— А вот и то, что нужно сейчас!
— Товарищ генерал-лейтенант, — с земли крикнул ему адъютант, — слышите — наши бомбардировщики приближаются!
— Слышу, дорогой мой, слышу, — откликнулся Червоненков и начал спускаться с крыши.
— Нам пора уже возвращаться, товарищ генерал-лейтенант.
— Я знаю, можете не напоминать мне об этом.
Генерал в своих отношениях с подчиненными всегда был спокоен, сдержан, выслушивая офицеров, не оставался равнодушным ни к их советам, ни к их жалобам, умел и промолчать, когда слушал других. Тем не менее адъютант больше не решался напоминать о том, что командующий не имел права дольше оставаться здесь, подвергая себя опасности.
Червоненков о сам знал, что нужно возвращаться в штаб, — три часа прошло с тех пор, как он прибыл сюда. Но время это не пропало даром. Он увидел своими глазами подтверждение того, что противник ведет бои лишь силами передовых отрядов, бережет силы, а для решающих боев основные его соединения только еще подходят.
Генерал-лейтенант Червоненков не просто изучал тактику гитлеровцев. У него был уже разработан план создания прочной обороны на ближних подступах к Грозному, где будут введены в бой не только имеющиеся сейчас у него силы и часть все время вливающихся к нему войск, теснимых сейчас гитлеровцами в Моздокской степи, но и дивизии, которые были ему обещаны из резерва главного командования.
Возвращаясь к бронепоезду, генерал вспомнил, как охватывало его мучительное томление, когда он наблюдал с крыши за подходом вражеских танков, хотя он ведь твердо знал тогда, что вот-вот должны появиться советские бомбардировщики. И как они появились и пролетели над этой огромной станицей, наискось, низко и грозно, почти над самой землей! Гул их несся, пока не загрохотали взрывы бомб. И тогда теплый вечерний воздух, как от взмаха сильных крыльев, резко рванулся к станице… Словно в степи забушевала буря, — далеко, далеко, где-то между песчаных сопок, шарахнулось глухое эхо от взрывов.
Червоненков вернулся в свой штаб далеко за полночь, — к нему тихо вошел полковник Сафонов и спросил разрешения доложить новые данные разведки. По тому, как медленно заговорил начальник разведки, генерал тотчас понял, что новости не утешительные. Послушав немного и внезапно обрывая начальника, спросил:
— Член Военного Совета знает об этом?
— Я докладывал ему, товарищ генерал-лейтенант.
— Хорошо, попросите его зайти его мне.
— Есть попросить члена Военного Совета Русских зайти к командующему, — отчеканил Сафронов и быстро вышел из кабинета.
«Второе направление! — мысленно произнес генерал, порывисто шагнув к огромной, висевшей на стене карте. — Малгобек, а затем через Терек в плоскогорье! И третье направление — из Кабарды в Северную Осетию через Татартупское междугорное ущелье, — широко это у них задумано!»
На губах командующего скользнула презрительная усмешка. Он владел драгоценным умением рассматривать сложившуюся обстановку в перспективе. Усмешка поэтому очень скоро исчезла с его лица. Теперь он думал о том, что если фон Клейст развернет решительные бои до подхода резервов главного командования, у немцев будет возможность в любом из наметившихся трех направлений в решающие моменты боя удвоить, а то и утроить перевес своих сил над силами обороняющихся. Червоненков снова и снова задавал себе вопрос, как выстоять до подхода основных сил? Подытоживая опыт боевых действий последних недель, он видел, что сейчас, как никогда, обстановка требовала решений такой предельной точности, какая необходима может быть еще только саперу, которому суждено ошибаться только раз.
Когда член Военного Совета вошел и протянул Червоненкову руку, тот пожал ее и, ни слова не говоря, начал ходить по кабинету.
«События, по-видимому, принимают еще более дурной оборот», — подумал Русских. Помолчав мгновение, он спросил настороженно:
— Вижу, Максим Михайлович, плохо в Моздокской степи?
— Есть основания желать лучшего, дивизионный, — ответил Червоненков, медленно поднимая на дивизионного комиссара свои глаза. — Немцы все прут. У железнодорожной линии, правда, есть части, которые продолжают сдерживать их натиск сравнительно по ровной линии фронта, а в глубине степи, — ты ведь знаешь, — там даже управление подходящими к нам подразделениями не всегда возможно. Рассредоточенность невероятная, — к счастью, там наступают только румынские кавалеристы… Руофф с основными силами не развернул еще фронта. Движется поблизости от дорог. Обрушивает, подлец, на узлы сопротивления одновременно и артиллерийский, и минометный огонь. Затем наваливаются танки — «тигры» и «пантеры». На них Гитлер делает теперь основную ставку.
— Недаром же всю Кавказскую операцию фон Клейст считает танковой операцией, — сдержанно заметил Русских. — Гитлеровцы вбили своим солдатам в сознание идею, что танки решат исход боя. Но это не так. Решат победу в конце концов не танки, а люди, верящие в свое правое дело!
