Реклама полностью отключится, после прочтения нескольких страниц!
Все это тем не менее не означало, что традиционная социальная структура английского общества подверглась серьезной деформации. При том, что «молодое вино вливалось в старые мехи», основополагающая стратификация общества оставалась неизменной, и, уступая экономические позиции, дворянство тем не менее продолжало играть в этой системе главенствующую социальную и политическую роль. Причины устойчивости позиций этого сословия, очевидно, следует искать в консерватизме господствующих установок и ориентиров общества, который тем не менее сочетался со способностью абсорбировать новые элементы и допускать достаточную свободу передвижения вверх по социальной лестнице.
Среди самых разнообразных принципов деления общества[4] и противопоставления одних его групп другим, имевших место в английской политической теории (духовенство — дворянство — третье сословие; пэры — общины; горожане — сельские жители и т. д.), оппозиция: благородные — неблагородные, дворяне и недворяне оставалась основополагающей. Противопоставление «nobility» и «comunalty» — общее место в политических трактатах этой эпохи.
Вместе с тем необходимо отметить, что проблема «благородства» не получила на английской почве самостоятельной и столь глубокой теоретической разработки, как, например, во Франции или Испании, известных обилием схоластически-обстоятельных трудов на эту тему. Англичане выступали скорее как эпигоны, охотно переводя континентальную литературу или следуя ей. Наибольшей популярностью пользовались «Книга о сословии рыцарства» Рамона Льюля, переведенная с каталанского, «Книга хороших манер» Жака Леграна — с французского, «О придворном» Бальдассаре Кастильоне и др., детально анализирующие качества, присущие истинному дворянину[5]. Их основной постулат — благородство дается происхождением от знатных родителей и определяется древностью славного рода — и здесь не подвергался сомнению. Именно с этого утверждения начинает свою характеристику джентльмена в трактате «De Republica Anglomm» Томас Смит, знаток гражданского права, вице-канцлер Кембриджского университета и один из государственных секретарей эпохи протектора Сомерсета: «Джентльмены — это те, кого их кровь и происхождение делают знатными и известными…»[6]
Понятие «благородство», «знатность» («gentility», «nobility») распространялось в Англии XVI в. на многочисленный слой людей, причем если его верхняя грань определялась четко очерченной группой высшей титулованной аристократии, то нижний предел оставался достаточно размытым, ибо статус джентльмена, как мы убедимся ниже, не имел строгого юридического определения, вследствие чего на практике допускалось весьма вольное его толкование. Эта особенность ярко отражена в трактате Томаса Вильсона «Государство Англия в 1600 г.», где автор — в прошлом высокопоставленный чиновник, опираясь на документацию центральной и местной администрации, наиболее детально воспроизводит современную ему социальную структуру. Подобно Т. Смиту, все дворянство он определяет как «nobilitas», подразделяя его прежде всего на светскую и духовную знать. Далее следует градация по весу и достоинству — «nobilitas maior» и «nobilitas minor».
В число высшей знати входили маркизы, графы, виконты, бароны и епископы (Т. Вильсон не упоминает герцогов, безусловно входивших в «nobilitas maior», поскольку в его время в Англии не было ни одного обладателя этого титула). Таким образом, здесь достаточно четким критерием служило наличие титула или высшей церковной должности.
Критерии, по которым формировалась категория «младшей знати» или нетитулованного дворянства, менее определенны, что отражало реальную практику. Вильсон включает в нее рыцарей (equites), эсквайров (armigeros), джентльменов (generosos), священников (ministros), а напоследок — расплывчатую группу «literatos» — «всех образованных, имеющих какую-либо ученую степень…»[7].
Примечательно, что, идет ли речь о высшей аристократии или о нетитулованном дворянстве, при определении границ этих групп автора совершенно не занимают такие категории, как благородство, чистота крови, древность рода, наличие родословия и т. д. В основе его классификации иные принципы: выполнение определенной социальной функции и уровень доходов, непременно соответствующий месту в социальной иерархии.
Это составляет характерную особенность английских теоретических взглядов на дворянство как сословие, ибо акцент делается не столько на качестве — «благородный человек», сколько на статусе — «дворянин», причем статус здесь неразрывно связан с имущественным цензом. Этот момент прослеживается в трактате Смита, проводившего аналогию между Англией и Римской империей, в которой принадлежность к определенной группе была возможна только при наличии соответствующего состояния. Так, английское пэрство он уподобляет римским патрициям, подчеркивая, что «…в Англии никого не возводят в баронство, кроме тех, кто может тратить в год из своих доходов 1000 ф. ст. или по меньшей мере 1000 марок». Рыцарей Смит сравнивает с сословием всадников, а «римские всадники избирались ex censu, то есть в соответствии с их состоянием и богатствами»[8].
Это не означало, разумеется, что разорение, сползание ниже квалификационного уровня доходов влекло за собой утрату дворянского статуса или титула, однако в глазах своих современников такой человек заметно проигрывал. В лучшем случае он вызывал проявления сочувствия, подчас унизительного, которое пережил, например, граф Оксфорд, один из пэров королевства, разорившийся до такой степени, что был вынужден продавать «свинец с крыш своих замков»[9]. Решение о помощи ему публично обсуждалось в парламенте, после чего в качестве вспомоществования королева пожаловала графу епископство Или, и таким образом конфликт между высоким статусом и бедственным состоянием его финансов был разрешен. В худшем случае неблагополучный дворянин мог вызвать иронию и даже насмешку, которая явственно сквозит у Томаса Смита, когда он рассуждает о том, кто не может поддержать необходимый уровень жизни: «Слава и богатство его предков будут служить ему прикрытием настолько долго, насколько это возможно, и он будет напоминать позолоченную вещицу, с которой еще не стерлась позолота, хотя внутри она сделана из меди»[10].