Антон восхищенно развел руки:
— Ну, Светка, ты — гений. Это ты сама все расшифровала?
— Почти.
— Что значит "почти".
— Если честно, папа предупредил, чтоб я тут не заправлялась. А остальное я уж сама додумала.
Антон задумался. Паленый бензин. И Форс об этом знает. Интересно.
Наверняка для него это был очень удобный компромат, который при случае можно пустить в дело. Вот только случай пока не представился.
Точнее, уже представился! Только не Форсу, а ему, Антону!
Света что-то сказала, но Антон был так увлечен размышленьями, что прослушал ее слова.
— Что-что, Светочка?
— Я говорю: ты, по-моему, не очень-то рад, что я приехала.
— Да ты что, Светка? Рад! Правда, рад! Ужасно рад!
— Правда? Я хотела тебя поддержать. Трудно тебе тут. Ты ведь такой гордый…
— Спасибо, Света. Тебе это удалось. Спасибо… Огромное!
Антон замялся. Идейка, только что зародившаяся, в мгновение разрослась до большой классной идеищи. Распрощавшись со Светой, быстро и интеллигентно — насколько позволили обстоятельства ("Ну все, ты извини, но мне пора работать…"), — Антон допил минералку, спрятал пустую бутылку в карман и пошел реализовывать свой гениальный план.
В дверь постучали.
— Да-да, — Астахов прошелестел привычной скороговоркой начальника кабинета.
Дверь приоткрылась. Николай Андреич ждал кого угодно. Но не Антона.
Однако пришел именно Антон.
— Привет!
— Ты почему не на работе?
— Ошибаетесь, Николай Андреич. Я на работе, — с чувством выговорил каждое слово Антон и совсем по-рабочему вытер руки о комбинезон. — Я именно что на работе! Один день на заправке и уже знаю, почему она не приносит прибыли. Ну, то есть приносит, конечно, но не такую большую, как ожидалось.
Господи, опять его сынуля пришел со своими инфантильными фантазиями.
— И почему же? — устало спросил Астахов. Театральным жестом Антон вытащил из-за пазухи и поставил на стол бутылку с мутноватой жидкостью.
— Что это, Антон? Какую гадость кладешь на рабочий стол. Мне некогда.
— Да, Николай Андреич, оторвались вы от рабочих масс и от своего героического прошлого, — и продолжил уже без фарса, совсем по-домашнему. — Папа, это бензин. Или, точнее, то, чем заправляют машины наших клиентов.
Повисла пауза. Астахов не мог поверить в такое. Чтоб такой старый, осторожный, проверенный работник, как Игорь, решился на такой простой, бесхитростный подлог.
Астахов взял бутылку. Открутил крышку, понюхал бензин, посмотрел его на свет.
— Отец, — шутя, но не зло, по-доброму, сказал работящий сын. — Отец, ну ты его еще на язык попробуй. Зачем нам эта самодеятельность? У нас же с тобой сугубо профессиональный подход. Вот. Читай.
Антон достал несколько бумажек и положил их перед отцом.
Астахов отставил бутылку и внимательно вчитался в заключение экспертов.
На лице его чередой прошла вся радуга чувств и эмоций. От недоверчивости до удивления. Астахов бросил бумаги на стол.
— М-да. Ничего себе! Ай да Игорь, ай да сукин сын. Правду говорят, на всякого мудреца довольно простоты. Не ожидал я от него такого…
А Игорь тем временем сидел за столом, заполнял отчетную форму. Но думал совсем не о работе, а о том, что Тамара почему-то перестала приезжать к нему. Совсем забыла…
И в опровержение этих мрачных мыслей в комнату тут же проскользнула она.
Как никогда красивая и праздничная.
— Боже! Кто к нам пожаловал…
— Здравствуй, дорогой…
— По работе или так? — Игорь легкомысленно щелкнул пальцами.
— Соскучилась.
— Я тоже…
Игорь нежно обнял ее.
