Письмо пятое

Уж не для испытания ли моей покорности написали вы мне такое письмо? Или, быть может, вы в самом деле верите всему, о чем пишете, подозревая меня в любви к другому? Опомнитесь! Хотя ваши слова смертельно ранят мое нежное чувство, я часто слышала их от вас, я, любящая вас так, как никто никогда не любил! Но поверить в то, что я изменила вам, осыпать меня оскорблениями, стараясь уверить, что я вас больше не увижу, о! этого я перенести не могу. Я бывала ревнива: когда любишь по-настоящему, не ревновать невозможно; но я никогда не бывала слишком резка и никогда не утрачивала до конца своего выгодного представления о вас: и в минуты самого сильного раздражения я всегда думала о том, кого же я подозреваю. О, сколь непрочна ваша страсть! Как плохо вы умеете любить и как легко вообразить, что сердце ваше лишено привязанности, ибо все, что порою необдуманно слетает с ваших уст, столь мало достойно названия любви! Как! это сердце, которое я приобрела ценою всей моей души, сердце, которое я заслужила столь сильной страстью и столь безупречной верностью и которым я, как вы утверждали, обладаю по праву, способно столь неслыханно оскорблять меня! Его первые побуждения оборачиваются тяжкими обидами, а когда вы даете ему полную волю, оно способно лишь на жестокие поношения. Слушайте же, неблагодарный, я не хочу рассеивать ваши подозрения в наказание за то, что они у вас появились; вам, должно быть, слишком отрадно думать, что я нежна и верна вам, чтобы теперь терзаться сомнениями. Мне было бы нетрудно вас излечить, но нанести вам обиду я не могу, это слишком нарушило бы мое спокойствие. Все же в отместку я хочу вас оставить в некотором заблуждении: ежели вы полагаетесь на мое злопамятство, то все предположения ваши несправедливы, и я — самая непостоянная из всех женщин. Тем не менее я не виделась с человеком, к которому вы меня ревнуете: письмо, которое приписывают мне, я не писала, и нет такого испытания, коему я не могла бы безо всякого опасения подвергнуться, если бы мне было угодно доставить вам это удовлетворение. Но к чему вам доставлять его? Неужели вы можете его добиться, оскорбляя меня? И не дам ли я вам повод считать меня столь низкой особою, какою вы меня изображаете, если бы к оправданию моему меня понудили ваши угрозы? Вы пишете, что больше не увидите меня. Вы уезжаете из Лисабона, опасаясь на беду свою повстречаться со мною, и вы убили бы вашего лучшего друга, ежели бы он предательски привел вас ко мне. Жестокосердный! Чем повинна моя нежность, что стала для вас столь невыносимой? Встреча со мною всегда сулила вам только радость, в глазах моих вы читали лишь любовь и стремление доказать ее вам. Неужто же это понуждает вас покинуть Лисабон и никогда со мною больше не свидеться? Если вы движимы только этой причиною, не уезжайте! Я избавлю вас от тягостной необходимости избегать меня: бежать надобно мне, а вовсе не вам. Встретясь со мною, вы поплатились лишь тем, что снисходительно позволили себя полюбить, тогда как я, повстречавшись с вами, пожертвовав своею гордостью, поплатилась покоем всей своей жизни! Должна признаться, что встреча с вами нередко была моей единственной радостью. Стоит лишь припомнить не раз испытанное мною тайное волнение, когда казалось мне, я различаю ваши шаги во время прогулки; сладостное томление, которое охватывало меня, когда я встречалась с вами взглядом, и неописуемый восторг души моей, когда нам выпадал случай хоть немного побеседовать друг с другом: не знаю, как я могла жить до того, как повстречалась с вами, и как я буду жить, когда вас больше не увижу. Но вы, должно быть, чувствовали то же, что чувствовала я: вы были любимы и говорили мне, что любите; и тем не менее вы первый предлагаете мне больше не видеться! О, вы своего добьетесь, и я вас больше никогда не увижу! Мне, однако, очень хочется упрекнуть вас в неблагодарности, и мне кажется, что месть моя была бы полнее, если бы глаза мои и все мои поступки подтвердили вам мою невиновность. Она столь очевидна, и ложь, дошедшую до вас, столь нетрудно опровергнуть, что вам было бы достаточно поговорить со мною каких-нибудь четверть часа, дабы убедиться в собственной несправедливости и испытать смертельную муку за то, что вы ее допустили. Мысль об этом побуждала меня уже два-три раза прибежать к вам; но не знаю, быть может, она и приведет меня к вам сегодня, к концу дня, помимо моей воли, ибо я столь жестоко обижена, что способна лишиться рассудка. Но недаром я так долго предавалась милой привычке учиться понимать вас, что боюсь не угодить вам столь внезапным порывом. Я всегда замечала за вами необычайную скромность; вы куда больше заботились о моей репутации, нежели я сама, и иной раз ваша осмотрительность доходила до того, что понуждала меня на нее сетовать. Что бы вы сказали, ежели бы я совершила нечто такое, что раскрыло бы пашу связь и ославило бы меня среди порядочных людей? Вы испытали бы ко мне презрение, а я умерла бы, если б вы оказались на это способным: что бы ни случилось, я хочу, чтобы вы меня всегда уважали. Сетуйте на меня, осыпайте оскорблениями, обманывайте, ненавидьте, коль вы на это способны, но никогда не презирайте меня! Я могу жить без вашей любви, ежели эта любовь перестанет быть вашей радостью; но я не могу жить без вашего уважения и полагаю, что именно по этой причине мне так не терпится вас повидать. Ведь для меня это было бы не порывом нежности: я бы окончательно обезумела, продолжая любить человека, который обходится со мною так, как обходитесь вы! И все же, если вникнуть в причины вашего гнева, то происходит он от избытка страсти: вы никогда бы не вышли из себя, будь вы менее влюблены. О, почему я не могу до конца убедить себя в этом! Сколь отрадны были бы тогда для меня ваши оскорбления! Но нет, я не хочу тешить себя сим приятным заблуждением. Вы виноваты передо мною; даже если это не так, я хочу в это верить, дабы наказать вас за то, что вы внушили мне эту мысль. Нынче я не пойду никуда, где бы вы могли меня увидеть; днем я буду у маркизы де Кастро, которая хворает и которую вы не навещаете. Я хочу, наконец, решительно рассердиться, и это мое последнее письмо к вам.

