— Ну, не напишешь и не напишешь, вот беда, — продолжал уговаривать меня Виктор Александрович. — Хоть целину посмотришь да нам расскажешь, что там сейчас и как.
Да был я, был на целине, в 1958 году, в Кустанайской области. Три месяца проработал в составе студенческого отряда УПИ. Сперва строили коровник или свинарник, уж не помню, что именно (не достроили из-за нехватки стройматериалов), потом был прицепщиком на тракторе, помощником комбайнера, разнорабочим на току. Видел много чего, по возвращении написал несколько надуманных рассказов, но о том, что я на самом деле видел на целине, не написал ни строчки: был уверен, что ни газеты, ни журналы не напечатают ничего про дымившиеся на токах бурты зерна, про огромные, не убранные вовремя поля переспевшей, уже осыпавшейся пшеницы, про сваленные кучей, прямо среди поля, новенькие, только что с завода, но уже сильно тронутые ржавчиной косилки для раздельной уборки хлебов…
Тем не менее Стариков настоял на своем, и мне пришлось поехать, теперь уже на свою, уральскую целину.
Сойдя с поезда в Орске, первым делом направился в редакцию зональной газеты. Ее редактор Григорий Степанович Кибиш посоветовал для начала побывать в совхозе «Камышаклинском», расположенном недалеко от Орска, в Домбаровском районе.
— А совхоз целинный? — спросил я.
— Как вам сказать, — замялся редактор. — По правде говоря, уже не молодой, до недавних пор считался исключительно животноводческим, но ни по молоку, ни по мясу, ни по шерсти никогда планов не выполнял. А зерна и вообще ни грамма не сдавал: считалось, что земли там непригодны для выращивания хлебов: сплошной песок. Но пришли новые руководители и взяли на себя смелость распахать одиннадцать тысяч гектаров под зерновые. Вот вам последняя сводка о ходе уборки и сдаче зерна государству: «Камышаклинский» — на первом месте!
— А молоко, мясо?.. — поинтересовался я.
— По крайней мере, теперь они сдают этой продукции вдвое больше, чем прежде.
Я открыл записную книжку, чтобы запечатлеть фамилию директора этого совхоза.
— Авралёва, — сказал редактор. — Зинаида Яковлевна Авралёва. Героическая женщина, — и уточнил: — У нас тут, на целине, конечно, много героев, но она наособицу…
В Домбаровке от ворот хлебоприемного пункта тянулась длиннющая, чуть не в километр, очередь под завязку нагруженных зерном машин. Она помаленьку двигалась, но не убывала; машины с зерном все подходили и подходили. Вахтер у ворот на мой вопрос, есть ли в этой очереди машины из «Камышаклинского», коротко ответил: «Должны быть». Я двинулся вдоль очереди, задавая млевшим от жары водителям один и тот же вопрос: «Откуда?». Из всех окрестных совхозов были машины, только не из «Камышаклинского».
Лишь в самом конце очереди оказалась одна-единственная машина из нужного мне совхоза. Водитель согласился подбросить меня до полевого стана. Но еще с полчаса прождали, пока подошла наша очередь.
— За это время можно бы еще один рейс сделать, — посетовал водитель.
— А почему ваш совхоз сдает так мало зерна? — спросил я.
— Это сегодня только, — сказал водитель и пояснил: — Вчера был большой дождь, и все комбайны с утра простаивают, поэтому много свободных машин. Из других-то совхозов зерно с токов сюда повезли, чтоб план хлебосдачи поскорее выполнить, а наша мама умница: отправила почти все свободные машины за силосом для скота и в Ново-Троицк за шлакоблоками для строительства.
— Что за мама?
— Да директорша наша. Ее все так зовут.
И вот мы подъехали к полевому стану, где стояли комбайны, возле которых возились чумазые механизаторы. И почти одновременно с нами сюда же пришвартовался «уазик» с выгоревшим на солнце брезентовым верхом.
— А вот и она сама, — сказал «мой» водитель.
Я увидел вышедшую из «уазика» невысокую полноватую женщину с загорелым обветренным лицом, в белых тапочках, лиловом платье и цветастой косынке, которую она придерживала от ветра обеими руками. Серо-голубые, чуть насмешливые глаза. Губы слегка подкрашены, волосы в шестимесячной завивке. Представившись, я испросил разрешения поездить с нею по совхозу, и она, усмехнувшись, пожала плечами:
— Пожалуйста!
Я спросил у Зинаиды Яковлевны, с каких пор ее зовут мамой. Она быстро повернула ко мне лицо, и ее красивые белые зубы сверкнули в улыбке:
— А с первого дня! Когда меня утверждали в райкоме, один наш тракторист, член партии, по каким-то делам тоже там оказался и первым узнал новость. Сразу примчался в совхоз, собрал механизаторов и объявил им: «Ну, братцы, дела! Было у нас пять пап, пустили они совхоз под гору, а теперь маму прислали — что-то будет!..» До меня в совхозе сменилось шесть директоров…
Последний из них незадолго до посевной променял дефицитные запчасти на мебель для конторы, и когда в марте 1960 года Авралёва приступила к обязанностям директора, в совхозе не было ни одного отремонтированного трактора.
Я провел в ее совхозе полную неделю. Мне не возбранялось разговаривать с кем пожелаю, заглядывать во все углы, видеть, что хочу и даже то, что мне, журналисту, другой директор совхоза предпочел бы не показывать. Но в самый последний день случилось такое, что испортило настроение нам обоим — главным образом, конечно, Зинаиде Яковлевне, но и мне тоже.
Рано утром я зашел в контору, и в этот момент зазвонил телефон. Авралёва взяла трубку.
— Слушаю… Здравствуйте, товарищ Посовский… Каких свиней?.. Да вы что, Бог с вами!..
Когда она опустила трубку, я ее не узнавал: куда-то мимо меня смотрела отрешенным взглядом мертвенно-бледная восковая маска. Одна из конторских женщин чего-то накапала в стакан.
Спустя какое-то время Зинаида Яковлевна поделилась со мной так потрясшей ее новостью:
— Представляете: в управлении решили наш исконно овцеводческий совхоз сделать свиноводческим! Решили и вот — поставили меня по телефону в известность. А у нас животноводы почти сплошь казахи, которые свиней на дух не переносят. Когда-то, еще до меня, была тут небольшая свиноферма и, уж не знаю по каким соображениям, ухаживать за хрюшками приставили казаха. Так он, рассказывают, через крышу им корм кидал… Самое обидное, что с нашими специалистами не советуются, а доводят до их сведения уже готовые решения. Вот и весной: дали установку сократить посевы овса до ста гектаров. Не понимают того, что без овса ягнят не вырастить. Или совсем недавно первый секретарь райкома партии товарищ Рачков велел нам всю пшеницу убирать раздельным способом. Велел и точка, нас и слушать не стал. Ну, скосили на двух полях, а пока зерно в валках дозревало, ветер весь наш урожай песком и занес. Как теперь эти валки вытаскивать из песка и обмолачивать — спросить не у кого: никто не знает…
