В другой раз мы вчетвером гуляли по улице Уральских рабочих и недалеко от улицы Стахановцев увидели идущего навстречу „колдыря“. Он сильно раскачивался. Северцев толкнул меня в бок: „Твоя очередь, начинай!“. Я не хотел начинать, и тогда он сам, разбежавшись, ударил мужчину ногой в грудь. Мужчина упал на колени, а Паклин и Худобин стали пинать его. Мужчина закрывал лицо руками. Я сказал ребятам: „Подождите, может, он сам упадет, и тогда мы его обыщем“. Но мужчина стал подыматься, и Северцев несколько раз пнул его, но безрезультатно. Тогда Паклин сильно ударил его ногой снизу в челюсть, и уже тогда мужчина упал. Северцев вытащил у него из карманов деньги, неполную пачку сигарет и еще спички.
Еще я помню случай на улице Ломоносова. Тот мужчина был выше меня на целую голову, и я не хотел на него идти. Тогда Северцев разбежался и ударил его ногой в спину, но потерял равновесие и упал. Мужчина развернулся и попятился от нас. Раздосадованный падением Северцев, вскочив на ноги, ударил его головой в живот. Мужчина крикнул: „Мама!“ и согнулся, обхватив руками живот. Я сделал ему подсечку, и он упал. А Северцев набросил ему на шею жгут из бинта. Пока он придушал мужчину, Паклин и Худобин сняли с него „саламандры“. Убегая, мы видели, что мужчина поднялся на четвереньки.
На другой день мы напали на какого-то пьяного мужчину на улице Уральских рабочих. Северцева с нами не было, а подробностей я не помню, кроме того, что когда мы с Рудиком отбежали, Паклин стал приводить мужчину в чувство водой из лужи. После этого мы стали дразнить Паклина „медсестрой“.
Больше мы ни на кого не нападали».
Горелов вдумчиво перечитал объяснение, написанное корявым детским почерком и щедро сдобренное орфографическими ошибками.
— Все правильно, только ты, кажется, позабыл упомянуть еще один эпизодик, — заключил он как бы между прочим, словно бы речь шла и в самом деле о каком-то пустячке.
— Какой эпизодик? — спросил Ушаков, напряженно моргая.
— Ну, поднапряги память!
Ушаков потряс головой, словно отказываясь понимать, что от него требовал опер.
— В ночь с одиннадцатого на двенадцатое августа, — немного выждав, подсказал Горелов.
Ушаков задумчиво поводил кончиком языка по верхней губе, продолжая усиленно моргать. А проморгавшись, признался:
— Я в числах плохо ориентируюсь.
Горелов смотрел на него в упор.
— Школьный двор, — подкинул он парню еще одну подсказку.
Наконец Ушаков вспомнил:
— А, это, — и поморщился.
— Врубился? — участливо спросил Горелов. — Тогда валяй рассказывай по порядку.
Давно не было у него такого хорошего настроения. Словно выиграл в лотерею или, еще лучше, получил прибавку к зарплате.
— Ну, мы вчетвером… — едва слышно заговорил Ушаков, крепко ухватив одной рукой другую. — Ну, увидели возле мастерских какого-то мужика…
Говорил он с большими паузами, а Горелов терпеливо слушал, не перебивая, вплоть до момента, когда Полунин упал на колени.
— У тебя получается, что избивал один Северцев.
— Так получается? — удивленно и растерянно переспросил Ушаков. — Ну, как? Нет… Ну, Паклин тоже. Пнул один раз. И Рудик, кажется.
— А сам-то ты что, в сторонке стоял?
— Ну, я вообще… Редко, когда… Может, раза два за все время.
— Я про Полунина спрашиваю: к нему-то ты прикоснулся?
— Ну, как?.. Один раз, рукой по плечу.
— Погладил, так? Ну ладно, теперь скажи мне вот что: кто у вас там верховодил?
— Северцев, кто… Всю дорогу подбивал нас.
— И удавку на шею Полунина он накинул?
— Он, кто же еще!
Поднявшись после обеда к себе на третий этаж, Горелов увидел в конце коридора, у окна, коренастого низенького паренька в желтой футболке с рисунком на спине, похожим на большую круглую печать.
— Паклин?