Письмо шестое

Неужто это письмо пишу вам я? Неужто вы такой, каким были прежде? Каким чудом вы сумели проявить свою любовь, не доставив мне привычной радости? Я заметила в вас нетерпеливое желание поправиться и поскорее излить свою досаду; в ваших глазах я прочла ту самую пылкость, на которую всегда так живо откликалась. Ваши взгляды были столь же пламенны, как в ту пору, когда они составляли все мое счастье. Я нежна и неизменна в своем чувстве к вам более, чем когда-либо; и вместе с тем я ощущаю в себе какую-то безучастность, какое-то равнодушие. Мне кажется, будто в выражении ваших чувств было нечто обманчивое, что так и не дошло до моего сердца. О, как дорого плачу я за те упреки, которые вы навлекли на себя! Скольких отрадных порывов лишилась я в тот день, когда вы были ко мне столь равнодушны! Не знаю, какой тайный демон непрестанно внушает мне, что вашей нежностью я обязана своему гневу и что в проявленных вами чувствах больше осмотрительности, нежели искренности. По правде сказать, трепетная нежность в любви — это такой дар который далеко не всегда столь драгоценен, как его себе представляешь. Признаюсь, она придает остроту наслаждению, зато жестоко усиливает страдания. В воображении моем вы всегда предстаете мне озабоченным чем-то посторонним, и это доставляло мне всегда немало огорчений. Не поймите меня превратно, друг мой; пылкое проявление вашего чувства доставляет мне несказанную радость; но оно привело бы меня в бешенство, будь я уверена, что оно вызвано не естественным стремлением вашего сердца, а чем-то иным. Я боюсь обдуманных поступков более, нежели природной холодности; внешний вид поступка — это ловушка для грубых душ, куда тонко чувствующие души завлечь нельзя. Угодно ли вам знать, чему я крайне привержена в подобных вещах? Все мои подозрения породила вчера ваша необычайная вспыльчивость. Мне казалось, что вы вышли из себя, и я пыталась постичь вашу истинную натуру сквозь все то, что вы на себя напустили. Боже мой! Что сталось бы со мною, ежели бы я уличила вас в притворстве? Ваша страсть мне дороже моего благополучия, моей гордости и самой жизни; но я скорее бы перенесла явные проявления вашей ненависти, нежели притворные знаки вашей любви. Меня привлекает не внешность, а то чувство, что таится в вашей душе: будьте холодны, пренебрежительны, будьте даже легкомысленны, коли вам это под силу, но никогда не притворяйтесь! Самое большое преступление, какое только можно совершить против любви, — это предательство, и я бы охотнее простила вам неверность, нежели тщательное стремление скрыть ее от меня. Вчера вечером вы сказали мне нечто весьма значительное, и я бы желала, чтобы вы смогли увидеть себя в эту минуту так, как видела вас я. Вы нашли бы себя совершенно иным по сравнению с тем, каким вы бываете обычно. В вашем облике была какая-то еще большая значительность, нежели та, что свойственна вам от природы; в глазах ваших сияла страсть, делая взгляд их нежнее и проникновеннее. Я заметила, что ваши слова шли от сердца. О, как я счастлива, они были не ложны! Ибо я слишком сильно ощущаю вас душою, и не в моей власти ослабить это чувство. Наслаждение любить всем сердцем — это благо, которым я обязана вам, но вам уже не дано его у меня похитить. Я знаю, что буду любить вас всегда, помимо моей воли, и уверена, что буду любить, даже невзирая на вас. Опасные заверения, не правда ли? Но не таково ваше сердце, чтобы его надобно было удерживать страхом, и я отнюдь не считала бы вашу победу окончательной, если бы плоды ее приходилось оберегать одними опасениями. Честность и признательность немало ценятся в дружбе, однако в любви они значат не так уж много. Надобно следовать голосу сердца, не взывая за советом к рассудку. При виде любимого чувствуешь, что душа твоя в плену, и забываешь обо всем: я по меньшей мере знаю, что такова моя любовь к вам. Не привычка видеть вас, не боязнь вас рассердить, когда я с вами не вижусь, заставляет меня искать с вами встречи. Это какая-то своеобразная жажда сердца, безыскусственная и ненадуманная. Я нередко разыскиваю вас в таких местах, где наверное вы мне не повстречаетесь. Если вы так же поступаете в отношении меня, то непроизвольное влечение наших сердец приведет, несомненно, к тому, что они повсюду будут находить друг друга. Я вынуждена проводить лучшее время дня там, где вы не можете меня отыскать. Но предоставим нашей страсти решать за нас: пусть нами движет любовное стремление, и вы увидите, что мы приятно проведем даже те часы, когда нам не суждено быть вместе.

