Молодая женщина, очень бедно одетая, с непокрытой головой, почти босая, стояла на Яузском мосту.
День был ясный, сухой, теплый.
Шел май месяц 1791 года.
Не обращая внимания на проходящих и проезжающих, молодая женщина, опершись обеими руками на каменные перила моста, молча смотрела вниз, на мутные воды Яузы, и, казалось, с удивлением что-то рассматривала.
Проходящие, в свою очередь, не обращали внимания на молодую женщину и шли своей дорогой.
Но один из проходящих заинтересовался почему-то молодой женщиной, хотя, видимо, и торопился куда-то: подошел к ней, остановился, посмотрел на нее искоса, так же как и она, оперся на каменные перила моста и, так же как и она, начал смотреть на Яузу. Разумеется, он там ничего не увидал, кроме, может быть, своей не особенно приятной физиономии, отразившейся в воде. Постояв несколько, он совершенно машинально плюнул в Яузу, одернул сзади полы своего русского сюртука и хотел уже удалиться, как молодая женщина быстро подняла голову и обратилась к нему:
— Послушайте, у вас есть дети?
Прохожий с удивлением посмотрел на нее, провел рукой по своей небольшой бородке и проговорил:
— Что изволили сказать?
Молодая женщина грустно улыбнулась, как-то странно качнула головой и протянула к нему свою руку.
— А, на бедность изволите? — проговорил он и сейчас же поторопился прибавить: — Бог подаст, матушка, Бог!
Молодая женщина как бы не поняла его и стояла перед ним по-прежнему с протянутой рукой.
— Бог подаст, матушка, Бог! — еще раз проговорил он с недовольством, быстро направляясь вверх по Шивогорке.
— У него нет детей, — прошептала молодая женщина и, опустив голову, тихо пошла по тому же направлению.
Когда она прошла мост и начала подниматься на Шивогорку, из одного дома навстречу ей выбежала круглая и румяная купчиха с пестрым платком на голове.
— Варюша, милая, подь ко мне, красавица! — позвала она молодую женщину.
Молодая женщина молча подошла к воротам, откуда выбежала купчиха.
— Аль ты позабыла меня, Варя?
Варя посмотрела на нее.
— Чего смотреть! Аль позабыла, спрашиваю?
Варя тихо покачала головой и грустно улыбнулась.
— Нет, не позабыла…
— А коли не позабыла, зачем же мимо меня, не повидавшись, проходишь?
— Зачем?..
Варя снова покачала головой.
— Нехорошего человека встренула.
— Нехорошего? — удивилась купчиха, — вона что! Вона какие люди на свете бывают, Господи, прости согрешения.
— Бывают… — неопределенно прошептала Варя.
— Так вот же тебе, на, ешь на здоровье, — проговорила купчиха и сунула в руки Варюше большой кусок пирога и несколько медных грошей.
Варя спокойно взяла подачку и перекрестилась.
— Спаси тебя Бог от огня.
— Ох, спаси! — вздохнула купчиха, набожно осеняя себя крестным знамением.
Варя пошла далее. Купчиха долго провожала ее глазами, крестилась и шептала:
— Господи, спаси меня от огня! Господи, спаси меня от огня!
На углу Николоямской улицы Варя остановилась. Вдруг раздались звонкие крики: «Варя идет! Варя идет!» И к ней подбежала толпа ребятишек, которые, цепляясь своими детскими ручонками за ее отрепья, потащили ее к соседнему крыльцу.
Варя, ласково улыбаясь, покорно шла за своими вожатыми, не перестававшими кричать:
— Варя идет, ребятки! Поглядите-ка, вот она, Варя-то!
На крыльце ребятишки усадили Варю и сами уселись вокруг нее, кто где мог. Один белоголовый, голубоглазый карапузик уселся на ее колени. Другой поместился сзади, выглядывая своим чумазым личиком из-за ее плеча, третий сбоку, четвертый — где попало. Словом, каждый поместился там, где было удобнее. Не переставая улыбаться, Варя все смотрела на них, как они усаживались, и, видимо, радовалась. По всему заметно было, что она знала каждого из них и к этим усаживаниям давно уже привыкла.
— Ну, что же, — тихо заговорила она, когда ребятишки уселись, — пирожка хотите?
— На што пирожок? Не надобно пирожок! — закартавил белоголовый карапузик, усевшийся на коленях.
— А чего же — грошиков?
— И грошиков не надобно.
— Чего же?
— Варя, тетенька Варя, ты скажи нам сказочку, как маленький мальчик по грибки ходил, — вдруг почти в один голос загалдели все ребятишки.
— И-и! — закачала головой Варя… — по грибки ходил… А лес-то темный, а лес-то дремучий… у-у, какой дремучий!..
Варя нахмурила брови, как бы желая этим показать, какой именно был дремучий лес. Дети навострили ушки и впились глазенками в рассказчицу.
А рассказчица продолжала:
— А лес-то темный, а лес-то дремучий!.. у-у, какой дремучий!.. Идет мальчик да оглядывается… А на дороге-то коренья, сучья, ягоды… и тихо-тихо в лесу, вот, словно бы в церкви перед херувимской… — Идет мальчик да оглядывается… А кукушка все кукует да кукует: ку-ку! ку-ку!.. Вот идет мальчик… идет-идет… а на дороге гриб-боровик, да такой большущий гриб-боровик, вот словно бы шишка на Яузском мосту… И полюбился маленькому мальчику такой большущий гриб-боровик, и побежал маленький мальчик к большущему грибу-боровику… хвать боровик, а боровик ни с места… мальчик к боровику, и так-то мальчик к боровику и этак-то, а боровик себе стоит да стоит, словно бы и не его дело касается… здоровеннейший был гриб-боровик!.. А мальчик-то был хотя и маленький, да смышленый…
— Тетенька, а теперя таких боровиков нетути? — вдруг полюбопытствовал белоголовый мальчонка.
