Реклама полностью отключится, после прочтения нескольких страниц!
В одной школе, в одном классе учились Вовка и Михалыч.
С Вовкой-то все понятно: имя у него такое. Можно еще — Володя или Владимир. Как кому нравится. А Михалыч — это что? Прозвище?
Вот и нет! Михалыч — это отчество. Если называть полностью, выйдет Михал Михалыч. Правильней, конечно, Михаил Михайлович, да только так никто не говорит.
Михалыч сам Михаил, и папа у него — Михаил, и даже дедушка у него — тоже Михаил. Такая традиция у них в роду: старшего сына Михаилом называть. Вот и получаются сплошные Михал Михалычи.
Хотя внешне мальчишки очень разные (Вовка — худой, высокий, со светлыми мягкими волосами, а Михалыч — крепенький, круглолицый, волосы у него темные, очень похожие на торчащие во все стороны ежиные колючки), с первого взгляда становится ясно, что они друзья. И еще какие друзья! Очень давние. Потому что мамы их с колясками вместе гуляли. А потом они в детский сад в одну группу ходили, и в школу, конечно, в один класс пошли.
Вовка с Михалычем сидели за одной партой. За третьей, в ряду у окна. Хорошо сидели, почти что дисциплинированно. Светлана Леонидовна редко им замечания делала. Это потому что Вовка с Михалычем старались вести себя, как солидные люди. Все-таки второй класс — это да! Это тебе не первый.
— Сегодня пишем проверочную работу! — в начале урока математики объявила Светлана Леонидовна и раздала листочки с заданиями. — Прежде, чем писать, хорошенько подумайте. Но и время зря не тратьте. А то и не заметите, как урок кончится.
Вовка посмотрел на задания и снисходительно хмыкнул.
Тоже мне — примерчики! Простота!
Михалыч с ним согласился: ерунда, а не проверочная работа!
Взял Вовка ручку, нацелился ею в листок, но тут совершенно случайно (ну, точно — совершенно случайно) краешком глаза (самым-самым краешком) глянул в окно.
Напротив окна росло дерево. Тополь. Высокий, с серовато-зеленым гладким стволом и узловатыми ветвями. Листья с тополя давно облетели, зато на ветках, где по двое, а где и по трое, словно зрители в зале кинотеатра, сидели вороны. Их было… ну, в общем, очень много. Столько ворон сразу Вовке еще видеть не приходилось.
— Ого! — шепотом воскликнул он и ткнул локтем Михалыча. — Глянь, сколько!
Михалыч посмотрел в окно и тоже воскликнул:
— Ого! — а потом с уважением предположил: — Наверное, штук двадцать!
— Ты чего! Больше! — не согласился Вовка.
— Не! — в свою очередь возразил Михалыч. — Не больше!
— А я тебе говорю — больше! — Вовка не собирался сдаваться. — У меня, между прочим, такая способность: с первого взгляда, не считая, определять, сколько чего.
— Нет у тебя никакой способности, — не поверил Михалыч.
— А вот и есть! — Вовка немного увлекся, доказывая свою правоту. — Думаешь, почему меня мама часто в магазин посылает? Потому что мне сдачу пересчитывать не надо. Я сразу могу сказать, правильно мне сдали или нет.
Вороны мирно сидели на тополе, глазели в окна школы и переговаривались хриплыми голосами, словно обсуждали увиденное.
— Я тебе говорю, их больше двадцати! — не унимался Вовка.
— А я тебе говорю — меньше! — не сдавался Михалыч, и надо было как-то решать спор.
Тогда Вовка и предложил:
— А давай посчитаем!
— Ну и посчитаем! — не отступил Михалыч.
И они стали считать.
Оказалось, делать это не так уж и просто.
Время от времени какой-нибудь из ворон надоедало сидеть на одном месте, и она тяжело и неторопливо перелетала на другую ветку. Почему-то чаще всего именно на ту, птицы на которой уже были посчитаны. И приходилось начинать все заново.
Мальчишки так увлеклись, что очень удивились, внезапно услышав над головой голос Светланы Леонидовны.
— Время вышло! — говорила учительница. — Через минуту будет звонок. Поэтому сдаем работы и… готовимся к переменке.
— Как — сдаем? — изумленно воскликнул Вовка.
— Уже? — не поверил Михалыч.
— Конечно, мальчики! — улыбнулась Светлана Леонидовна. — Думаю, работа не показалась вам слишком сложной.
— Не показалась, — мрачно произнес Михалыч, протягивая учительнице листочек с примерами.
— Значит, завтра ждите «пятерки».