Письмо седьмое

Друг мой, прошу вас, забудем о наших клятвах, уж слишком трудно их соблюдать: давайте свидимся и, коли это возможно, немедленно. Вы заподозрили меня в неверности, вы высказали мне ваши подозрения самым оскорбительным образом; но я люблю вас больше, чем самое себя, и жить, не видя вас, я не могу. К чему нам то и дело разлучаться по доброй воле, не хватит ли с нас тех испытаний, когда разлука бывает неизбежна? Верните всю радость душе моей минутной откровенной беседою. Вы пишете, что хотите видеть меня лишь затем, чтобы испросить прощения. О, приходите даже ради того, чтобы осыпать меня оскорблениями; приходите, умоляю вас: я предпочитаю видеть ваши глаза, горящие гневом, нежели не видеть их вовсе; но, предоставляя вам этот выбор, я уверена, что мне ничто не грозит. Я знаю, что ваши глаза будут полны нежности и пылкой любви. Именно такими я уже видела их нынче поутру в церкви. Я прочла в них смущение и стыд за вашу излишнюю доверчивость, а по моим глазам вы должны были понять, что я вас простила. Не будем же больше говорить об этой ссоре, или, уж если мы о ней заговорим, то лишь затем, чтобы избежать подобной размолвки в будущем. Да и как нам сомневаться в нашей любви? Мы живем на свете лишь ради нее. У меня никогда бы не было такого сердца, каким я обладаю, не будь оно заполнено только вами; и ваша душа была бы иною, не будь вам суждено меня любить; и небо наделило нас обоих таким даром любви лишь затем, чтобы любить вас так, как вы того достойны, и чтобы любить меня столь же сильно, как вы любимы мною. Но скажите мне, ради всего святого, испытали ли вы все то, что испытала я с той поры, как мы притворяемся, будто желаем друг другу зла? Ведь мы этого никогда не желали, нам это не под силу, и звезда нашего счастья способна затмить все паши обиды. Боже правый! Сколь тяжко было мне это притворство! Сколь невыносимо было глазам моим понуждать себя и утаивать от вас все то, что рвалось наружу, и каким врагом надобно быть себе самому, чтобы красть у другого минуту доброго согласия, когда любишь так, как мы любим друг друга! Ноги мои несли меня, помимо моей воли, туда, где я должна была вас встретить. Сердце мое, которое привыкло к сладостным излияниям при встрече с вами, пыталось передать моим глазам все то, что его переполняло, и, поскольку я старалась ему в этом отказать, оно так и рвалось наружу с каким-то тайным упорством, которое могут понять только те, кто все это испытал. Мне кажется, что вы пережили то же, что и я. Я заставала вас в таких местах, где вы не могли оказаться по воле случая; и коли уж признаваться до конца в своем тщеславии, я никогда не видела такой любви в вашем взгляде, какую замечала с той поры, как вы пытаетесь утаить ее, от меня. Как глупо создавать себе подобные мучения, зато как прекрасно обнажать таким образом перед собою свою душу! Я знала, на какую нежность способна ваша душа, и я бы без труда отличила ее порывы от душевных порывов других людей; но я не знала ни вашего гнева, ни вашей гордости. Я прекрасно понимала, что вы способны на ревность, на то вы и любите, но я отнюдь не представляла себе той силы, с какою эта страсть бушует в вашем сердце. Было бы предательством заставлять меня долее сомневаться в этом; я не могу не возблагодарить вашу несправедливость, коль она позволила мне сделать столь важное открытие. Мне хотелось, чтобы вы были ревнивым, таким вы и оказались; но отрекитесь от вашей ревности, точно так же, как я отрекусь от своего любопытства. В каком бы облике ни представал любовник, наиболее выигрышный для него тот, когда он счастлив. Утверждать, что счастливый любовник глуп, — величайшее заблуждение. Кто непривлекателен в подобном состоянии, оказался бы еще менее приятен в другом; и когда нам недостает душевной топкости, чтобы впитать в себя всю полноту чувств счастливого любовника, то в этом повинно наше сердце, а отнюдь не само счастье. Поспешите подтвердить мне эту истину, друг мой, молю вас. Я не была бы столь нечувствительна и не отдаляла бы этой минуты таким долгим письмом, ежели бы не знала, что вы не можете прийти ко мне сейчас, когда я пишу. Какую бы отраду я ни испытывала, беседуя с вами таким образом, я всегда предпочту ей радость иной беседы. Правда, я испытываю наслаждение и когда пишу вам, а вы испытываете счастье, только когда меня видите, но что тут поделаешь? Я могу почувствовать радость свидания, лишь соблюдая правила приличия, а наслаждение писать вам я доставляю себе, когда мне вздумается. Теперь, когда все слуги в нашем доме спокойно спят и почитают себя, быть может, счастливыми в этом спокойном сне, я наслаждаюсь таким счастьем, какое не могло бы мне доставить самое глубокое спокойствие. Я вам пишу, мое сердце беседует с вами, словно ждет от вас ответа; оно приносит вам в жертву свою бессонницу и свое нетерпение. О, как бываешь счастлив, когда беззаветно любишь, и как мне жалко тех, кто томится от праздности, порожденной свободою! С добрым утром, друг мой, уже брезжит утро; оно забрезжило бы раньше обычного, будь ему известно мое нетерпение, но ведь оно не влюблено, подобно нам; придется простить заре ее медлительность и попытаться обмануть ее несколькими часами сна, чтобы она не казалась такой несносною.