Паренек обернулся, и Горелов кивком пригласил его в кабинет. Низкорослый и широкоплечий, в великоватых штанах, с маленькими хитрыми глазками на курносом лице, он не уводил, как Ушаков, глаза в сторону, а смотрел на опера с завидным бесстрашием.
Он тоже назвал Северцева инициатором ночных вылазок, который всегда первым нападал на «колдырей» и большей частью сам обшаривал их карманы, забирая себе все ценные вещи и деньги якобы на хранение.
— Много насобирали? — поинтересовался Горелов.
Паклин нахмурился:
— Чего с «колдырей» насобираешь!
Эпизод с Полуниным в передаче Паклина мало расходился с показаниями Ушакова, однако расхождения все же были.
Согласно версии Ушакова, они прошли на школьный двор через арку со стороны улицы Индустрии и уже возле мастерских увидели «колдыря». Паклин же показал, что они встретили Полунина возле парикмахерской, на углу улиц Орджоникидзе и Калинина, сказали ему, что у них припрятан возле голубятни «пузырек», и таким образом заманили его на школьный двор.
И еще одно расхождение: по Ушакову выходило, что «ковбои» оставили Полунина возле яблони у мастерских, а Паклин утверждал, что он и Худобин вдвоем вытащили полузадушенного Полунина со двора на улицу, «чтобы там его кто-нибудь увидел».
— Он, что, так уж плох был? — спросил Горелов.
— Нет, сперва хрипел, а потом лучше стал дышать, — ответил Паклин.
Из других рассказанных Ушаковым эпизодов Паклин вспомнил только два. Зато добавил три неизвестных.
Отоспавшись, Игорь не утерпел-таки и ближе к вечеру заглянул в райотдел. Горелов разговаривал по телефону. Увидев входящего в кабинет Игоря, обрадованно помахал ему, а чуть погодя, зажав микрофон трубки ладонью, сказал:
— Вот хорошо, что пришел!
— Какое-нибудь чепе? — спросил Игорь, когда Горелов положил трубку.
— Не отгадал!
— Тогда — что?
— «Ковбои».
«Фу ты…». Напряжение спало. Игорь без сил опустился на стул. А Горелов сверлил его веселыми колючими глазками и, благодушно посмеиваясь, делился новостями:
— Пока вы с этим… Уиллером собирались их ловить, Белоголовый с Коротышкой расписались у меня вот тут, — и подвинул лежавший перед ним «скоросшиватель» в сторону Игоря. — Взгляни-ка!
Игорь с ленцой протянул руку:
— Чего там такое? — однако, пока он читал, лихорадочный блеск в глазах и дрожащие пальцы выдавали его волнение.
— Ну, что скажешь? — спросил Горелов, когда Игорь положил «скоросшиватель» на стол.
— Все правильно.
— Может, ты предвидел такой оборот?
Игорь вяло махнул рукой.
— Да нет. Где уж нам уж. Как ты думаешь, что их заставило прийти сюда с повинной?
Горелов погладил щеку ладонью.
— Думаю, что Северцев держал их в кулаке, а стоило ему уехать — и все: один, который поглупее, подался в бега, а эти двое решили покаяться. Белоголовый тут такие сопли распускал. Прикидывается овечкой.
— Мне кажется, тут вот еще что могло быть, — скромно заметил Игорь. — Допустим, кто-то видел, как «ковбои» нападали на Полунина и как душили его.
— А они решили опередить очевидца? — подхватил Горелов. — Что ж, все может быть. Оно бы неплохо: если этот очевидец явится сюда, пускай и с опозданием, у нас будет живой свидетель.
— Да, хорошо бы: живой свидетель плюс явка с повинной.
— Я ведь опознание проводил, — сказал Горелов. — По фототаблице. По всей форме.
— Опознали?
— Белоголовый сразу ткнул пальцем в Полунина, а Паклин вилял минуты две, но тоже правильно указал.
— Считай, что убийство раскрыто, — Игорь с трудом сдерживал ухмылку.
— Ты так думаешь? Вот спасибо, что подсказал! — с этими словами Горелов протянул Игорю исписанный крупным летящим почерком листок.
Рапорт старшего оперуполномоченного уголовного розыска В. М.Горелова начальнику райотдела милиции:
«Докладываю, что в ходе проведения оперативно-розыскных мероприятий установлена группа подростков, совершивших с 30 июля по 13 августа с.г. ряд разбойных нападений на граждан в ночное время.