Вовка тяжело вздохнул.
Ох, не дождаться им «пятерок» завтра. Проворонили они свои «пятерочки»! Теперь приплывут к ним в дневники красные «птицы» с длинными изогнутыми шеями.
Нет, не благодарное это дело — ворон считать!
И Вовка, и Михалыч очень хотели стать отличниками. Да как-то не получалось! И если Вовке иногда удавалось заработать желанную «пятерку», у Михалыча дела обстояли из рук вон плохо. Светлана Леонидовна упрямо ставила ему «четверки», а еще чаще — и того хуже — «троечки».
— Да, приятель! Грустная картина! — говорил папа Михалыча, Михалыч-старший, пристально рассматривая очередную «тройку» в тетради сына.
— А чего? — возмущался Михалыч. — Подумаешь, в одном месте цифру пропустил, в другом знак «равно» не поставил, а в задаче ответ не написал. Это же все мелочи! Не они, так была бы верная «пятерочка».
— Была бы — не была, — разводил руками Михалыч-старший. — Да что-то вот нет ее, твоей верной «пятерочки». Сплошные «тройки». Отчего это? Не знаешь?
Михалыч честно размышлял над папиными словами, но ответа никак не находил.
Может, у Светланы Леонидовны на Михалыча хороших оценок не хватает? Может, у нее «пятерки» наперечет, и всех их забирает себе Лидка Зайкина? Вот другим и не достается! А, может, с самим Михалычем что-то не так? Может, глаза у него не как у всех? Поэтому и ошибок в тетради не замечают. А, может, с ушами что-то? Недаром мама часто упрекает: «Вечно у тебя так: в одно ухо влетает, из другого вылетает!»
Надо Михалычу одно ухо ватой заткнуть, чтобы важная информация из него выбраться не смогла. Разве плохая идея?
Михалыч знает — плохая! Пробовал, не помогает. Еще и впросак из-за этой ваты чуть-чуть не попал. Светлана Леонидовна его к доске вызывала, а он не слышал. Потому что сидел за партой не прямо, а боком, к учительнице как раз заткнутым ухом повернувшись. Хорошо, что Вовка ему легонько на ногу наступил.
Михалыч и не следующий день не перестал размышлять. Даже в школе. На переменках, конечно. А Вовка удивлялся: отчего друг сегодня такой задумчивый? Не бегает, не прыгает, сидит тихонько и «Хрестоматию по литературе» перелистывает.
Только он у Михалыча про это спросить хотел, а тот как подскочит да как закричит:
— Нашел! — и давай изо всех сил пальцем в страницу тыкать. — Теперь я понимаю, почему из меня отличник не получается!
Вовка еще больше удивился и поскорее прочитал, что там у Михалыча под пальцем написано.
Оказалось, небольшая поговорка: волос длинный — ум короткий.
— И что? — Вовка недоуменно пожал плечами.
— Как ты не понимаешь? — подпрыгивал на стуле возбужденный Михалыч. — Это мои волосы у моего ума всю силу отнимают.
— Так они же у тебя совсем короткие! — разумно заметил Вовка, уставившись на прическу друга. — Тебя же совсем недавно мама подстригала!
— Значит, мало подстригла! — предположил Михалыч. — Значит, надо еще!
Тут Вовка окончательно озадачился.
— Налысо, что ли?
— Пусть, налысо! — Михалыч решительно разрубил рукой воздух. — Ради «пятерок» я на все согласен!
Вовка представил себе лысого Михалыча и на всякий случай уточнил:
— Уверен?
— Уверен! — еще решительнее заявил приятель и опять ткнул пальцем в учебник. — Это ведь тебе не какая-нибудь ерунда! Народная мудрость!
— Ну-у, не знаю! — с сомнением протянул Вовка. — Вон у Зайкиной косища какая длинная, а сразу видно, что умная! Учится на одни «пятерки».
Михалыч посмотрел на Лиду Зайкину, на ее толстую тугую косу, спускающуюся по спине почти до самой талии, но не смутился, не отступил.
— Да если бы ей косу обрезать, она бы, может, на «шестерки» училась. Или даже — на «десятки».
Сначала Михалыч хотел папу попросить, чтобы тот его подстриг, но потом передумал. Решил для родителей сюрприз сделать. Вот наполучает кучу «пятерок» и сразу все расскажет: про свою находчивость, про народную мудрость и про то, как смог отличником стать. А подстрижется он как-нибудь сам. Тем более у них дома специальная машинка есть. И не вечером, а утром, перед самой школой. Не то волосы за ночь отрастут и опять все дело испортят.