ОТВЕТЫ НА ПОРТУГАЛЬСКИЕ ПИСЬМА

К читателю

Интерес, которым отмечен выход в свет пяти Португальских писем, отправленных некоему дворянину по возвращении его из Португалии во Францию, внушил мне уверенность, что для вас будет не менее любопытно прочесть ответы на них; они попали мне в руки от одного из друзей этого дворянина, мне незнакомого; он уверил меня, что, находясь в Португалии, получил копии писем, написанных на языке этой страны, от настоятельницы монастыря, которая задерживала и оставляла у себя эти письма, вместо того, чтобы отдавать их монахине, коей они предназначались. Мне неизвестны ни имя того, кто их написал, ни имя того, кто их перевел, но я решил, что не вызову их неудовольствия, предав эти письма гласности, ибо первые уже опубликованы. Люди, сведущие в этом жанре изящной словесности, не отозвались о них нелестно. Как бы то ни было, если они и не столь изысканны, как первые, они столь же трогательны. Меня уверили, что дворянин, написавший их, вернулся в Португалию.

Письмо первое

Признаюсь, что любовь, которую вы испытываете ко мне, выражена в таких нежных словах, что я был бы бесчувственным, ежели бы это меня глубоко не трогало: доказательства, которые вы мне дали в первый раз, когда я имел честь встретиться с вами, были слишком явным проявлением ваших чувств, чтобы я мог в них сомневаться. Не надобно было мне их повторять столь настоятельными заверениями в вашей нежности; это способно лишь глубоко удручить злосчастного любовника, который думает только о вас и ради вас только дышит и живет. В любую минуту, днем и ночью, вы — самая сладостная мечта, когда-либо рожденная моим воображением, лелеющая мне чувства и душу. Я не сплю ни ночью, ни днем; ежели сон ненадолго смежает мне глаза, то лишь для того, чтобы еще более смущать меня отрадными сновидениями, в которых вы предстаете передо мною. О, дай-то боже, чтобы эти любовные грезы никогда не тревожили моих дум пли же чтобы они не покидали меня и после моего пробуждения. Но что я говорю, несчастный? О, я преступно сетую на свою страсть. Я обмолвился: мне отрадны мои мучения, и мне сладостно испытывать их ради самой привлекательной, самой очаровательной женщины на свете. Для души моей это самые святые чувства. Вы мне всегда казались достойной их с той минуты, как мне дано было счастье увидеть вас, и я испытываю с той поры такую пылкую любовь к вам, что мне остается лишь сладостно томиться в ее оковах. Судите же сами, была ли ваша любовь неосмотрительной, коли вы обратили ее на меня. Нет, нет, вы не обманулись в ваших чувствах; вы вверили свои надежды человеку, который не изменит вам до конца своих дней. Я знаю, что ваша страсть безгранична и что вы жестоко страдаете в разлуке со мною; но разлука не может причинить вам больших мук, нежели те печали и огорчения, которые доставляет мне ваша любовь, и я надеюсь, что мое возвращение принесет вам не большее удовольствие, чем та отрада, которую я испытываю при виде вас. Мужайтесь, сударыня, умерьте вашу скорбь; пусть она не обрекает вас более на жестокие мучения из-за человека, который целиком в вашей власти и предан вам до конца. Я надеюсь увидеть вновь чудесный блеск ваших прекрасных глаз, который заменяет мне все, что способно меня услаждать, и составляет все мое счастье. Пусть же эти прекрасные глаза обретут свою прежнюю живость и прежнюю ясность, пусть они перестанут проливать слезы! Будьте уверены, что они вновь увидят того, кто был для вас столь желанным. Ежели мое отсутствие причиняет вам тоску, ваше отсутствие доставляет мне еще большую, ибо из-за него я бываю близок к смерти тысячу раз на дню. Отрадно сознавать, что вы вручили мне такую прекрасную жизнь, как ваша, и, сознавая это, наслаждаться счастьем; но не говорите, что вы мне ее пожертвовали; во мне нет ничего, что заслуживало бы столь прекрасной жертвы, разве лишь то, что я примерный возлюбленный, и только по этому отрадному для меня праву я осмеливаюсь принять ее и пожертвовать вам свою жизнь без остатка. Я знаю, что вы непрестанно шлете мне ваши нежные жалобы, а я поминутно шлю вам в ответ свои; в ваших сетованиях долетает до меня ваша тревога, мои же доносят к вам мою любовь, которая будет длиться вечно и должна вдохнуть в вас надежду, что настанет желанный день и печали ваши исчезнут. Не печальтесь же более, сударыня, и знайте, что самые нежные услады, даруемые Францией, оборачиваются