– Извини. Они полные кретины.
– Да не злись, – Майкл пожал плечами. – Сам знаю, что неуч. Надо было в школе учиться, а не херней страдать. Но всё равно… спасибо.
Джеймс подобрал из-под ног растопыренный лист, покрутил за черенок.
– Это было мерзко, – сказал он и сжал губы. – Ты этого не заслуживаешь. Наверняка у тебя были… обстоятельства, которые тебе помешали учиться.
– Ага, – сказал Майкл. – Были. Одно называлось «дурость», а второе – «похуизм».
Джеймс посмотрел на него, неуверенно улыбнулся.
– Пройдёмся? – спросил Майкл.
– Давай.
Фонари на дорожках светили ровно, как нарисованные. Вечерний воздух был ещё тёплым, только иногда просыпался вдруг сентябрьский ветерок, холодком целовал в затылок.
– Слушай, а чё там на самом деле-то было, с этой семейкой? – спросил Майкл.
– Тебе правда интересно? – Джеймс поднял брови.
– Ну.
Они шли по широкой дорожке, задевая друг друга плечами.
– А почему именно Борджа?
– Да просто взял в библиотеке первое, что под руку попалось.
– Как это? Зачем?
– Ну, чтоб с тобой общий интерес был, – хмыкнул Майкл.
– В каком смысле?
Майкл вздохнул.
– Ты понимаешь, мои друганы – они как я. У нас все разговоры про тачки, девчонок и кто кому рыло начистил. А ты как с другой планеты. Один в этой тусне нормальный, кроме Сары. Хотелось, типа, узнать поближе.
– Ясно, – выдохнул Джеймс.
– Ты вот тогда сказал, тебе история и музыка нравятся. В музыке я вообще ни ухом ни рылом. Главное – чтобы погромче было, вот как «Апокалиптика». История вроде попроще показалась.
– Тебе нравится симфонический рок? – Джеймс взглянул с интересом.
– Чего?
– У «Апокалиптики» структурно сложные композиции, живые инструменты – виолончели, по-моему. Плотный звук, много ритмических переходов. А ты говоришь, в музыке не разбираешься.
– Ага. Я вот щас ни хрена не разобрал, о чем ты.
Джеймс запнулся, чуть не полетел носом вперёд – Майкл еле успел подхватить за локоть. Пальцы будто ужалило, как если в розетку сунуться. Он убрал руку, потёр кончики пальцев о бедро. Джеймс нервно улыбнулся.
– То, что Лукреция Борджа спала со своими братьями и тем более с отцом – это миф, – сказал Джеймс. – Считается, что этот слух распустил её первый муж, Джованни Сфорца.
– Вот говнюк.
– У него был повод. Его вынудили расторгнуть брак и публично признать, что он не был консумирован.
– Чего?.. Консервирован?
– Что Джованни не спал с Лукрецией, потому что был импотентом, – пояснил Джеймс.
– А, ну тогда понятно, чё он так обиделся.
– Он был в бешенстве, что его отодвинули в сторону ради более выгодного для Борджа союза, и начал распускать сплетни, что отец Лукреции, папа римский Александр VI, хотел положить её к себе в постель. А потом это уже обросло подробностями. Дело в том, что Борджа происходили из Испании, и до их появления папы римские были итальянцами. Так что все были рады про них позлословить.
Джеймс покосился на Майкла, будто проверял, всё ли понятно.
– Почти в то же время Медичи развлекались ничуть не меньше, но они были своими, поэтому им всё прощалось. Современники писали о них чуть ли не с благоговейным трепетом. А к Борджа, как к чужеземцам и узурпаторам, относились с предубеждением.
– Тебе бы книжки писать, – сказал Майкл. – Я пока про Лукрецию читал, чуть не двинулся. А ты так ровно излагаешь…
Джеймс польщённо улыбнулся, свернул к скамейке под старым дубом. Майкл сел рядом, положил руку на спинку. Джеймс глубоко вздохнул, запрокинул голову. Его волосы щекотно легли на запястье.
– Если ты хочешь всерьёз заняться историей, начни с чего-нибудь попроще.
– Типа, с детской энциклопедии?
– Нет, зачем же. Есть научно-популярная литература, она даст общее представление. Какая эпоха тебя больше всего интересует?
На эту удочку Майкл не собирался попадаться дважды.
– А тебя? Чё я буду, как дебил, читать про ту, которая тебе до лампочки? Поговорить даже будет не о чем.
– Я люблю Возрождение.
Джеймс ещё раз вздохнул и поёжился от вечерней прохлады.
– Расскажи что-нибудь о себе, – попросил он.
– Я хочу в кино сниматься, – признался Майкл.
– Хочешь стать актёром?
– Ты морду мою видел? – Он засмеялся, обнажив зубы аж до коренных. – Из меня Ди Каприо не выйдет. Не, я хочу каскадёром стать.
– А как ими становятся? Ты учиться пойдёшь?
– Ну, вообще каскадёрского факультета нигде нет, это я уже провентилировал. Но есть американская школа, они здесь вместе с «Уорнер Бразерс» делают летнюю программу. Экстремальное вождение, трюки, драки, даже фехтование есть. Подкоплю ещё годик – и пойду к ним.