— Антон… Антон не ночевал дома, я так волнуюсь. Он хоть на работу вышел?
Игорь сразу же отпустил Тамару. Ушел от нее в другой угол кабинета.
— Ах, вот оно что! Понятно, почему ты пришла… Да здесь он, здесь…
Успокойся. То есть, не совсем здесь. Я его в центр послал по делу.
— Глупый… Смешно ревновать к сыну. Ну неужели я не могу поинтересоваться, что с ним. Или ты думаешь, мне наплевать на ребенка?
— Ничего я не думаю…
— Игорь, ты только… не будь с ним слишком строг. Он и так переживает, что его сослали на эту заправку…
— Сослали?.. А я уже сколько лет здесь работаю и ничего… А его — "сослали"!
Тамара вдруг что-то заподозрила.
— Послушай, а чем ты так недоволен? Вы что, уже успели поругаться?
— Нет. Мы с ним не ругались. Но одно я могу тебе точно сказать, твой сын просто хам.
Тамара разозлилась:
— Наш сын не хам… Это у него такая защитная реакция.
— Хамство — по-твоему, защитная реакция?
— А что ты хочешь? Мальчик рос практически без отца.
— Почему "без отца"?
— Потому. Потом узнаешь… А сейчас — я же тебе сказала, я очень соскучилась… — Тамара закрыла дверь кабинета изнутри. — Очень, понимаешь, очень!
Через полчаса они уже не спорили ни о чем, сидели обнявшись.
— Но вот и кончилось наше счастливое время… — грустно сказала Тамара. — Пора возвращаться в суровые будни.
— Это ты про мужа?
— Ну не про тебя же… Оба засмеялись.
— Какое все-таки счастье, что я не женат!
— Почему?
— По крайней мере, я никогда не хожу рогатым, — сказал он, открывая дверь.
— Игорь, — как бы обиделась Тамара. — Если бы мы были женаты, я бы тебе не изменяла.
— Ой-ли…
— Разве что с Астаховым… И то очень редко и ради общего блага.
Тамара взяла свою сумочку, направилась к выходу. К счастью, к двери подойти не успела — та резко распахнулась, и в комнату влетели Николай Андреич и Антон Астаховы.
— Здрасьте… — как-то неловко и заискивающе сказал Игорь.
Астахов не поздоровался, а сходу спросил:
— Что за дрянь ты заливаешь в бензобаки нашим клиентам?
— Бензин…
— Вот эту ослиную мочу ты называешь бензином? — Астахов грозно, как булавой, потряс в воздухе бутылочкой из-под минералки.
Игорь промолчал.
— Бензина здесь, между прочим, меньше всего… — Астахов развернулся к Тамаре. — А ты-то, ты куда смотрела?
— Коля, я же, в основном, документы проверяла… Аудит… Вот и сейчас только что все бумаги просмотрела. Все в порядке. Откуда я могла знать?..
Подожди, а что вообще произошло?
— На, прочти, — Николай Андреич протянул жене бумаги с заключением. — Да ты получше вчитывайся. Теперь я понимаю, почему заправка не такая прибыльная.
— Ну почему же не прибыльная? — пробовал оправдаться Игорь. — Вон в 24-м микрорайоне еще хуже.
— Ты мне зубы не заговаривай. Доберусь я и до той шарашки. Ты за себя отвечай. Обрадовался! Думаешь, раз женщина начальник, значит, можно делать с ней все, что хочешь?
Это точно, полчаса назад я с ней как раз и делал все, что хотел! — чуть не ляпнул в сердцах Игорь, но сдержался и промямлил:
— Да причем здесь то, что она женщина?
— А притом, что женщины в автоделах ничего не смыслят. Но это легко исправить.
Астахов испытующе посмотрел на сына:
— Антон!
— Да, папа.
— С этого момента ты — управляющий заправкой. Приказ напишу, как только вернусь в офис.
— Я что, уволен? — уточнил Игорь.