для меня жестокими пытками при одной мысли, что, на свое несчастье, я столь далек от вас. Я знаю, что вы вполне уверены в моей нежности, как это явствует из ваших слов, коли вы все еще помните о том внимании, которое я вам проявлял, и об услугах, которые я вам оказывал: все это незначительно по сравнению с моею любовью, она бесконечно выше всего того, что сумела для вас сделать. Ваша малейшая признательность в тысячу раз дороже всего того усердия, какое способен проявить самый примерный любовник, желающий вам услужить. Пусть вас не тревожит мысль о тех мелких услугах, которые я вам оказывал; подумайте скорее о новых услугах, которые ныне я готов оказать вам. Позабудьте о моем последнем письме и помните лишь о том, что я пишу вам сейчас; оно должно принести вам столько же радости, сколько горести причинили вам мои прежние. Что до меня, позвольте заверить вас в одном: я еще ни разу не был так глубоко тронут, как в тот день, когда ко мне пришла весть от вас и когда я более трех часов кряду замирал от радости и любви, находясь в кругу самых прекрасных женщин Франции. Но все это никак не сравнимо с той досадою, какую я испытываю сейчас по поводу горестей, терзающих вас в разлуке со мною, и уверяю вас, что я всей душою сострадаю вашим любым невзгодам и недомоганиям, одолевающим вас. Они подобны стрелам, пронзающим поминутно мне сердце, и чем сладостнее для меня воспоминание о вашей любви и ваших совершенствах, тем горестнее я подавлен терзающей вас печалью. Но к чему вам долее сетовать на горе, которое вы испытываете из-за любви ко мне? Что еще в моих силах? Разве только обожать вас все сильнее день ото дня и принести вам в жертву всю свою жизнь? Слова, в которых вы изъясняете мне вашу любовь, так сладостны, и я глубоко удручен, что не могу найти более сильных, дабы выразить вам мою нежность. Я готов отозваться всей душою на проявления вашей любви и посвятить вам все мои чувства, не разделяя их ни с одной другой женщиною. Все они отданы вам, устремлены к вам одной, и, Верьте мне, душа моя будет тосковать только по вас. Я не могу полюбить женщину и более совершенной, более законченной красоты. Одна лишь сила вашей любви и вашего обаяния должна бесспорно предвещать вам, что я никогда не смогу испытывать влечения ни к кому, кроме вас. Поверьте, сударыня, что ежели я покинул Португалию, то сделал это лишь потому, что, к досаде моей, не мог с достаточной непринужденностью беседовать с вами в вашем злополучном монастыре. Я внушил вам надежду, что приеду и пробуду с вами некоторое время, но я прекрасно сознаю, что этого недостаточно; и, ежели таково ваше желание, я проведу подле вас всю свою жизнь; я постараюсь сделать все, чтобы выполнять вашу волю и выказывать должное почтение и преклонение вам, самой прекрасной и безупречной возлюбленной. Я подтверждаю вам это правдивое намерение, дабы положить предел всему, что приносит нам обоим досаду и горести. Мне было крайне отрадно узнать, что письмо, полученное мною от вашего брата, прервало на время ваши огорчения: меня оно тоже весьма утешило. Знаю, что в вашем увлечении и вашей нежной страсти повинен я, но вам небезызвестно, что я увлечен вамм не в меньшей степени; и ежели я сделал вас несчастной, я сделал несчастным и самого себя, расставшись с вами. Но это ненадолго: ни дальнее расстояние, ни ваш монастырь не помешают мне вас любить и стремиться быть к вам поближе. Ваша обитель храпит сокровище, принадлежащее только мне; вам это докажет мое возвращение, и порукою тому мои письма. Злополучный рок разлучил нас на некоторое время, но любовь связала наши сердца навсегда. Я буду вам часто писать, дабы уверить вас, насколько мне дорого все в вашей жизни, и сказать, что я страдаю вашими горестями, дабы вы знали, что любовь моя дошла до высшего предела. Прощайте, продолжать я не в силах; я храню ваше письмо более бережно, нежели собственную жизнь, я целую его без счета; дай-то бог, чтобы мне привелось целовать вас так же без устали. Надеюсь, что такой день настанет и что судьба соединит нас так же, как она нас разлучила. Прощайте! Перо выпадает у меня из рук, с нетерпением жду вашего ответа. Сохраните вашу дружбу ко мне и верьте, что я вернусь в Португалию лишь затем, чтобы избавить вас от невзгод, которые вы испытываете из-за меня, искренне преданного вам и принадлежащего вам в тысячу раз больше, нежели самому себе.

