Соотнесённость двух правителей, один из которых может выступать в качестве сакрального князя-жреца (с чем соотносится обозначение «свят» или «свет»[36]), а другой является светским властителем, находит очевидные параллели в других государственных традициях, прежде всего в хазарской, где были сакральный царь (каган) и светский (бек). Туже ситуацию, но применительно крусам, описывает секретарь посольства багдадского халифа ал-Муктадира Ахмад ибн Фадлан, который побывал в Волжской Булгарин в 921–922 годах и оставил описание этого путешествия. Русы, которых он лично видел в Булгаре, судя по этому описанию — варяги, а о их государственной жизни Ибн Фадлан оставил довольно фантастические сведения, упомянув, что у них есть царь и его «заместитель, который командует войсками, нападает на врагов и замещает его у его подданных»[37]. И сведения «Анонимной записки», и информация Ибн Фадлана хронологически очень близки эпохе Олега. Само имя Олега может отсылать к сакральным функциям (подробнее об этом впереди), поэтому возникает большой соблазн соотнести упомянутую арабскими авторами своеобразную «диархию» с ситуацией некоего двоевластия Олега и Игоря — и даже с соправительством Аскольда и Дира[38]. Конечно, такое сопоставление вполне возможно, но следует помнить, что, судя по договору 911 года, Олег выступает именно в качестве князя, реального, а не сакрального правителя. Более того, в самом тексте договора Игорь даже не упомянут (что составляет разительный контраст с договором 944 года, где упоминаются многочисленные члены семьи великого князя).
Итак, представляется всё же, что Олег оттеснил Игоря от дел реального управления и если и выполнял какие-то жреческие функции, то совмещал сакральный и военный статус в одном лице. Каково же было происхождение самого Олега?
Во всех летописных источниках он именуется «родичем» Рюрика («от рода ему суща»). Больше эта родственная связь никак не конкретизируется. В рассказе о взятии Киева Олег, обращаясь к Аскольду и Диру, говорит: «Гость есмь, и идемъ въ Греки от Олга и от Игоря княжича. Да придета к намъ к родомъ своимъ», то есть «я купец, и идём в Грецию от Олега и от княжича Игоря. Да придите к нам, к родичам своим». Показательно, что Игорь именуется здесь княжичем, то есть сыном князя, именем которого и действует Олег. Аскольд и Дир названы родичами варяжских купцов — так, по-видимому, обозначена их принадлежность к варягам-скандинавам. Затем Олег заявляет следующее: «Вы неста князя, ни рода княжа, но азъ есмь роду княжа» и выносит к ним Игоря: «А се есть сынъ Рюриковъ». «Вы не князья и не княжеского рода, но я княжеского рода». Олег противопоставляет себя другим варяжским предводителям, обосновывая захват Киева принадлежностью к роду Рюрика. Именно эта родственная связь в его устах становится решающим аргументом. Из летописного рассказа можно заключить, что Олег принадлежал к тому же роду, что и Рюрик, то есть находился с ним в родстве по мужской линии.
Но в XVII–XVIII веках «уточнение» этого родства пошло по другому пути. Долгое время никаких версий относительно происхождения Олега и его родства с Игорем в историописании не возникало. Ни в Воскресенской летописи, ни в Никоновской, ни в Степенной книге, то есть в летописных памятниках XVI века, где события ранней русской истории обрастали новыми подробностями, нет упоминаний о роде Олега, и только XVII век принёс некоторые новации. Они известны нам в основном по «Истории Российской» Василия Никитича Татищева, который работал над этим сочинением в течение нескольких десятилетий, вплоть до смерти в 1750 году. Уже в первой редакции второй части своей «Истории» Татищев называет Олега «свойственником» Рюрика, а в примечаниях к летописному тексту, включённому в «Историю», оговаривает: «Олег же, как мнится, шурин Рюриков, а Игорю дядя по матери»[39]. При этом имя «Дир» Татищев считает сарматским словом «тирар», что значит «пасынок», следовательно, Аскольд и Дир были одним лицом, и этот Аскольд являлся «пасынком» Рюрика. Конфликт же Олега с Аскольдом Татищев представляет как родственное столкновение.
Итак, летописную фразу «от рода ему суща» историк понимает как указание не на родство Олега и Рюрика, а на свойство, то есть родство по браку. Каковы были основания для этого вывода? Василий Никитич ссылается на «Раскольничью летопись» (Раскольничий манускрипт), некий летописный текст, который был в его распоряжении. Затем это предположение подтвердила и так называемая Иоакимовская летопись, полученная им, по его утверждению, в 1748 году. Татищев приводит выдержки из неё, включая сведения, которые не содержатся у «Нестора», и среди этих дополнений обнаруживается следующее: «Рюрик по отпуске Оскольда бе вельми боля и начат изнемогати; видев же сына Ингоря вельми юна, предаде княжение и сына своего шурину своему Ольгу, варягу сусчу, князю урманскому»[40]. В этой же «летописи» указывалось, что именем Ольги было первоначально Прекраса, она происходила из Изборска и была «от рода Гостомысла», а Олег, выдав её замуж за Игоря, переменил ей имя и «нарече во свое имя Ольга». Так, согласно неким летописным текстам — а Иоакимовскую летопись Татищев приписал первому новгородскому епископу Иоакиму Корсунянину и считал очень древней, — Олег оказывался не только шурином Рюрика, но и князем «урманским», то есть норвежским, давшим к тому же имя княгине Ольге.