— Нет, ты будешь работать… механиком. Под началом Антона Николаевича Астахова.
Тамара смотрела на все это со стороны. Вот три главных мужчины в ее жизни. Как же странно вертит ими судьба…
Кармелита сидела в своей спальне, смотрела в окно. Было совсем грустно и одиноко. Увидела Земфиру, приехавшую в гости. Все понятно, сейчас опять побежит к отцу, любезничать.
Но нет, Земфира пришла к ней. Кармелита сухо поздоровалась и опять отвернулась к окну.
Земфира начала разворачивать пакетик.
— Кармелита, посмотри, что я тебе принесла…
— Мне ничего не нужно от тебя, — сказала Кармелита, не поворачиваясь.
— Но ты еще даже не видела…
— Уходи… Пожалуйста…
— Что я тебе такого сделала, что ты в мою сторону даже смотреть не хочешь?
— Не ты. Твоя дочь.
— Прости ее, Люцита сама не знает, что делает.
— Нет, неправильно говоришь. Люцита — не ребенок. Она очень хорошо знает, что делает. Я ее уже не первый раз ловлю на том, что она шпионит за мной и докладывает обо всем отцу…
— И Миро, — хотела добавить Кармелита, но не добавила.
— Глупенькие вы. Совсем еще девочки, поссорившиеся из-за игрушки. Она тебе завидует.
— Мне можно завидовать? Почему?
— Ты дочь Баро… Ты красивая… Тебя любит Миро…
— Лучше бы он ее любил. Я же в этом не виновата… Так получилось, еще в детстве, что Миро стал моим женихом.
— Зачем ты так? Миро хороший парень, красивый, умный…
— Да. Он мне тоже нравится… Но я отношусь к нему, как к брату.
— Цыгане — все братья. Сегодня как к брату, завтра как к мужу.
— Нет! Только не это! Люцита… Люцита, она даже не представляет, как бы я была счастлива, погулять на ее свадьбе с Миро.
— Девочка моя, ты что, так не хочешь выходить замуж за Миро? — в голосе Земфиры прозвучало недоверие.
— Не хочу, — слова Кармелиты прозвучали, как приговор.
— Тогда скажи об этом отцу.
— Я уже говорила. Но он ничего слушать не хочет.
— Баро очень любит тебя. И никогда не отдаст замуж насильно.
— Он говорит: "Поздно рассуждать". Земфира гордо вскинула голову:
— Отказаться никогда не поздно. Если не испугаться, то даже на сватовстве… Даже на сватовстве можно сказать "нет". Трудно, но можно!
Кармелита не ждала от Земфиры таких слов. Такой поддержки. Стало стыдно за то, как она с ней разговаривала еще минуту назад. Захотелось обнять ее, сделать что-то доброе. Но она постеснялась. Вспомнила о пакете-подарке. Так и не развернутый, он остался лежать на кресле.
— Земфира, а что ты мне принесла? — по-детски спросила Кармелита.
Земфира просияла.
— Вот, посмотри, я сшила тебе юбку и кофточку… Настоящие, наши, цыганские. Как бабушки учили…
Жестом фокусника-гастролера Земфира раскрыла пакет и достала из нее новую юбку восхитительно яркой, радостной расцветки:
— Вот это тебе. Нравится?
Кармелита неопределенно кивнула головой. Но глазки, глазки-то загорелись.
— Может, примеришь?
Глаза загорелись еще больше. Ох уж эти женщины. Еще пять минут назад все в мире было мрачно и ужасно. А вот появилась какая-то обновка. И, оказывается, что все не так уж плохо, жить можно.
Кармелита быстренько надела наряд и начала кружиться перед зеркалом.
— Ты только глянь… глянь, как она развевается…
Земфира посмотрела на нее с материнской нежностью. И сердце опять сжалось от боли. Ну зачем, зачем судьба столкнула двух этих замечательных девочек. И как вырваться из этого тупика?