Письмо второе

Напрасно вы вините меня в том, будто я поступаю с вами дурно и вас позабыл; по правде говоря, я не верю, что вы так думаете обо мне, или, ежели я ошибаюсь, значит, вы еще не получили моего письма. Я уверен, что, получив его, вы окончательно перемените свое мнение. Теперь я не в силах что-либо сделать, разве только разуверить вас в этом заблуждении и выказать по-прежнему сильное влечение, которое я испытываю к вам: я был бы самым вероломным любовником на свете, ежели бы после столь нежных заверений в моей дружбе к вам и той взаимности, которою вы мне на них отвечали, я оказался бы непостоянным в любви. Да, сударыня, верьте, что я все тот же и не изменюсь никогда. Разлука лишь сильнее распаляет мою страсть, она причиняет мне столь жестокие муки, что, испытывая их, я легко представляю себе, сколь нестерпимы ваши терзания. Перестаньте же печалиться, не предавайтесь отчаянию, коли вы не хотите лишить жизни несчастного, который ежечасно думает лишь о вас и чьи пытки вы безмерно усиливаете непрестанными сетованиями на ваши печали и горести. О, зачем я вас только увидел! И почему в ту пору, когда я вас увидел, вы были ничуть не менее прекрасной и любящей? Но что я говорю, несчастный! Я никогда не пожелал бы, располагай я тысячью жизней, подобно моей, лишиться выпавшего мне счастья встретить вас, ибо эта первая встреча была для меня верхом блаженства. Я доволен своей судьбою, и, если я стражду вдали от вас, страдания эти столь сладостны, что было бы несправедливым жаловаться на них; если все же я жалуюсь, то только потому, что мне известны ваши терзания и ваши сетования на того, кто в любую минуту жизни принадлежит вам. Не стыдите же меня за то, будто я злоупотребил вашим доверием: такой поступок недостоин порядочного человека и безупречного любовника; моя нежность должна убедить вас в том, что я поступил так, исходя из лучших побуждений. Моя безмерная любовь должна внушить вам, что она выше всех этих подозрений; поскольку вы самая прелестная и самая верная возлюбленная, вы достойны большей преданности и любви, нежели те, что можно найти в сердцах всех любовников на свете. Но к чему твердить, будто я вам изменяю? Это ли справедливое воздаяние за мою любовь? Неужто вам угодно, чтобы я расстался с жизнью, услышав ваш столь суровый приговор? Что я такое совершил, чтобы вы так судили обо мне? Нарушил ли я верность вам? Ощутили ли вы с моей стороны какую-либо холодность? Доставил ли я вам какое-нибудь неудовольствие? Я предпочел бы тысячу раз умереть, нежели не угодить вам чем бы то ни было. Вы пишете, что не получали от меня вестей вот уже полгода, но вините в этом ненадежность гонца — ибо я вам писал за это время дважды, — а не ослепление, которое будто бы нашло на вас, когда вы меня полюбили. Наши услады не кончились, или ежели они и прервались, то ненадолго. Вы еще увидите меня в Португалии, и вам суждено убедиться в том, что я готов полностью отречься от моих родителей, моего состояния и моего отечества, чтобы принадлежать вам целиком. Ежели ваша любовь истинна, желания ваши не будут напрасными. Я надеюсь усладиться вашей нежностью и прелестью у вас в обители еще скорее, чем вы полагаете, со всем пылом и страстью, которых вы ждете от меня, и усладам нашим суждено окончиться лишь с концом наших дней. Предайтесь же этой отрадной надежде вкусить более чем когда-либо самые нежные радости нашей любви. Мне памятны ваши слова, что я вас сделаю несчастной, но это лишь на время, ибо, как только мое пребывание во Франции окончится, наша встреча принесет нам обоим безграничную радость; не будем же искать иного исцеления от наших бед, кроме надежды на наше скорое свидание. Если нам суждено страдать, будем страдать без горести; вы мне говорите, что я достоин большего сожаления, нежели вы, но я достоин меньшего, ибо ваша любовь беспредельна; или, ежели я несчастнее вас, то несчастным меня делают отнюдь не мои любовницы француженки, ибо вы единственная, кому я предан до конца: от всей души прошу вас этому верить. Ежели я вам внушаю жалость, пусть то будет из-за любви, которую я испытываю к вам, а вовсе не из-за безучастия, в котором вы меня корите: это означало бы, что вы несправедливо судите о моей страсти. Но вы с полным правом гордитесь тем, что вдали от вас я могу вкушать лишь весьма несовершенные услады, ибо истинная услада для меня одна: помышлять только о вас, как и вы помышляете только обо мне. Я с радостью узнал о том, что вы сестра-привратница в вашем монастыре: тем вернее мы можем осуществить наши намерения; по умоляю вас скрывать свои чувства тщательнее, чем вы это делали, дабы мы смогли впредь предаваться любви с меньшим опасением. Не завидуйте счастью Эммануэля и Франсиско: они у меня лишь на положении лакеев, и я считаюсь с ними только потому, что они поступили ко мне от вас, вы же — истинная владычица моего сердца. О, если бы богу было все же угодно, чтобы и вы находились здесь подле меня! Каким бы счастливым я себя почитал! Ибо все мое желание заключается в том, чтобы вам служить, чтобы жить и умереть вместе с вами. Каюсь, я пользуюсь лишь теми словами, какими пользуетесь вы для изъяснения вашей любви; но где мне найти более нежные и более искренние слова, чем те, которые исходят из вашего сердца? Если я их и повторяю, то лишь затем, чтобы заверить вас в своем желании не только помнить вас вечно, но и владеть вами всю свою жизнь, если бы вы того пожелали. Я предаюсь вам с тем же рвением, какое проявляете мне вы. Я вас люблю, я обожаю вас всей душою. Не думайте, что я обольститель ваш и что это будто бы подтверждается моим долгим отсутствием; оно скоро окончится, и вы станете думать обо мне иначе, нежели думали до сих пор. Пылкость моей любви по меньшей мере равна вашей. Не огорчайтесь тем, что вы слишком разгласили тайну своей любви, вопреки строгим светским и монастырским правилам; напротив того, поскольку любовь — это некое совершенство, вы обладаете этим преимуществом наряду со мною и можете утешать себя тем, что мы достигли его в самой высокой степени. Я заклинаю вас поверить, что моя страсть равна вашей и что я также клянусь моей верою в бога и моим счастьем любить вас без памяти. Вы огорчаете меня, когда говорите, что не желаете, чтобы я писал вам по принуждению. Скажите, умоляю, могу ли я не подавать о себе вестей и не уверять вас, что преклоняюсь перед вами как перед женщиной самой совершенной, самой законченной красоты? Почему вы мне пишете, что вам было бы отрадно извинить и простить меня? Ежели я так не поступаю, неужто вы думаете, что я могу вас забыть? У меня нет большей радости, чем та, когда я думаю о вас и когда беру в руки перо, чтобы вам написать, и я не испытываю большего огорчения, чем то, когда откладываю его. Я бесконечно благодарен тому любезному человеку, который так долго рассказывал вам обо мне. Будьте уверены, что, поскольку мир во Франции заключен,[18] я доставлю вам столь желанное удовольствие и постараюсь показать вам эту прекрасную страну как можно скорее. Прощайте, утешьтесь, пощадите мое здоровье, щадя свое. Пусть мой портрет заменит вам меня в натуре, подобно тому, как ваш заменяет мне все самое дорогое на свете до той поры, пока счастливая судьба не сведет нас опять вместе. Прощайте, я никогда вас не покину. Кончаю. Верьте, что я скорблю вашей скорбью; но умоляю вас не принимать близко к сердцу мои печали, дабы не усугублять ваших собственных.

