— Иди, иди! — рявкнула Эдэя. — Я тебе устрою чаепитие…
— Да я ни глоточка!
Николай скатился по лестнице. Так и до сломанных ребер недалеко. Он извернулся…
Белая завелась не на шутку. Но именно сейчас воевать в попытке выстроить отношения не хотелось. Чуть меньше тьмы, чуть больше света. Выносить нападки маниакальных личностей — его профессия.
— Хватит!
Он откачнулся к стене. Заметил, как ногти Эдэи украсила тонкая сеточка молний, и пригнулся, успев крикнуть:
— Фу!
Нечто белое потустороннее морозным узором расписало коридор. Избегая контакта с непонятной угрозой, Николай метнулся прочь. Эдэя следом.
Под ногами захрустел снег.
Выдохнув облачко пара, Охотник уперся лопатками в дверную створку, отразил нападение преследовательницы и… опрокинулся на копчик. Дверь некстати распахнулась, лишая преимуществ. Эдэя не преминула воспользоваться — ее точно выверенный бросок отправил Роса на ковер — по счастью мягкий.
Запах — тонкий аромат полевых цветов — он везде. Николай напрягся — их занесло в чью-то спальню. Но в ярости Белокурая Леди не склонна к тактичности.
— Успокойся!
Он перехватил ее правую руку, левую… Она пустила в ход голову. Клацнули челюсти.
Лежать под диким и вместе с тем очаровательным грузом невыносимо. Как физически, так и морально.
— Я из тебя фарш сделаю! — Эдэя дернулась, пытаясь освободиться: — Пусти…
— Что я, дурак?
Подобная диспозиция вела к логичному финалу, на который он надеялся и уповал все последние дни. Улучив момент, он поцеловал Эдэю и приготовился умереть за сладость.
Прошла секунда, вторая, третья…
— Мерзавец, — хрипло выдохнула она. Ее поцелуй — сама ярость. Ее язычок — всепожирающее пламя
Безумство рук, дыхания и тел. Бесконечность, что обрушилась на Николая хороводом стальных лезвий. Радуга тумана и молнии боли перемешались в тисках неумолимых вселенских жерновов.
Он таял осколками памяти. Путался в направлениях и чувствах. Улыбался от боли и стонал от радости. Мир рушился, перерождаясь в невообразимый калейдоскоп красок. “Приятно”, - успел подумать Николай, прежде чем туман, обретя гранитную плотность, вышиб его из небытия.
Сквозь муар плывущего сознания он увидел непередаваемо огромные фиалковые глаза Эдэи. Утонуть в них не составляло труда.
— Ник, — то ли боясь, то ли волнуясь, всхлипнула она. — Очнись.
Ему хотелось повторить безумие.
— Тебе плохо?
— Не… не тряси меня. У меня странный оргазм…
— Это все, что ты можешь сказать?
Она укрылась шелковым покрывалом, сдернутым с кровати.
— Ты лучшая, — послушно сказал Николай. Что-то изменилось в нем — глобально, бесповоротно. Он видел пространство, да и себя несколько иначе — полнее, насыщенней, резче. Стоит рискнуть и послать запрос…
— Ай! — воскликнула Эдэя. Она достала из-под бока запотевшую бутылку и грозно поинтересовалась: — Что это?
— Пиво. Светлое. Экстрактивность начального сусла 15 процентов, — признался Николай. — И у меня получилось… Куда?!
Бутылка обрела полупрозрачность и растворилась в облаке искр. Едва уловимо пахнуло озоном.
— Алкоголь вреден, — наставительно сказала леди. Категоричности тона позавидовал бы любой ментор. Узрев напряженность собеседника, она тепло улыбнулась и потянулась грациозной кошкой.
— Не выйдет, — демонстративно отвернулся Николай. — Это ущемление моих личностных прав. И не царапай спину…
Нереальное пламя вспыхнуло с удесятеренной силой.
***
В течение трех дней они успели поссориться восемь раз. Из-за сущих пустяков: незначительных жестов, чуть резких слов. Понимая и принимая это, Николай, как и Эдэя, не затягивали ссоры. Благословенный мир, ожидаемый всеми фибрами души, наступал минут через пять после конфликта, редко — позже.
Полдень.
Охотник преисполнился досады. Откуда он мог знать, что Эдэя разозлится на простой щипок пониже спины? Она в очередной раз гордо удалилась, предоставив гостя самому себе. Он отобедал, исследовал дворцовые закутки. Приглядел для отдыха старый пень, что бугрил землю узловатыми корнями, — затертое до блеска коричневатое седалище в обрамлении пучков синеватой травы. Живописная, а главное тихая картинка, что обещала единение с тишиной, двумя сараями и вечностью.
Николай уставился в пустоту. По его расчетам взаимообмен упреками произошел три часа назад — самое время немного приблизиться к белокурой леди. Только где она?
Он начал с личных покоев Эдэи, что объединяли рабочий кабинет, мастерскую и спальню. В спальне царил знакомый беспорядок при полном отсутствии хозяйки. Тогда мастерская. Приоткрыв дверь, Николай замер на пороге. Увиденное пригвоздило к месту точно добрая порция алкоголя. Он, конечно, имел представление о возможностях Эдэи по ее скудным рассказам, но увидеть воочию…
Треть мастерской занимал некий аналог экрана — плоскость два на три метра, заключенная в рамку из семицветного сияния. Подле — на полу — сияла малахитовым огнем замысловатая пиктограмма, в центре которой располагалась Леди. Вытянувшись по струнке, она наблюдала за распахнутым Мастерством окном в иной мир. Изображение выглядело настолько реалистичным, что Николай не удивился бы, почувствуй он запахи леса.
Гигантские деревья янтарно-изумрудными стенами простирались вдоль берегов каменной реки, устланной мшистыми, гладко-черными и серыми валунами. На камни Охотник не обратил внимания — прежде всего его заинтересовала группа людей в бесконечном лесном ущелье.
Посреди реки, на округлом камне пританцовывал высокий темноволосый мужчина. Чудом сохраняя равновесие, он демонстрировал небу пару жестов, чей смысл вызвал у Николая невольную улыбку. Всегда приятно увидеть единомышленников посреди неизвестного фрагмента жизни. Облаченная в белую мантию дама — смуглая и на взгляд Роса несколько худощавая — что-то сказала. Трое ее компаньонов, не сговариваясь, повернулись к ней да так и застыли. На губах одного из них, красноглазого шатена, промелькнула легкая ухмылка.
«Либо дьявол, либо киборг», — оценил Николай, делая шаг вперед. Ближний угол пиктограммы тотчас вспыхнул белым пламенем, и экран затмила темная пелена. Сеанс окончен, лампы включены, мрак рассеян. Эдэя неторопливо оглянулась, ничуть не смущенная тем, что Охотник застал ее в работе.