— Ну просто чудо. Посмотри, когда я кружусь, юбка похожа на цветок лилии.
— Да, деточка. Это неслучайно. Я вшила в нее дробинки.
Кармелита прощупала подол юбки, изумленно воскликнула:
— Правда! Там действительно что-то есть.
— Это наш старый цыганский секрет. Чтобы юбка красиво развевалась, в нее вшивают дробинки. Знаешь, мне сейчас так радостно, что тебе понравилось.
В комнату вошел Баро.
— Папа! — позвала его Кармелита. — Посмотри, какую юбку мне сшила Земфира! Нравится?
Баро даже растерялся от такой простой, бесхитростной радости. Он ждал очередного нелегкого разговора, а тут Кармелита мотыльком летала вокруг него.
— Дочка, что ж я хотел тебе сказать-то? Забыл… — лицо Баро растянулось в доброй и беспомощной улыбке. — Ладно. Пойду я… Да, Земфира, зайди ко мне на минуту.
А в своем кабинете Баро просто расхохотался:
— Земфира, ты просто чудеса творишь! Женщина скромно опустила глаза.
— Какое же чудо, Рамир…
— Не скромничай… Уж кому-кому, а мне отлично известно, как трудно найти общий язык с моей дочкой.
— А я всегда говорила, что у тебя прекрасная дочь. Ей только не хватало женского внимания, ласки.
— Знаешь, я раньше как-то не очень в это верил. А теперь вижу, что ты была права. А от замужества она по-прежнему отказывается.
— Не торопи время, Рамир… дай срок. Жизнь мудрее нас. С замужеством дело само собой как-нибудь решится. Послушай мой совет. Совсем скоро у нас праздник Ивана Купалы. Приходите вместе с Кармелитой… Приходите, хорошо будет!
В табор Земфира ехала с легким сердцем. Но когда увидела грустную Люциту, хорошее настроение как испарилось. И стало еще хуже после первого же вопроса дочки:
— Мама… скажи, только честно, я тебе мешаю?
— Доченька, ты о чем?
— Я же вижу, что ты всегда хочешь быть рядом с Баро… Каждую свободную минуту к нему ездишь.
— Ну и что?
— Значит, я мешаю тебе. Потому что я люблю Миро, а Баро хочет, чтобы Миро женился на его дочери.
— Девочка моя, ты не можешь мне мешать, я это делаю ради нас с тобой.
— Нет, мама. Ты просто обманываешь и меня, и себя.
— Люцита, все не так. Я ездила, чтобы поговорить с Кармелитой. Она не хочет свадьбы. Никак не хочет.
— Мама, ну опять мы об этом. Зато Баро хочет. И Бейбут хочет… Они только о том и мечтают, чтобы породниться.
— Знаешь, Люцита, я и сама не верила, что можно что-то поменять. Но времена действительно настали другие. Да и Миро не станет жениться насильно.
Так что не все еще потеряно.
— Мамочка, но ведь Зарецкий верит только в свои традиции.
— Вот! А мы против одних традиций другие выставим. Может, и Рамиру тогда будет проще уступить.
— О чем ты? Я не понимаю.
— Доченька, скоро будет ночь на Ивана Купала. Так ты уж постарайся.
Сделай так, чтобы Миро твой венок поймал… Только твой и ничей больше.
— Мам, ну как я это сделаю?
— Думай, дочка, думай. Сама говорила — за счастье надо бороться.
— А Кармелита будет венок бросать?
— Наверно…
— А ты?
Земфира загадочно улыбнулась.
Во время очередных телефонных переговоров Астахову напомнили о проекте, связанном с цыганским кладбищем. И он заволновался: что же Зарецкий не отзывается? Письмо было максимально корректное и доброжелательное. А Баро все молчит.
Может, техника подвела?..
Николай Андреич позвонил домой, Олесе.
