В Эфесе, космополитическом городе с населением почти в четверть миллиона, храм Артемиды был запятнан такой же жестокостью. Эфесцы очень гордились своим храмом; он считался одним из семи чудес Древнего мира. Амазонки поклонялись здесь богине, а первый храм на этом месте построил легендарный богач — царь Крез. Говорили, что сама богиня с помощью волшебства подняла колоссальный камень-притолоку над входом. Святилище было заполнено драгоценными сокровищами, посвященными Артемиде, покровительнице всех просящих. Римляне называли ее Дианой, на Ближнем Востоке она была Кибелой или Анахитой; Артемиду почитали как греки, так и варвары. Когда через столетие после резни в Эфесе проповедовал апостол Павел, он признавал, что Артемиду «почитает вся Азия»[30].
С храмом Артемиды была связана древнейшая традиция предоставления убежища. Эфесцы любили рассказывать о том, как их храм посетил Александр Македонский и широким жестом увеличил территорию, на которую распространялось право убежища. Два века спустя царь Митридат взобрался на крышу храма и объявил, что теперь граница убежища находится там, куда он сможет попасть своей стрелой (а его стрела пролетела целый стадий — около 200 ярдов).
Все в греческом мире понимали, что убийство в священном месте — это табу. На самом деле граждане по меньшей мере одной общины, союзной Митридату, а именно жители острова Кос, пощадили римские семьи, которые собрались в храм в день резни. Когда в Эфесе горожане стали громить статуи, римляне, естественно, бежали в великий храм Артемиды. Однако эфесцы нарушили освященную веками традицию убежища. Пробившись через резные кипарисовые двери храма, они изрубили людей, пытавшихся умолить богов и цеплявшихся за статуи Артемиды[31].
Дальше на юге, в городе Кавн продолжалась кровавая баня. Кавн, славившийся вкусным инжиром, был известен и солеными малярийными болотами. На момент резни основными статьями экспорта в Кавне были соль и рабы для римлян. Издавна этот город был мишенью для шуток по поводу зеленом кожи местных жителей, измученных малярией, а летние заболевания списывали на то, что люди тут едят слишком много инжира. Невеселая репутация Кавна сохранилась до византийских времен. «Эти жалкие кавнийцы! — возмущался один раннехристианский оратор. — Был ли среди них хоть когда-нибудь достойный гражданин? Все беды у них — из-за их невероятной глупости и подлости».
В 167 г. до н. э. римляне «освободили» Кавн из-под власти могущественного острова Родос. Однако в 88 г. до н. э. кавнийцы повели себя особенно свирепо. В день нападения проживавшие в городе италийцы сгрудились вокруг римской статуи Весты, богини, защищавшей семьи и обеспечивавшей выживание Рима. Кавнийцы преследовали их: они хватали детей и убивали их на глазах родителей; затем они перерезали отчаянно кричавших женщин. Мужчин истребили последними, свалив их тела поверх трупов членов их семей.
Траллы, богатый торговый город, известный полями разноцветных львиных зевов и гелиотропов, долго сопротивлялся Риму, В отместку римский сенат отобрал у города привилегию чеканить монету. Когда граждане Тралл получили тайный приказ Митридата, они были в нерешительности, боясь, что на них падет кровь их жертв. Собрание граждан проголосовало за то, чтобы нанять кого-нибудь для этой грязной работы: это оказался профессиональный убийца по имени Феофил из Пафлагонии (эта область славилась прекрасными лошадьми, но при этом считалась родиной злобных и суеверных сельских хамов). В назначенный день Феофил и его банда въехали в Траллы, одетые в шлемы, плетенные из ивовых прутьев, в высоких кожаных сапогах, вооруженные кривыми ножами. Они загнали италийцев в храм Согласия, который построили сами римляне и посвятили Миру. Тех, кто выжил, преследовало воспоминание о том, как убийцы полосовали ножами по рукам жертв, и отрубленные руки оставались висеть, вцепившись в священные статуи[32].
Подобные сцены разыгрывались во многих других городах, союзных Митридату. Мы, например, знаем, что римлян убивали на острове Хиос, поскольку потом Митридат обвинял хиосцев в том, что они не поделились с ним конфискованной у римлян собственностью. В Нисе к востоку от Тралл древние надписи говорят о том, что проживавших здесь италийцев убивали в Храме Зевса[33].
«Такое бедствие постигло бывших в Азии италийцев и римлян, всех вместе, — писал историк Аппиан, — и мужчин, и детей, и женщин, и вольноотпущенных, и их рабов, которые были италийского происхождения». Пятьсот лет спустя эта резня оставалась символом ужаса. На закате Римской империи, когда вандалы и готы прошли через Северную Африку, святой Августин (родившийся в 354 г. на территории сегодняшнего Алжира) описывал страшные катастрофы, выпавшие на долю римлян, когда те еще были язычниками. Он вспоминал про тот страшный день, когда «царь Азии, Митридат, приказал умертвить в один день повсеместно всех римских граждан, которые путешествовали по Азии и в бесчисленном множестве занимались там своими делами». «Какая-то была жалкая картина», — продолжал Августин. Ведь стоит пожалеть и тех, кто совершал убийства: «Пораженный получал раны в тело, а поражающий — в душу. Какая жестокая необходимость, — говорил Августин, — для людей, оказывавших гостеприимство, не только видеть в своем доме эти безбожные убийства, но и самим совершать их; от дружественной ласки человеколюбия, неожиданно меняя вид, переходить к враждебным действиям»[34].
Так кем же были эти убийцы? Историки долгое время предполагали, что исполнителями убийств были люди из низших слоев населения, чернь. Однако внимательное чтение античных источников сейчас заставляет ученых прийти к выводу, что обычные люди всех классов, этнических групп и разного образа жизни участвовали в народном заговоре по уничтожению римлян. Убийцы были местными, жителями Анатолии, греками и евреями; это было ответом на жестокое правление Рима и коррумпированную систему налогообложения, из-за которой и отдельные люди, и целые города оказывались в долговой яме. В 88 г. до н. э. Митридат, который противостоял Риму, казался привлекательным как для богатых, так и для бедных. Даже если количество убитых было меньше чем от 80 до 150 тысяч человек, о чем сообщали древние, очевидно, что резня произвела огромное впечатление на современников. Как написал Аппиан в своем повествовании о Митридатовых войнах, эти зверства отчетливо показали, насколько глубоко ненавидели Римскую республику за ее хищническую политику. Римляне в то время признавали, что для атаки были причины. В Азии, как предупреждал великий государственный муж Цицерон, «наше имя вызывает ожесточение, пастбищный сбор, десятина, пошлины равносильны смерти»[35].
