учили летать,
Тут — родовое гнездовье,
Негде другого искать.
Некуда — дальше и мимо!
Только и это — не ложь:
Ни из лучей, ни из дыма,
Даже и в самом родимом
Небе, гнезда не совьешь.
Небо гнездиться не пустит,
Птице в назначенный срок
Нужен хоть хиленький кустик,
Тверди незанятый клок.
Выкружен, выгляжен — вот он!
Весь — на пределе мечты:
Кустики, клюква, болото,
Озеро светлой воды...
Самый большой привередник
Мигом лишен приверед.
Рай на земле — заповедник:
Выстрелам-бедам — запрет,
С полным к земному доверьем
Вольно сиди под кустом,
Чисти примятые перья,
Строй из былинок гнездо,
С думой о будущих детках
Перышки в люльке равняй...
И под накинутой сеткой
Мужества, друг, не теряй!
Тот, кто больного приметил,
Слабого сеткой накрыл,
В чувствах и помыслах светел
И — разгляди — не бескрыл!
Дело единой минуты —
Легкий целебный укол.
Миг — и распутаны путы.
Пой и летай высоко!
Впятеро, глупая птица,
Сбудется воля твоя!
Надо ли рваться и биться,
Добрые руки клюя?
...Рвешься. Отчаянья крики
Ранят крылатых сердца.
Дрогнули сильные руки
(Был бы ловец!) ...не ловца:
Может, и вправду напрасно
Сеять средь вольных испуг?
Может, леченье опасно
Больше, чем са́мый недуг?
Лишь на мгновенье — сомненье,
И под сачком — никого.
Перышко из оперенья —
В благодаренье — всего.
Быть по сему!
Но суровы
Птичьи законы, увы:
Слабый своими заклеван
Меж прошлогодней травы.
Что ж мы вздыхаем и тужим,
Птицу любивший народ?
Лучше других или хуже —
Птица по-птичьи умрет:
В неохраняемом поле,
В незаповедном логу,
Лишь бы на волюшке-воле
Да на своем берегу.
Посреди деревни
Гордо и надменно
Возвышался древний
Хмурый пятистенок.
Высоко лепился
Маленький балкончик,
А внизу резвился
Новый патефончик:
Светлая головка,
Радужная шейка...
От его попевок
Лица хорошели,
Проступали слезы,
Отмякали души.
Только тем, кто робит,
Время ль песни слушать?
По́ходя да наспех
Слушали большие.
Но ведь все большие
С маленькими жили.
Мал-народ ребятки
Песни не чурались:
Чуть она — под окна
Сразу собирались.
Шалости-забавы,
Игры и проказы
Перед патефоном
Отступали сразу.
Впитывались песни
Не токмо ушами —
Ртами и глазами.
Кожей! Волосами!
...Сын из пятистенка
(С нами не дружил он)
Сзади больно тыкал
Слушающих шилом...
Чуть подсохнут слезы
И пройдет обида,
Внук из пятистенка
На балкончик выйдет.
Сам себя объявит
И начнет на вышке
Разрывать на части
Красочные книжки.
Нам такие — ясно! —
И во сне не снились.
Мы опять, как стадо,
Под балконом сбились.
Внук листок-картинку
Оторвет да бросит,
И ее над нами
Долго ветер носит.
Вот ее — счастливчик! —
Кто-нибудь имает,
И под рубашонкой
К сердцу прижимает.
Ну а если двое
На одну бумажку?
Ссоры и побои,
Вдрызг штаны-рубашку!
Юный «просветитель»
Был от нашей боли —
До ушей улыбка! —
Как нельзя доволен...
Нет теперь домины —
На дрова разобран.
За́росли малины
На дворище добром.
Только, крепко помня
Прошлые уроки,
Я предпочитаю
Ягод тех не трогать.
— Не ходи в малинник! —
Завещаю сыну, —
Упадешь в колодец:
Тут он,— не засыпан.
Ах, Париж!..
Не зря гостила:
Модно — не под ремешком,—
Вольно! — серая холстина
С шеи до́ полу — мешком...
Дорого, да не дороже
Дорогих! Зато — наряд!
На тебя профан-прохожий
Оборачивает взгляд.
Гордая идешь. С усмешкой
Гения среди невежд.
Нравится большая слежка
Глаз — ценителей одежд.
Все глядят — и я не рыжа:
Погляжу! И даже вслед
Обернусь...
На «крик Парижа» —
Эхом — быль из детских лет.
...Наволочку сняв с подобия
Подушонки (ватный пласт),
Мать, на пожне день отробив,
Ночью что-то шьет на нас.
Поутру, сияя взглядом,
Мама вырядит меня
В платьице. («Гляди, как ладно!
Длинно? Так не на три дня
Сшито! Вырастешь — и впору
Будет! В портне сурово́м
В садик выходишь, и в школу
Побежишь — куда с добром!»)
Садик — ясельная няня
Сквозь ребячий шум и гам
На меня с презреньем глянет...
(Показалось? Или — впрямь?)
И вчерашняя подружка,
Рот от пальца опростав,
Возопит: — Пришла старушка!
Дайте ей ради Христа!
Оглянусь, не понимая,
На́ двери: старушка где?
Не поверив, что сама я —
На безжалостном суде...
Глубоко сглонув обиду,
Облюбую уголок
Потемнее. И не выйду
С хороводом на лужок.
Вызвав нянину досаду
(«Будешь слушаться, аль нет?»)
Я за общий стол не сяду
Ни на завтрак, ни в обед.