— Алло, Олеся? Как дела? Обед готовите? Ну хорошо, — голос у девушки был такой теплый, добрый, мягкий, что никак не хотелось говорить с ней о деле, но все-таки нужно. — Олеся, вы помните, я просил вас отправить факс?
— Факс?.. — Олеся замешкалась. — Да, что-то припоминаю. Давно это было.
Но, в общем-то, да. Припоминаю.
— Вы его отправили? Не забыли?
— Отправила…
— Странно… Почему же тогда Зарецкий, ну, в смысле, адресат молчит…
— Может быть, занят… — шепотом сказала Олеся.
— Что-что?
— Занят, может быть.
— Может. Все может быть. Спасибо. Счастливо вам. Надеюсь, обед будет вкусный.
Когда же закончатся эти мучения? Уж лучше бы она осталась в тюрьме.
Сидеть в камере было бы легче, чем ежедневно, ежесекундно предавать такого человека, как Астахов. И она ничего, совсем ничего не может сделать. Паук Форс крепко держит ее в своей паутине.
Доварив суп, Олеся принялась за уборку. Пылесосила и подметала с особой яростью. В каждой пылинке видела ненавистного Форса.
А тут и сам Форс объявился. Вошел неслышно, незаметно (и как он в дверь проник, вроде, закрыто было).
— Здравствуйте, Олеся. Как наши дела? Олеся подпрыгнула от испуга и обернулась.
— Леонид Вячеславович! Ну разве можно так пугать?
— Да что вы, Олесенька! Это я не пугаю. Это я так шучу. А вам бояться нечего. Ну, то есть, конечно, если вы будете делать все так, как нужно, тогда бояться нечего, — Форс скривил недовольную рожу. — Что-то я запутался в словесных оборотах. Для адвоката непростительно.
— Леонид Вячеславович, мне кажется, я не правильно поступила, что не отправила факс.
— Почему?
— Николай Андреевич очень расстроен, что нет ответа.
— Не волнуйся, ерунда. Этот факс — всего лишь обмен любезностями.
— Но почему он тогда так ждет ответа Зарецкого?
— Олеся, пусть тебя это не волнует, — Форс чеканил все более жестко. — Это не твоя проблема.
— Да, но Николай Андреевич убежден, что у него могут быть большие неприятности.
— Олеся, я последний раз повторяю. Николай Андреич со своими проблемами как-нибудь сам разберется. Понимаешь! Это не твоя проблема! А у тебя своих проблем много. Работай со мной… точнее — на меня, как договаривались, не думай ни о чем другом. И все у тебя будет хорошо. Ясно?
И Форс, грохнув дверью, вышел из дома. Он, кажется, уже и сам забыл, зачем приходил к Астаховым.
Кармелита приехала в театр на репетицию. И, пока Миро был занят в других номерах, пошла побродить по зданию. Как же оно изменилось за какую-то недельку. А ведь будет еще лучше.
В одной из комнат наткнулась на Рубину:
— А, милая, — окликнула ее старушка. — Заходи.
Кармелита зашла, осмотрелась. Стараньями Рубины комната обрела загадочный, мистический вид: подковы, лошадиные кнуты, свечки, иконки, коренья, сухие ветки.
— Хорошо у тебя здесь, интересно. Прямо гадальный салон открывать можно…
— Нравится? — гордо спросила Рубина.
— Нравится. Помнишь, ты мне говорила, что на новом месте надо сначала родным гадать?
Рубина улыбнулась и не стала говорить, что родному человеку, Миро, она уже погадала.
— Помню…
— Погадаешь?
— Садись.
Рубина быстро разложила карты:
— Ну мы посмотрим, что нас ожида…
Гадалка осеклась. И собрала карты еще быстрей, чем разложила.
Кармелита попробовала остановить ее.
— Постой, подожди! Что ты делаешь?! Что ты там увидела?
— Ничего. Ничего я тебе не скажу, Кармелита.
— Как это "ничего не скажу"?!
— Потому что ежели скажу, не ровен час, исполнится. А промолчу, может, и обойдется.
