«Лучше бы ты просто жила в другой стране, — услышала я голос своего альфы у себя в голове. — А я бы однажды случайно нашел тебя в сети».
Я не ответила, только крепче сжала его руку в своей. Это была история из какой-то параллельной реальности — той самой, где Йон был профессиональным фотографом, а я не совершала той ошибки, что вынудила меня бежать из родного города. Я не знала, любили ли бы мы друг друга так же сильно, если бы все сложилось иначе, но мне искренне хотелось верить, что не за каждый день счастья нам придется расплачиваться днем боли и страха. Это было бы слишком жестоко.
Преодолев несколько длинных коридоров, что уводили нас по подземному лабиринту в сторону от Площади Фонтанов, Меркурио привел нас в более обжитую часть подземного убежища. Оно по-прежнему напоминало бункер наподобие тех, что массово строили в те года прошлого века, когда две крупнейшие мировые державы каждый зверев день грозились закидать друг друга ядерными бомбами, но теперь в нем было больше света, предметов мебели и запахов, а голые бетонные стены постепенно скрылись под разноцветными плакатами, досками объявлений, рисунками и просто какими-то обрывками газет и рекламными буклетами. Поскольку сейчас была глухая ночь, коридоры были пусты, но то тут, то там мне попадались на глаза фотографии, видимо, местных обитателей, и, глядя на них, я поняла, о чем говорил Меркурио несколько минут назад — почти все пары, изображенные на них, выглядели так, будто кто-то нарочно поставил рядом друг с другом совершенно разных бестий. Высокие и низкие, худенькие и полные, совсем юные и уже в годах — и тем не менее в их лицах было что-то неуловимо похожее, заставлявшее в изумлении щуриться и присматриваться повнимательнее в попытке разгадать это сходство. Как могли высокий и сухой светловолосый мужчина за сорок и смуглая пышногрудая женщина с крупными и невероятно чувственными чертами лица иметь совершенно одинаковый взгляд? Как могли вон те двое, что выглядели как мать и сын, смотреть друг на друга с совершенно не родственной нежностью? Почему темнокожий, словно эбеновое дерево, мужчина выбрал себе в спутницы девушку-альбиноса, похожую на призрака? За каждой этой фотографией стояла своя история, и я вдруг поняла, что до безумия хочу их узнать. Как если бы не было правды важнее, чем та, что скрывалась за этими снимками.
И ведь… ведь мы тоже были частью всего этого. Частью чего именно, я сама толком пока не понимала, но мне и не нужно было это понимать. Именно к этому моменту я шла всю свою жизнь — чтобы рука об руку с самым любимым мужчиной на свете попасть сюда. Вот он — смысл. Вот она — цель. И о какой бы памяти мира ни говорил Меркурио, для меня разгадка была именно в этих альфах и омегах. Видя их, таких разных и таких невероятно одинаковых, и зная, что мы с Йоном больше не одиноки в своей судьбоносной предназначенности, я чувствовала себя головокружительно счастливой и даже сама себе не могла толком это объяснить.
По пути Меркурио успел перекинуться парой слов со встретившимися ему товарищами, которые тоже, видимо, были в ночном патруле, но я не вслушивалась в их короткие диалоги и не всматривалась в лица — слишком много всего происходило вокруг и слишком много других мыслей, чувств и чего-то, похожего на внезапное духовное откровение, толпилось у меня в голове.
«Так это правда?»
«Это новенькие?»
«Неужели Оймах наконец-то кого-то поймал?»
«А наш прошлогодний спор все еще в силе? Если так, ты должен мне сотку!»
— Утром все убежище будет жужжать как улей, — резюмировал Меркурио после. — Ребята изголодались по новым лицам и могут быть немного… слишком дружелюбными, так что, на вашем месте, я был бы осторожнее. Заходите. Нам наверх.
Он остановился у подножия металлической лестницы, уходящей к массивной железной двери. Если все это изначально было бункером, то нас, однозначно, привели к одной из самых важных и укрепленных его частей.
— Не похоже, что тут любят незваных гостей, — отметил Йон.
— Это место строилось с расчетом на то, что его могут попытаться взять штурмом, — как-то слишком просто сообщил нам наш провожатый. — Когда все только начиналось и Общество начало формироваться в том виде, в котором существует сейчас, мы… ну, не лично мы, наши предки вели довольно ожесточенное противостояние с Церковью и… всякое случалось. Но Гвин вам, думаю, сможет больше об этом рассказать.
Гулко постучав по тусклой металлической поверхности, он дождался приглашения войти и затем, привычно навалившись на незапертую дверь, открыл ее. Вопреки моим ожиданиям, внутри оказалось почти уютно — насколько может быть уютным помещение, больше схожее с военным штабом, чем с кабинетом большого начальства. Посреди комнаты находился большой овальный стол, на котором, помимо горы бумаг и пары выключенных мониторов, лежала большая карта Восточного города с отметками на ней, сделанными разноцветными канцелярскими кнопками. Чуть позже, разглядывая ее более внимательно, я пришла к выводу, что, по меньшей мере, часть этих отметок относилась к местоположению храмов в городе, а также других объектов недвижимости, принадлежавших или контролируемых Церковью.
— Так это из-за них столько шума? — услышала я незнакомый голос и, присмотревшись, увидела сидящую в полутемном углу женщину, на лбу которой лежал влажный тряпичный компресс.
— Так и знал, что ты не спишь. Снова мигрень замучила? — со вздохом покачал головой Меркурио.
— Бывало и хуже, — отозвалась она, а потом, убрав компресс, поднялась нам встречу. Ростом она была чуть ниже меня, но у меня язык бы не повернулся назвать ее хрупкой или маленькой. Ее отливающие золотом каштановые волосы были собраны в тугой пучок на затылке, пронзительные серые глаза смотрели недоверчиво и холодно, а темное закрытое платье, в которое она была одета, отчего-то очень напомнило мне одеяния госпожи Боро.
— Гвин Рэшхолд, — представилась она. Йон назвал нас обоих, и она кивнула. — Значит, вы пришли через фонтан?
— Да, все так, — подтвердил мой альфа.
— Покажите руки, — приказала она, и мы, переглянувшись, повиновались. Она подошла ближе и, сперва удивленно вскинув брови от увиденного, потом удовлетворенно кивнула:
— Татуировки? Неплохая идея. Стоит взять на вооружение.
— Значит, это правда, что фонтан открывается только для носителей метки? — спросил Йон. Гвин подняла голову, чтобы встретиться с ним взглядом, а я подумала о том, что не могу даже предположить, сколько ей лет. Ее лицо было гладким, как фарфор, и словно бы таким же холодным и безупречным. Когда она стояла так близко, я отчетливо чувствовала ее запах, но было в нем что-то, отчего мне стало очень не по себе. В нем притаилась сладость не цветущих деревьев, но гниющих цветов и свернувшейся крови, что-то темное и отталкивающее, шепчущее не о наслаждении, а скорее о чем-то совсем ему противоположном. Глядя на нее, я ощущала, как внутри ворочаются еще не успевшие толком заснуть воспоминания о чужой пустой квартире и не до конца замытых следах крови на выцветших обоях.
Словно прочитав мои мысли, Гвин перевела взгляд на меня и вдруг улыбнулась, коротко и неприятно.
— Да, все так, — ответила она на вопрос Йона. — Механизм спроектировали таким образом, чтобы он реагировал на силу носителей. Это как замкнуть электрическую цепь, чтобы загорелась лампочка. Но за всю историю чужаки приходили этим путем считанное количество раз.