Подобрав рукой оборку
С бледно-розовой каймой,
Проберусь я по задворкам
Поздно вечером домой.
И сниму я это платье,
И в горячке упаду,
И ни разу больше в садик —
Хоть убейте! — не пойду.
...А ведь платье-то красиво,
Если в нем теперь не я...
Ах, какое вам спасибо,
Чужедальние края!
Глазоньки твои зоркие
Высмотрели: ушла!
Слезоньки твои горькие —
Как я тебе нужна!
С сердцем, тревогой вспоротым,
С шепотом: «Сын, сынок!» —
Рысью бегу по городу:
Хлеб, молоко, сырок...
Что-нибудь витаминное...
Сладкое что-нибудь...
Маленький мой, любимый мой,
Вот она — я! Забудь,
Что не была! Привиделось
Это тебе во сне!
...Мокрая прядка выбилась,
Веки — зари красней.
Буду слезинки смахивать,
Греясь твоим теплом,
Будут рыданья встряхивать
Тельце, как дальний гром:
Реже, слабей... и рученька,
Чуть побледнев, замрет.
Ну, прокатилась тученька!
Можно смотреть вперед.
...Стирки у нас накоплено.
(Мыло — забыла!!!)
Да,
Есть ли у печки топливо?
Надо добыть. Айда
Снова в постельку слезную!
Вздрогнешь, открыв глаза...
Рядом я, милый, возле я!
...Нет, не прошла гроза.
Вырастешь.
И однажды я
(— Спой! — ты попросишь сам,
Песню, где дуб-бедняжечка
Рекрутом на часах!)
Песню спою о дереве,
Как о тебе, спою...
В песню ли так уверовав,
Вспомнив ли боль свою
(Что испарилась начисто,
Думалось, как роса),
Ты, кремешок, расплачешься...
Нет, не прошла гроза.
Иду с любимым человечком,
Все человечку надо знать:
И почему туман над речкой?
И отчего взгрустнула мать?
— А оттого река в тумане,
Что воздух речки холодней.
А потому взгрустнулось маме,
Что много звездочек над ней.
— А отчего река теплее?
А жаркий день зачем остыл?
А разве маме веселее,
Когда на небе ни звезды?
— А в речке солнышко купалось,
Покуда спать не улеглось.
Его тепло в реке осталось,
Но воздух выманит, небось!
А маму звездочка гревала
Сильней, чем солнышко реку.
Но эта звездочка упала,
Чтоб камнем стать на берегу.
— Так воздух речку обижает,
Тепло выманивая, да?
— Она ему ведь не чужая,
А что остынет — не беда:
К ней утром солнышко вернется...
— А, мама, звездочка твоя
На небе больше не зажжется?
— Зажжется! Только не моя.
А мы с тобой устали за́ день:
Все говорим да говорим...
Давай на камешек присядем,
Давай тихонько посидим!
Журчит вода, пищит комарик,
Растет туман, как белый гриб.
— А воздух речке что́ подарит?
— Дождинкой отблагодарит.
— А вон, гляди, какая точка
За ясным месяцем, над ним:
Скажи скорей, она — не дочка
Той, на... котором мы сидим?
— А что, похожа. Очень даже!
Ярка, в коронке из лучей...
— Давай-ка мы ее привяжем
Покрепче к месяцу!
— А чем?
С вечера — планы:
Встать — на заре!
...Встану да гляну:
Крыши — в мокре.
Лютики мокнут —
Чашечки вниз,
Шорох по окнам.
Стук о карниз.
С ветки рябины,
Что над крыльцом,
Щедрый, обильный
Душ на лицо.
Зябко, ознобно!
Белкой в дупло —
Снова в укромный
Угол, в тепло.
Дремлется брату.
Спится сестре.
Спите, ребята,—
Дождь на дворе.
Учитель! И сердце на миг обомрет,
Чтоб втрое сильнее забиться...
Он двери откроет, к столу подойдет,
Негромко предложит садиться.
Глазенки вчерашних еще дошколят
С вопросом, с сомненьем, с признаньем,
Как сильный прожектор, его озарят
Единым — любви! — ожиданьем.
А их ожидают труды и бои.
И каждый в мечтах — победитель!
В кого они вырастут, дети твои,—
Лишь ты это знаешь, учитель!
Торжественным праздником пахнут цветы.
Под солнцем, на новенькой парте
Тетради еще первозданно чисты:
Ученье и знанье — на старте.
Снова полая вода
Вровень с берегами.
Правят льдины, поводя
Круглыми боками,
На большую быстрину,
На строптивый стрежень:
Зазевайся — толконут
Так, что звон и скрежет!
Льдина льдину не щадит:
Прочим дела мало,
Что большая льдина-кит
На мели застряла.
Оттеснила мелкота —
Вот какое дело!
Видно, совесть льдина та
Лишнюю имела.
И теперь ее, чуть свет,
Сверху солнце точит.
И лежать терпенья нет,
И поплыть нет мочи.
Из берез несется свист
Птичьего народа:
«Стрежень чист! Фарватер чист!
Уплывай, колода!»
Хуже нет такой тюрьмы...
Двигаем, качаем,—
Всей семьей сегодня мы
Льдину выручаем.
Стронем, как ни тяжела,
С пагубного места.
— Раз-и! Два-и! Три! Пошла!
Лебедь! Царь-невеста!
Нас с собою позвала
И — слыхали новость? —
Аж до моря довезла
И не раскололась!