— Бабушка, ноты никогда так не делала. Ты всегда мне все говорила.
— А теперь промолчу. Я тебе добра желаю!
— Бабушка, ну скажи… — начала упрашивать Кармелита.
— Нет! — властно сказала Рубина. — Говорено нет, значит, нет. И не проси!
Лишь один день прошел, а как все изменилось.
Антон по-хозяйски устроился в кабинете Игоря. Первым делом осмотрел бар.
Ничего, неплохой подбор. Хотел, было, налить себе чего-нибудь повкуснее. И вдруг понял, что ему не хочется. Совсем не хочется пить. Раньше это было необходимо. То от страха, то от безысходности. А сейчас, в эту секунду, в этот день жизнь была так несказанно хороша, что для наслаждения ею совершенно не требовалось туманить мозги.
Это ощущение было для Антона настолько новым и неожиданным, что он замер, боясь спугнуть ощущение легкой радости.
В окно увидел Игоря, пришедшего на работу. Постучал ему в окно, жестом дал знак: пусть заходит в кабинет. В ожидании бывшего начальника развалился в кресле как можно вальяжнее.
Игорь вошел без стука.
— Что надо, начальник?
— В ремонтной зоне я оставил машину отца. Скажешь мастеру, пусть быстренько осмотрит, там что-то постукивать начало. А потом заправишь. Сам.
Лично…
— Слушаюсь, начальник!
— Только нормальным бензином. Я проверю…
— Будет исполнено, начальничек! Игорь повернулся к выходу.
Но Антону было мало этой моральной экзекуции.
— Игорь!
Тот остановился, обернулся.
— Надень униформу. На моей заправке, — "моей" сказал с нажимом. — Без нее не работают.
Приезд на автостоянку Астахова и Тамары по пышности и драматическому подтексту напоминал прибытие государя-императора с матушкой-императрицей.
— Вот видишь, — сказала Тамара мужу по дороге. — Стоило дать сыну самостоятельность, как он сразу проявил себя с лучшей стороны.
— Да, неожиданность… Но приятная неожиданность, — согласился Астахов.
Войдя, в конторку Игоря… то есть, уже в конторку Антона, оба почувствовали какой-то внутренний трепет. Наконец-то их мальчик становится достойным наследником империи.
Сын выскочил навстречу родителям с таким усердием, как будто расстался с ними давным-давно, а не несколько часов назад, после завтрака, поданного трудолюбивой Олесей.
По очереди чмокнули друг друга в щечку.
— Поздравляю тебя, сынок, с повышением!
— Спасибо, мам. Я тебя не подведу.
— Я ни секунды в этом не сомневалась.
Антон повернулся к отцу и произнес максимально деловито:
— Папа, машина скоро будет готова. Ходовую часть подтянули. И Игорь сейчас ее заправит… Хорошим бензином, — после эффектной паузы добавил сынок.
Все трое рассмеялись.
— Хорошо, спасибо, — сказал Астахов. — Ну что, Антон, я надеюсь, с твоей помощью эта заправка станет самой прибыльной.
— Да, отец, я постараюсь. По крайней мере, не буду обманывать тебя, как предыдущий управляющий.
— Да, а ведь я ему верил…
— Доверяй, но проверяй, как говорится. Вот я и проверил…
— Ну, молодец, молодец. Просто боюсь тебя захвалить. Одним словом, после истории с кладбищем полностью себя реабилитировал.
Тамара опять улыбнулась. Но далось ей это совсем непросто. То, что Антон выкарабкался (и, судя по всему, совсем не пьет), конечно же, хорошо. Но то, что сделал он это за счет Игоря, было очень обидно.!
И вдруг Астахов выдал то, чего никто не ожидал:
— А теперь надо дать шанс Максиму.
Ну сказанул… Тамара и Антон онемели.
— Зачем? — слегка прокашлявшись, спросила Тамара.
— Потому что я хочу его вернуть.
