Он начал с интересом следить за выступлением.
Пение было безыскусно, как и бывает с настоящим искусством. Или как некоторые себе позволяют, и им это сходит с рук. Она пела по-испански, но и на этом языке текст не отличался излишней глубиной.
Чика-чика, бум-бум,
Чика-чика, бум-бум…
Припев без конца повторялся. При этом она делала большие глаза, танцевала и бросала цветы из висящей на руке корзины женщинам, сидящим в зале.
Она спела два куплета, и практически все женщины в трех первых рядах были одарены цветами. Кроме спутницы Хендерсона.
- Она специально меня не замечает, чтобы отомстить за шляпу, - прошептала она понимающе.
И действительно, каждый раз, когда актриса проплывала мимо них, ее глаза зловеще сверкали и из них только что не сыпались искры.
- Смотрите, сейчас я попрошу у нее цветок, - предупредила она, чтобы он не пропустил развлечение.
Она молитвенно сложила руки под подбородком. Намек был демонстративно проигнорирован. Тогда она умоляюще протянула руки.
Глаза на сцене сузились, как щелки, потом взгляд был отведен и вновь стал нормальным.
Неожиданно спутница Хендерсона щелкнула пальцами, резкий звук был слышен, несмотря на музыку. Взгляд вновь обратился к виновнице, прожигая ее бешеной злостью. В воздух полетел следующий цветок, но опять не для нее.
- Нет, я не сдамся, - услышал он упрямый шепот.
Она поднялась и встала у своего кресла, с улыбкой прося то, что ей хотелось получить.
Актриса оказалась во власти этой индивидуалистки, ей надо было любой ценой поддерживать в глазах публики образ любезного и очаровательного существа. Поведение спутницы Хендерсона имело еще одно непредвиденное последствие: когда актриса танцевальным шагом возвращалась на другой конец сцены, прожектор, послушно следовавший за ней, осветил голову одиноко стоящей в первом ряду партера фигуры. Теперь уже от общего внимания не могло укрыться, что шляпы одинаковые. Комментарий разбегался кругами, как вода вокруг брошенного камня.
Актриса капитулировала моментально. Цветок, вырванный при помощи шантажа, взлетел в воздух, описав элегантную дугу над прожекторами. Она сделала еще слабое движение рукой, будто извиняясь, но под маской любезности скрывалось тропическое бешенство, способное убить на расстоянии. Спутница Хендерсона ловко поймала цветок, пошевелила губами, как бы благодаря, но он сумел прочесть по ее губам:
- Спасибо, девка испанская!
Поверженная актриса медленно отступила за кулисы, кружась в ритме музыки, которая постепенно стихала, как стук колес исчезающего вдали поезда.
Зал сотрясался от аплодисментов. Две руки - вероятно, ассистента режиссера - с трудом удерживали за кулисами актрису, которая пыталась вырваться на сцену совсем не для того, чтобы поблагодарить зрителей. Было видно, как ее руки сжимаются в кулаки и трясутся в жажде мести. Потом прожекторы погасли, и начался следующий номер.
Когда занавес опустился в последний раз и они встали, Хендерсон бросил программку на сиденье своего кресла. Его удивило, что она подняла ее и сложила вместе со своей.
- Я их оставлю на память, - сказала она.
- Не думал, что вы сентиментальны, - заметил он, ведя ее по проходу, заполненному зрителями.
- Это даже не сентиментальность. Знаете, я люблю иногда снова пережить то, что когда-то сделала не раздумывая. И такие мелочи этому помогают.
Почему она говорит об этом? Что она имеет в виду? То, что пошла с ним, хотя и встретила его впервые? Вероятно, решил он. Когда они пробирались к такси сквозь толпу у входа, произошел неприятный эпизод. Они уже остановили такси, но еще не успели сесть, как появился слепой нищий, который с немым укором стоял рядом, чуть не упираясь ей в бок миской, в которую собирал подаяние. Кто-то в толпе случайно задел сигарету, которую она держала в руке, и горящий окурок упал в его миску. Хендерсон увидел это, но, прежде чем успел что-то сделать, доверчивый бедняга сунул руку в миску и, обжегшись, резко отдернул ее. Хендерсон тут же сам выбросил из миски окурок и подал нищему доллар.
- Простите, дружище, она нечаянно.
Пострадавший продолжал с несчастным видом дуть на обожженный палец, и Хендерсон добавил еще доллар, чтобы тот не подумал, что над ним хотели подшутить. Потом он открыл дверцу такси и сел рядом с ней. Она прокомментировала этот эпизод словами:
- Как это было трогательно!
Он еще не сказал водителю, куда ехать.
- Сколько времени? - спросила она.
- Без пятнадцати двенадцать.
- Может быть, возвратимся туда, где мы встретились? Выпьем по бокалу на прощанье и расстанемся. Вы пойдете своим путем, я - своим. Я люблю замкнутый круг.
Ему пришло в голову, что в центре круга пустота но вслух он этого не сказал - это прозвучало бы недостаточно галантно.
В баре было гораздо больше народу, чем в шесть часов. Они пробились к свободному месту в конце стойки; она села, он встал рядом.
- За ваше здоровье и до свидания. Я рада, что встретила вас, - задумчиво сказала она, склонившись над бокалом.
- Рад слышать это.
Они выпили - он до дна, она лишь немного.
- Я ненадолго задержусь здесь, - сказала она тоном, не допускающим возражений, и подала ему руку.
- Спокойной ночи и счастья вам.
Они пожали друг другу руки.
Когда он уже уходил, она с упреком посмотрела на него и сказала:
- Теперь, когда вы настояли на своем, вам следует вернуться и помириться с ней.
Он удивленно посмотрел на нее.
- Мне с самого начала было ясно, что вас мучает, - сказала она спокойно.
На этом они расстались. Он направился к выходу, она вернулась к своему бокалу.
Конец приключения.
В дверях он обернулся. Она все еще сидела за стойкой бара, задумчиво опустив голову, и машинально вертела в руке бокал. Ярко-оранжевая шляпа виднелась в просвете в форме буквы «У» между двумя склоненными спинами, ярко-оранжевая шляпа в сигаретном дыму - нереальная, как сон, как несыгранный спектакль.
Через десять минут, преодолев расстояние в десять кварталов, он вышел из такси перед угловым домом. Сунув в карман сдачу, которую ему дал таксист, он открыл своим ключом дверь и вошел в вестибюль. Какой-то маленький человечек, видимо, ожидал кого-то, бесцельно прохаживаясь взад и вперед; он был не из этого дома, по крайней мере Хендерсон его никогда раньше не видел. Лифт он не вызывал - кнопка не горела.
Хендерсон обошел человека, не обращая на него внимания, и нажал кнопку лифта.
Незнакомец тем временем рассматривал картинку на стене вестибюля со вниманием, которого не заслуживали ее художественные достоинства. Он демонстративно повернулся спиной к Хендерсону и старался не замечать его. Вероятно, у него совесть не чиста, если он отворачивается, подумал Хендерсон, наверное, ждет кого-то, рядом с кем ему не следовало бы показываться.
Потом Хендерсон решил: «А мне что до этого? Зачем я ломаю над этим голову?» Спустился лифт, и Хендерсон вошел в кабину. Тяжелые металлические двери закрылись сами. Он нажал кнопку «6» - верхний этаж. Лифт двинулся, и через стеклянный ромб дверей Хендерсон увидел, что человечек, видимо, рассердившись, что его знакомый или знакомая не появляются, прекратил изучать картинку и направился к телефону. Впрочем, это его не касалось.