Письмо третье

Я все еще нахожусь в отчаянии, узнав о том, что мои письма не были вам вручены. О, боже мой, что мне делать, что станет со мною, ежели мои последние послания до вас не дойдут? Чем объяснить, что я получаю ваши письма, а вы не получаете моих? Правда, расстояние оказалось более далеким, чем вы могли предполагать; но если бы по меньшей мере одно из моих писем могло быть передано вам, утешило ли бы оно вас в столь томительной разлуке? Не сомневайтесь, сударыня, в том, что я отвечал на все ваши письма, полученные мною в местах, по которым я проезжал, и верьте, что я буду вам писать и впредь, посылая письма через более надежных людей, дабы уверить вас в своем чувстве. Нет, вас я никогда не забуду, я слишком пламенно вас люблю. Не переставайте же меня любить так же, как я не перестаю любить вас; но пусть кончатся ваши томления и тревоги, и пусть у вас появится надежда на то, что, по моем возвращении, вы испытаете всю мою нежность, которой вы так ждете от меня. Не тоскуйте! Я прилагаю все старания лишь к тому, чтобы избавиться от самых неотложных дел и поспешить к вам на помощь. О, как я жалею вас, зная, что вы так беспокоитесь обо мне! И сколь крайнюю досаду испытываю я из-за того, что вам неведомы все горести, доставляющие мне смертельные терзания! Но какая пытка для меня сознавать, что на беду мою даже вести обо мне не могут дойти до вас! Я просто погибаю от тоски, это свыше моих сил, горе дошло до крайних пределов. Теперь я понимаю, что вы справедливо подозреваете меня в неверности. Обвиняйте меня в чем угодно, я примирюсь со всем, вы можете отнестись ко мне с, крайней суровостью, ибо оправдаться перед вами я не могу. И все же, бог мне свидетель, я вам не изменил ни разу, я испытывал отраду и наслаждение лишь в те мгновения, когда бывал с вами наедине. Не корите меня за то, будто я проявлял к вам заботу и усердное внимание лишь потому, что вы были докучливы: все мое рвение обязано только вашим достоинствам и тому истинному чувству, которое я питаю к вам. Я полюбил вас как самое совершенное и самое законченное создание, какое только знал мир, и когда, по вашим словам, я зажег в вас страсть, я лишь заставил вас разделить мои чувства. Ежели вы сделали меня счастливым, дав мне вкусить безграничные наслаждения, я надеюсь, что вы еще когда-нибудь подарите мне вновь это блаженство, доставив мне ту же отраду и те же восторги, которые вы мне однажды подарили. Потерпите немного, не тревожьтесь по любому поводу. Ежели вы меня любите безумно, я люблю вас превыше всего, что можно выразить словами. Вы одна лишь заполнили мне сердце и душу, и я не осмеливаюсь вам сказать, что изо дня в день меня обуревают все те же безумные порывы, опасаясь, как бы это не повергло вас в полное отчаяние. Я знаю, вам крайне горестно сознавать, что я нахожусь так далеко; но надежда на то, что я вернусь в Португалию и вновь увижу вас, разве не должна умерить ваши огорчения? Помните об этом обещании и о клятве любви и верности, которые я вам дал, и жизнь ваша потечет отраднее и веселее. Мне понятна, мне по душе ваша ревность, как несомненный знак ваших нежных чувств, хотя ревнуете вы меня и понапрасну, ибо я никогда не любил никого, кроме вас. Я не осмелюсь вам сказать, в какое смертельное отчаяние вы меня повергаете известием о вашем крайне угнетенном состоянии, коль вы ни во что не ставите мое стремление вам услужить; и все же я уверен, что вы измените свое суждение, узнав о причине моего поступка. Забудьте же о ваших горестях, не раскаивайтесь в том, что вы полюбили человека, который всецело вам предан. Ваше доброе имя не опорочено тем, что вы полюбили меня. Ни суровость ваших родителей, ни строгость законов вашей страны, коим вы подвластны, не смогут помешать мне доставить вам счастье, которым вы желали бы обладать всю свою жизнь. Я знаю, что мне надлежит сделать в ответ на вашу любовь, дабы не казаться вам впредь неблагодарным. Ежели вы решились на все ради меня, я также готов пожертвовать всем ради вас. Подождите еще немного и лелейте надежду, которую я вам подаю: вы узнаете в конце концов, что цель моих обещаний совпадает с вашими желаниями. Я убежден, вопреки вашим словам, что отчаяние, в котором вы пребываете из-за меня, еще более таится в вашем сердце, нежели в ваших письмах. Вы решили скрыть от меня свою любовь, лишь будучи уверенной в том, что я не выполнил своего долга и не писал вам; но я надеюсь, что это письмо разубедит вас и заставит изменить ваше дурное мнение обо мне. Любовь и почтение, которое я испытываю к вам, внушают мне непрестанно, что я всецело ваш и что небо создало нас друг для друга. Я испытываю к вам самые нежные чувства, какие только можно питать к истинно достойной возлюбленной. Берегите же себя из любви ко мне, дабы мы с вами могли предаться самым сладостным радостям, когда я обрету счастье обладать вами. Умерьте терзающие вас безумные порывы, не говорите мне более о том трагическом конце, которого вы ожидаете якобы по моей вине. Эта мысль для меня нестерпима и заставляет испытывать смертельное отвращение и ужас, я неспособен на такую жестокость: страсть, которую я питаю к вам, столь сильна, что я не могу не любить вас без памяти. Не предавайтесь же убийственной тоске! Поберегите вашу чудесную жизнь, которая мне так дорога, дабы сберечь мою. Не огорчайте меня более, явите ко мне сострадание и пожалейте себя. Я так нежно грущу о вас, что, ежели бы вы погибли из-за меня, я не пережил бы вас ни на одну минуту. Ваша безумная страсть заставляет меня безучастно и даже неприязненно глядеть на все окружающее, — столь сильно опасаюсь я, как бы с вами не случилось злой беды. Не бойтесь, я никогда не брошу вас ради другой любовницы, на такое злодейство я не пойду. Ваша страсть может внушить мне лишь большую любовь к вам, а отнюдь не вящую похвальбу моей победою, которую якобы я одержал над вами, чтобы снискать себе лестное внимание другой женщины. Я люблю вас не из тщеславия, я не так уж мню о себе и не столь дурно воспитан, чтобы дойти до этого; на такой поступок способны только глупцы. Ваша кротость, ваши добродетели и ваши прочие совершенства заслуживают более нежного, более почтительного обхождения; вы знаете, что я всегда старался скрыть, насколько мог, нашу любовь из опасения доставить вам неприятности. Нет для меня большей радости, нежели читать ваши письма; я не знаю ничего прелестнее; для вас они кажутся длинными, а я нахожу их столь короткими, что умоляю об одном: пусть они будут подлиннее. Не обвиняйте себя в безрассудстве, вы слишком благоразумны в любви и слишком осмотрительны во всем прочем, чтобы приписывать себе столь несносное качество. Поскольку ваши письма благополучно до меня доходят, пишите мне почаще, дабы я мог сочувствовать вашим печалям, и забудьте об отчаянии, которое, по вашим словам, я вам причиняю, дабы жизнь ваша текла спокойно. Прощайте! Ежели ваша любовь возрастает с часу на час, моя любовь достигла бесконечной страстности. Прощайте! Я умру с горя, ежели не услышу от вас как можно скорее все, что вы хотите мне сказать. От всей души молю бога, чтобы это письмо непременно было вам вручено, дабы заверить вас в пылкости моей любви. Прощайте!