Есть все основания подозревать членов указанной группы в причастности к убийству А.Г.Полунина. В настоящее время разрабатываются мероприятия по розыску других пострадавших».
— Все правильно, — сказал Игорь, прочитав рапорт. — Только хрена ты найдешь других пострадавших.
— Вот я тебе и поручу заняться их розыском! — всхохотнул Горелов. — К понедельнику чтоб был у меня на столе план мероприятий!
Утром в понедельник в областной прокуратуре между начальником следственной части и его новым подчиненным, старшим следователем Брянцевым состоялся долгий разговор, повергший последнего в уныние.
— Сергей Алексеевич, мне только что доложили: это уралмашевское дело об убийстве Полунина уже раскрыто, — сообщил Брянцеву начальник.
— Молодцы ребята, что тут можно еще сказать! — покивал тот.
— Вы знакомы с деталями этого дела?
— В общих чертах, — скромно ответил Брянцев. — Собственно говоря, я лишь присутствовал при вскрытии трупа.
— Ясненько! — порадовался неизвестно чему начальник следственной части. — Но откуда такая жестокость? Мало того, что избили человека, так еще…
— Эксперт полагает, что Полунина не избивали перед тем, как удавить, — уточнил Брянцев. — Правда, ссадины на теле имелись, но они появились, по крайней мере, за сутки до убийства.
— Ах, вон что! — воскликнул начальник. — Все не так просто, а?
— Не берусь судить, поскольку я этим делом вплотную не занимался, — уклонился Брянцев от ответа.
— А может, стоило? — спросил начальник, и Брянцев не сразу сообразил, куда он клонит.
— Но…
— Мне кажется, ты неплохо представляешь себе картину преступления — тебе и карты в руки! — с этими словами начальник одарил Брянцева широкой доброжелательной улыбкой.
— В каком смысле, Валентин Петрович?
— В том смысле, чтобы принять дело Полунина к своему производству! — эти слова начальник следственной части выговорил с такой торжественностью, словно вручал при этом Брянцеву правительственную награду.
А у того засосало под ложечкой.
— Оно же у Малышкина.
— Малышкин заболел и, похоже, надолго.
— Что с ним?
— Говорят, инсульт.
— Вот бедняга! — всерьез огорчился Брянцев. Это, что, из районной прокуратуры сообщили?
— Да, полчаса назад прокурор звонил. Он, кстати, и попросил разрешения задействовать тебя в деле Полунина. У них, сам понимаешь, сейчас следователей не хватает: тебя забрали, теперь вот Малышкин выбыл… А поскольку ты пока еще свой человек на Уралмаше, да, к тому же, дело Полунина тебе знакомо….
— Валентин Петрович, я бы со всем удовольствием…
— И — что?
— Но ведь я собрался с завтрашнего дня в отпуск! Мы же договаривались.
— Договор остается в силе, — поспешил успокоить его начальник. — Ну, на несколько дней позже пойдешь в отпуск. Больше ничем загружать тебя не буду. Оформишь дело Полунина, передашь по назначению, куда сочтешь нужным: в комиссию по делам несовершеннолетних или сразу в суд — и гуляй на здоровье!
— Не знаю, не знаю. Мне кажется, тут не одной неделей пахнет, — подавленно возразил Брянцев. — Четверо подозреваемых.
— Но двое уже признали свою вину!
— Пока только двое, — сдержанно покивал Брянцев.
— И остальные не задержатся, — пообещал начальник.
— Как знать…
— Значит, договорились, Сергей Алексеевич! — заключил начальник тоном, мало располагавшим к продолжению разговора.
И уже через полчаса Брянцев ехал пятым номером трамвая на Уралмаш, стараясь не думать о том, что обещал тестю нынешний отпуск провести у него в саду, помочь достроить дом, с которым старик, можно сказать, в одиночку мыкается уже четвертый год и только-только подвел под крышу. Завтра тесть будет весь день смотреть на дорогу в ожидании помощничка и хотя ничего потом не скажет зятю — от этого Брянцеву не будет легче. И теща на завтра взяла талончик к врачу, потому что понадеялась на зятя, который обещал прихватить в сад сливочное масло, молоко и испеченные ею пресные булочки для мужа-язвенника.