Все эти сведения отразились во второй редакции второй части «Истории», над которой Татищев работал в конце 1740-х годов. Здесь в летописном тексте Олег назван «сродником» Рюрика, а в примечании сказано: «Олег здесь именуется сродником, а у Иоакима шурином, равно в Раскольничьем манускрипте — вуем Игорю; в Прологе же, в житии св. Ольги, дядею Ингорю, то есть братом Рюрику, именован»[41]. Как видим, у Татищева появился и третий источник — житие княгини Ольги (явно позднее). Какова же достоверность имевшихся у Татищева летописей? Тут, к сожалению, возникает больше вопросов, нежели ответов. Иоакимовская летопись, по-видимому, представляет собой фантом, созданный самим Татищевым[42] или каким-то другим автором XVII или начала XVIII века. Таинственный «Раскольничий манускрипт», если он существовал в действительности, может относиться, скорее всего, к летописанию XVII века, причём украинского происхождения[43]. Следовательно, перед нами просто домысливание родственных связей первых князей, явно позднее и абсолютно недостоверное. Поэтому все рассуждения о том, что дядя по матери (на Руси действительно называвшийся «вуем») традиционно мог быть воспитателем сироты-племянника, и эта система авункулата, хорошо известная у древних народов, в том числе в Африке и Океании, присутствовала также и на Руси, повисают в воздухе. Никаких оснований считать Олега дядей Игоря по матери нет. Напротив, вслед за Повестью временных лет и древнейшими русскими летописями, Олега следует признать «родичем» Рюрика, то есть представителем того же рода, что и основатель княжеской династии.
Что же можно сказать о реальной генеалогии Олега? Ясно, что он был варягом, то есть скандинавом. Его скандинавское происхождение не отрицалось даже в советские времена, когда такой антинорманист, как академик Б. А. Рыбаков, признавал Олега «конунгом», шведом или норвежцем[44], правление которого на Руси было, впрочем, лишь кратким эпизодом в её истории: как и другие варяги-«находники», этот «временный» князь вскоре исчез с исторического горизонта. Определённые выводы можно сделать из анализа самого имени Олега. Имя это восходит к древнескандинавскому имени Helgi (женская форма Helga, то есть Ольга), которое соответствует прилагательному helgi, употреблявшемуся в христианский период в значении «святой». Однако это не значит, что такого слова не существовало в дохристианское время. Тогда helgi означало «священный», «сакральный», а применительно к образу конунга или героя сопрягалось также с духовной, сакральной целостностью и обладанием удачей[45]. В языческий период в скандинавской традиции, по подсчётам Е. А. Мельниковой, было около десяти персонажей, носивших это имя, «причём их подавляющее большинство так или иначе связано с героико-эпическим контекстом»[46].
Первый по времени среди них — Хальга (Хельги) Добрый, упоминаемый в раде источников, прежде всего в средневековой англосаксонской поэме «Беовульф» (VIII век). Время его жизни можно определить лишь приблизительно, среди версий называются начало и середина VI века[47]. Хальга принадлежал к датской династии Скьёльдунгов, основателем которой считался некий Скильд (Скьёльд) Скевинг. Его внук Хальфдан имел трёх сыновей, среди которых был и Хальга. Вот как об этом говорится в «Беовульфе»: «Родилось на землю от Хальфдана четверо: Херогар, Хродгар, Хальга Добрый и дочь»[48]. О Хальге почти ничего не известно, но он являлся отцом знаменитого героя Хродульфа или Хрольва Краки (Жердинки). Хальга упоминается и в других источниках, в том числе древнеисландских. У исландского скальда Снорри Стурлусона в его своде саг «Круг земной» говорится: «В Хлейдре правил тогда Хельги конунг, сын Хальвдана. Он приплыл в Швецию с такой огромной ратью, что Адильсу конунгу не оставалось ничего, кроме как бежать. Хельги конунг высадился со своим войском, разорял страну и взял большую добычу. Он взял в полон Ирсу, жену конунга, и увёз с собой в Хлейдр, и женился на ней. Их сыном был Хрольв Жердинка»[49]. Потом выяснилось, что Ирса на самом деле дочь Хельги, после чего она вернулась в Швецию к Адильсу «и была там до конца своей жизни». «Хельги конунг погиб в походе. Хрольву Жердинке было тогда восемь лет, и он был провозглашён конунгом в Хлейдре». Хлейдр — это Лейре на острове Зеландия в Дании. Таким образом, впервые имя Хельги зафиксировано именно в датских областях.
Два других Хельги известны из песен «Старшей Эдды». Это Хельги Убийца Хундинга, которому посвящены две песни, и Хельги, сын Хьёрварда[50]. Хельги Убийца Хундинга был сыном Сигмунда, принадлежавшего к датской династии Ильвингов (по другой версии, Скьёльдунгов) — во всяком случае сказание об этом Хельги имеет датское происхождение[51]. Второй Хельги является сыном некоего конунга Хьёрварда, но к какой династии он принадлежал, неизвестно.
Помимо Дании имя Хельги встречалось и в Норвегии. Об этом свидетельствуют ещё три героя, информация о которых сохранилась у Саксона Грамматика в его хронике «Деяния данов» (XII век). Один из Хельги был конунгом Халогаланда — северной части Норвегии[52]. Ещё один норвежский Хельги — Хельги Смелый — в первой половине IX века был конунгом в Хрингарики (Рингерики), в Южной Норвегии. Его сын Сигурд Олень был дедом первого норвежского короля Харальда Прекрасноволосого[53].