— По-моему, мы со своими делами можем справляться самостоятельно, без Максима, — заметила Тамара.
— Конечно, можем. Но… Видишь ли, мне кажется, это несправедливо по отношению к Максиму. Провинились оба. И нужно обоим дать равные шансы исправить ошибки.
— Ты хочешь сказать, что он опять будет мной командовать? — уточнил Антон.
— Координировать, — поправил его Астахов. — Я Думаю, это пойдет на пользу. Нашему делу. Бизнесу, так сказать…
— Ну, ты знаешь, — обиженно начал Антон. — Я с-вое прощение честно заслужил. А он?
— Сынок, ты что, не хочешь работать с Максимом? Вы же были друзьями, — сказал Астахов, ударяя на слове "друзьями".
— Мы были друзьями… — ответил Антон, ударяя на "были".
— Ну ладно, — засобирался Астахов. — Антон, поехали в офис, я покажу тебе несколько бизнес-схем… Тамара, ты с нами?
— Нет, я останусь. У меня тут еще дела… Нужно несколько документов глянуть, может быть, ксерокопии снять.
Когда Астахов с сыном подошли к машине, Игорь как раз заканчивал ее заправку. Антон не отказал себе в удовольствии общения с подчиненным. Сказал Игорю несколько хвалебных слов (мол, отлично заправил, и бензин замечательный).
Хотел уже уйти. Но потом, вспомнив о чем-то важном, хлопнул себя по лбу, и засунул в верхний карман Игорева комбинезона свернутую десятирублевую купюру.
Как только машина скрылась за поворотом, Игорь вытащил десятирублевку, со злостью порвал ее на мелкие кусочки, бросил на асфальт и топтал минут пять.
Потом немного успокоился. На душе было гадко, как будто кошки скреблись.
Ну хорошо этот сосунок его подставил — понятно, сам виноват, погорел.
Взял бензин слева, по дешевке. Думал, проканает, а не проканало.
Но Тамара, Тамара! Что ж она ходит такая счастливая?! Получается, его унижение ей в радость! Главное, чтоб Антоша всплыл, сынуля астаховский. Это отродье барское!..
И вдруг униженный и оскорбленный сам прервал свои мысленные ругательства. А барский ли это сынок?!
Игорь вдруг совершенно отчетливо вспомнил вчерашний разговор с Тамарой.
Когда он сказал ей: "Твой сын просто хам", она ответила: "Наш сын не хам…"
Что-то тогда кольнуло его. Но он сам же подавил едва зародившееся сомнение — наверно, Тамара имела в виду: "наш с Астаховым сын".
А что если, нет… Постой-постой, думай, Игорь, думай, вспоминай! А о чем они говорили потом?..
Она, как обычно, начала оправдывать этого придурка. Сказала что-то вроде: "Мальчик рос практически без отца".
Он, Игорь, тогда еще удивился: "Почему "без отца"?"
"Потому, — ответила она. — Потом узнаешь…"
Но "узнать потом" у него не получилось. Потому что "потом" у них была любовь.
Тогда Игорь начал перебирать в памяти предыдущие их разговоры. И вспомнил множество моментов, случаев, ситуаций, когда Тамара внезапно краснела, запиналась, чего-то не договаривала.
А с какой радостью и гордостью она смотрела на них, когда они с Антоном стояли рядом. Он помнил, отчетливо помнил то колющее бессмысленное чувство ревности любимой женщины к ее любимому сыну. Она же, оказывается, просто радовалась, увидев рядом отца и сына.
Так, а что по срокам?
С первой женой Евгенией у Астахова долго не было детей. Тогда будущий бизнесмен очень злился, порой пил. Работал на советской заправке. Был при деньгах.
А они с Тамаркой были совсем глупые, молодые. Любили друг друга страшно.
Но и ссорились страшно, после чего уходили в загул. Проклинали друг друга.