– Значит, это твоя мечта? – Джеймс смотрел на него с улыбкой.
– Какая ж это мечта? Это план. Через год я пойду учиться, – сказал Майкл. – Потом разошлю резюме по студиям. У меня есть награды за мотокросс, это офигенный бонус. Три года уйдёт на то, чтоб набраться опыта. Значит, лет через пять попробую сунуться в Голливуд. Я упрямый, – он пожал плечами. – Должно выгореть.
– С таким планом у тебя точно всё получится, – искренне отозвался Джеймс. – Станешь звездой, буду ходить на твои фильмы и вспоминать, как мы это обсуждали одним осенним вечером…
Майкл смотрел на него, и сердце стучало в горле. У Джеймса в темноте блестели глаза, ключицы светились в распахнутом вороте светлой рубашки. Когда ему на лицо падали волосы, он машинально встряхивал головой.
Джеймс нервно провёл языком по губам, опустил глаза. Сцепил пальцы на коленях.
– Прохладно уже… – пробормотал он. – Давай вернёмся.
– А чё нам там делать? – спросил Майкл. – Если замёрз, я те куртку дам. Расскажи лучше, кого в следующий раз в библиотеке просить.
Майкл зевнул во весь рот и уткнулся лбом в руки. Страшно хотелось спать, голова была тяжеленная, как литой колёсный диск дюймов на двадцать, и такая же звонкая: щёлкни по макушке – загудит.
Начиная с прошлого понедельника в мастерской было ни присесть, ни разогнуться: клиенты шли один за другим, и половине нужно было срочно, а половине – прямо сейчас. Отец уходил домой в десять вечера, Майкл оставался почти до полуночи.
Сегодня был другой понедельник, но Майкл лежал головой на кухонном столе безо всякой надежды, что эта неделя окажется легче. Надо было разлепить глаза и поднять голову, но без домкрата это было ваще нереально.
Кристофер провёл ему рукой по затылку, взъерошив короткие волосы.
– Я не сплю, – пробубнил Майкл. – Ещё пять минут.
– Знаешь, что, – сказал тот.
– Ммммм.
– Давай откроемся в среду.
– Давай, – хрипло отозвался Майкл, глянув из-под руки одним глазом.
– Ты вчера с «Пежо» возился – его забрали?
– Да. Вечером.
– Значит, сегодня никто не приедет, – сказал Кристофер. – А раз так, отдохнём пару дней.
– Класс, – выдохнул Майкл, опуская плечи.
Гвиневра, конечно, страшно удивилась, увидев его снова. Но и обрадовалась тоже. Она была некрасивой – с этими мышиными косичками, круглыми мультяшными глазами, с нескладной фигурой, завёрнутой в кардиган. Но у неё были чудесные ямочки на щеках, пахнущие сандалом волосы и милая манера краснеть, стоило Майклу задержать на ней взгляд дольше двух секунд. Не будь он затрахан работой по пятнадцать часов в сутки, он бы в два счета обаял её у этих самых книжных полок, в закутке между иностранной литературой и справочниками по физике. Всё равно в библиотеке с утра никого, кроме них, не было.
Но в штанах ничего даже не шевельнулось. Неудивительно после такой недельки. Ну и ладно – значит, в другой раз.
– Понравилась книга? – спросила Гвиневра, нежно розовея под его взглядом.
– Красиво, – ответил Майкл. – Тока врут много. Пишут, что она со своим отцом крутила, а на самом деле это её бывший слухи распустил. А все и повелись, потому что на заграничных чурок готовы любых собак вешать. Вот ни хера не поменялось за пятьсот лет, – сказал Майкл и побарабанил пальцами по конторке.
– Подобрать вам что-то ещё?
– Ага. – Майкл вытащил из кармана сложенный тетрадный листок, разгладил его ладонью. – Про Возрождение. Научно-популярное, тока не сильно заковыристое.
Гвиневра отодвинула стул, прошлась между стеллажами.
– «Сто великих загадок Ренессанса». Подойдёт?
– Ренессанс – это итальянец какой-то?
Девушка смутилась.
– Это «Возрождение» по-французски.
– Да я по-английски-то не все слова знаю, – улыбнулся Майкл. – А по-французски вообще только «прошу пардону» и «мамзель».
– Книга на английском, – Гвиневра застенчиво улыбнулась в ответ. – Это сборник коротких рассказов.
– Да? Значит, пойдёт.
«Привет», – написал Майкл и тут же стёр. Отложил телефон, уставился в потолок.
Скрипучий диван давным-давно прогнулся бы под его весом, если бы много лет назад они с отцом не укрепили каркас и не переложили поролон тонкой фанерой для жёсткости. Был уже полдень, но Майкл всё ещё валялся у себя в комнате. Чтение оказалось не в пример легче прошлого – а может быть, он уже приноровился, и страницы шелестели под пальцами куда быстрее.
«Привет», – написал он ещё раз и остановился. Запустил пятерню в волосы, подёргал, чтобы расшевелить мозги. Как бы так ненавязчиво подкатить к Купидончику, чтобы это выглядело нормально? Нельзя же просто взять и сказать: ты мне нравишься.