— Нетути, голубчик, нетути, — отвечала Варя, — все такие боровики вышли.
— Ишь, — удивился мальчонка, — вышли!
А Варя, понизив голос, продолжала:
— Вот, слушайте: маленький мальчик и думает: пойду-ка, думает, я в деревню, возьму-ка я ножик да срежу-ка я боровик, вот боровика-то и не будет…
Варя почему-то остановилась. Дети с нетерпением ждали окончания давно известной им сказки. Но в это время гулко прокатился в воздухе, на колокольне церкви Симеона Столпника, протяжный звон. Один удар, два, три, и вся окрестность огласилась непрерывным гулом нескольких колоколов, то густых и басовитых, то редких и тоненьких.
Детям не удалось дослушать сказку. Заслышав звон, Варя вдруг подняла голову и начала к нему прислушиваться, как будто она услышала что-либо необычайное, неестественное.
— Набат! Набат! — вскочив, вскрикнула она и, схватившись обеими руками за голову, побежала по Николоямской улице.
Испуганные дети с криком разбежались, не забыв, однако, подобрать кинутые Варей пирог и купеческие гроши.
Быстро добежала Варя до ворот церкви Симеона Столпника и остановилась в недоумении. Несколько минут смотрела она вокруг беспокойными глазами, потом проговорив кротко «пожара нет… не горит», тихо опустилась на каменные ступени ворот.
Она сидела долго. Звон между тем затих, хотя, казалось, воздух и гудел еще от последнего усиленного удара в один большой колокол.
В это же время из церкви, из главного входа, спускаясь по каменным ступеням, служащим подъемом на площадку, вышли несколько человек, видимо принадлежащих к купеческим семействам.
Они шли прямо к тем воротам, где сидела Варя. Впереди шла кормилица, в кокошнике, в нарядном сарафане, и несла на руках малютку, только что окрещенного. За нею — крестный отец и крестная мать малютки. За ними — родные и знакомые, в длинных купеческих сюртуках, в шляпах и с палками в руках.
Варя не видела их.
Подперши обеими руками голову, она все сидела и странно смотрела на возвышавшийся перед ней через узкую Николоямскую улицу дом с семью колоннами, длинный, двухэтажный, с мезонином темного цвета. Дом этот почему-то занял ее. Она как будто помнила его, как будто много раз видела комнаты и даже смотрела вон из того окна, которое налево, прямо перед широкой главой церкви. Варя даже начинала припоминать, как кто-то однажды, в такой же вот самый день, как сегодня, ясный, теплый, распахнул это окно и долго-долго качал ее перед ним, напевая какую-то тихую и грустную песню; как кто-то носил и возил ее в маленькой, хорошенькой тележечке вон по тому двору, который виден через ворота дома и спускается к реке Яузе… А двор был зеленый, широкий, и так ей хорошо было на этом дворе, что она всякий раз, как только ее вывозили на него, смеялась до упаду… А вот те белые фигуры на стене верхнего этажа?.. Она тоже их припоминает… С каким любопытством она когда-то издали рассматривала их своими детскими лукавыми глазенками!.. Странно… Чей же это дом?..
Мысли молодой женщины путались, голова кружилась… Она хотела припомнить еще кое-что, но это «кое-что» никак не припоминалось, а как бы уходило от нее еще далее… Глядит она, присматривается и видит перед собой все тот же темный каменный дом с колоннами и все то же знакомое ей почему-то окно.
Молодая женщина усиленно начала смотреть на это окно, ярко освещенное солнцем. Оно вдруг показалось ей огненным оком.
— Огонь! — беспокойно прошептала она и быстро отвернула от окна голову.
Перед ней мгновенно предстала ужасная картина пожара.
Пожар этот в прошлом был роковой минутой для молодой женщины. Она припомнила ужасающие его подробности.
Варя, известная всей Таганке того времени «блаженненькая», незадолго перед этим была женой известного и почитаемого всеми на Таганке московского купца Угрюмова. Молодая, красивая, любимая своим мужем, она была уже матерью двухлетнего сына, когда в доме Угрюмова, полном всякими достатками, произошел пожар. Часу в двенадцатом ночи, когда в доме все спало, в нижнем этаже, в нежилой комнате показался огонь. В то время пожары тушились еще домашними средствами. Поэтому, несмотря на все усилия потушить показавшийся огонь, он быстро проник в другие этажи, и через полчаса дом купца Угрюмова со всеми постройками, вышками, погребами и скворечниками превратился в целое море огня. Ударили в набат. Сбежался народ. Поднялись, по обыкновению, крики, шум, гам. И вдруг среди этого моря треска, шума и грохота раздался чей-то дикий, неестественный визг. Двадцатилетняя хозяйка дома Варвара Угрюмова в одной сорочке, простоволосая, с дико блуждающими взглядами выбежала на улицу и начала метаться. Кто-то хотел прикрыть ее и удержать, но она так рванулась от него, что он еле удержался на ногах. После этого с криками «Сын мой! Сын мой!» она начала рваться в огонь. Ее удерживали. Оказалось, что она в испуге забыла взять с собой младенца-сына. Нашлись смельчаки, которые ринулись в огонь, чтобы спасти несчастного, но большая часть дома уже обрушилась и искать младенца было совершенно бесполезно. Самого купца Угрюмова в это время не было: он уезжал куда-то. К утру весь дом превратился в закоптелые и обгорелые груды камня, дерева, железа. Молодая хозяйка в эту же ночь исчезла неизвестно куда.