А потом, спустя какое-то время, мирились. И прощали друг другу все грешки, обильные, взаимные…
После одного из таких загулов Тамара и забеременела. Долго скрывала, от кого, потом призналась — сказала, что от Астахова. Он в тот момент как раз пошел в гору, наладил цех по производству всякой дефицитной ерунды.
Игорь тогда, помнится, пообещал убить Астахова. А она как-то успокоила его, утешила: не надо, пожалей отца моего ребенка. И он довольно быстро, с большим внутренним облегчением и внешним великодушием отказался от своей кровожадной идеи.
Астахов же от ребенка не отказывался. Денег отстегивал порядочно.
А потом, когда Евгения умерла при родах, Тамара его быстро окрутила. Тем более что общий — как бы общий — ребенок уже имелся,
Вывод один.
Она, Тамара, предала его. И тогда, и сейчас. И он имеет право отомстить ей за это!
Игорь вошел в конторку, еще недавно свою, а теперь антонову.
Тамара понуро листала какие-то бумаги.
— Игорь, родной, ты не переживай так, пожалуйста… Вот увидишь, пройдет время…
— Какое время? Антон помыкает мной, как щенком! Десятирублевыми чаевыми одаривает!
— Ну и что? — устало спросила Тамара.
— Как "что"?! Ты действительно не понимаешь или, как обычно, прикидываешься?
— Ну допустим, прикидываюсь, — ответила Тамара, тоже заводясь понемногу.
— Он же мне чаевые дал…
— Игорек, не чаевые, а вознаграждение. Ты заправил — он заплатил… Что тебя не устраивает? Похоже, что в первую очередь размер чаевых!
— Ах, вот как ты заговорила… Значит, ты считаешь, Антон прав в том, что сунул мне вот эту подачку?
— Послушай, что ты от меня хочешь? Будь, в конце концов, мужиком, наберись смелости признаться, что ты сам во всем виноват!
— Я виноват, конечно, я виноват. Я виноват, а ты у нас — святая невинность?! Ты у нас ни в чем не виновата!? А я, между прочим, могу тебе кое-что сказать. И не только тебе.
— Игорь. Не психуй!
— А я и не психую… Я просто пойду и очень спокойно все расскажу твоему муженьку…
— Что "все"? — спокойно спросила Тамара.
— Я скажу ему, что Антон — мой сын, — еще более спокойно ответил Игорь.
День удался. Впрочем, как и вся жизнь. Сашка сидел в пивной. Маргоша наливала ему кружечку за кружечкой. А он рассказывал ей разные байки. И вдруг Сашка заметил, что Марго совсем его не слушает, смотрит куда-то вдаль.
И так грустно-грустно…
— Радость моя, ты сердишься на меня? Женщина тяжело вздохнула всей своей пышной грудью;
— Совсем ты, Сашка, забыл меня со своим театром! Может, хоть сегодня погуляем?
— Нет, любимая, сегодня никак не могу: в таборе нынче ночью большой праздник — Иван Купала. Сегодня все цыгане не спят.
— Да что ж вы, как дети малые. У нас только малолетки друг друга водой поливают да через костер прыгают.
— Водой поливают — это правильно. Это значит, грехи смывают, обиды прощают… А через костер прыгать надо тоже не просто так, — поучительно сказал Сашка.
— А как?
— А так: кто выше прыгнет — тому счастья больше всех будет. А еще в купальских кострах можно сжечь сорочки, с больных снятые. Вместе с одеждой сгорят и болезни.
— Слушай, Сашка, так мы ж с вами практически один народ. Вот ты сейчас говоришь, а я ведь тоже вспоминаю какие-то такие бабкины рассказы.
— Ну чего ты там помнишь? — неосторожно сказал Сашка.
— Помню! Помню! Я, Саш, самое главное вспомнила. Девушки в этот день плетут венки из цветов и по воде пускают… Если венок тонет, значит, суженый разлюбил и замуж за него не выйти. А если не тонет, и парень венок выловит, стало быть, к свадьбе…