Письмо четвертое

Мне весьма радостно узнать, что мой субалтерн-офицер[19] передал вам мои приветы и рассказал обо мне. Я бесконечно признателен за ваши заботы и за нежность, которую вы ко мне питаете, и умоляю вас поверить в мои ответные чувства. Не тревожьтесь за меня: во время переезда по морю со мною ничего не случилось; путешествие было удачным и причинило мне мало неудобств. Я написал бы вам точно так же, как моему субалтерну, но, боясь, что мои письма не будут вам вручены, как то произошло с другими, я вынужден был на время отложить свое намерение. Я надеюсь, что вы непременно получите это мое письмо, ибо человек, который должен вам его вручить, мой добрый друг. Ежели ко мне придет еще одно ваше письмо и я узнаю, что вы так и не получили от меня известий, я тотчас же отправлюсь в путь и поспешу вас утешить. Я не упустил ни одного благоприятного случая, чтобы не написать вам и не ответить на ваши письма. Должно быть, я самый незадачливый из всех любовников, хотя и самый верный из них, коль вы не получаете ни одного из моих писем. Отныне мне ничего не остается, как только заверить вас по-прежнему в моей нежной любви к вам, как я это делал и раньше. Но зачем мне писать вам столь часто, коль скоро ответы мои до вас не доходят? Что из того? Я буду продолжать. Я испытываю небывалое удовольствие, и мне дышится так легко, когда перо в моей руке и я пишу вам; но я впадаю в полное изнеможение и совершенно погибаю, стоит мне отложить перо. Когда пишете мне вы, я умираю (но увы! умереть мне так и не дано) от досады и радости: от досады — ибо знаю, сколь вы огорчены, не получая от меня вестей; от радости же, когда я узнаю о вас из ваших писем. Я храню их более бережно, нежели отношусь к собственной особе, храню как некий драгоценный залог вашей любви, дабы в точности пересказать их, когда мне выпадет счастье вас увидеть. Признаюсь, вы вправе корить меня в неблагодарности, не получая от меня ни единого ответа, но я убежден, что отношение ваше ко мне изменится, когда я выведу вас из заблуждения. Я сохранил по-прежнему ту же нежность, которую питал к вам с первого дня и которую проявлял к вам в вашей обители. Моя жизнь, мое состояние и моя честь — все принадлежит вам, все зависит только от вас: я приношу их вам в жертву. Я вас люблю, я обожаю вас от всего сердца, от всей души; заклинаю вас, верьте мне. Не сетуйте впредь на мое малое внимание к вам и на отсутствие забот о вас; я полон ими по-прежнему. О, как я несчастен, что не могу передать вам свои помыслы из уст в уста, дабы засвидетельствовать вам свою любовь! Но этого и не потребовалось бы: по моим глазам, исполненным нежного томления, по всему моему облику влюбленного вам было бы нетрудно заключить о страсти, пылающей в моем сердце. Отбросьте все тревоги, которые вы испытываете касательно меня, и знайте, что поведение мое осталось таким же, каким вы знали его в первые дни наших свиданий. Я вас не обманываю; мои заботы о вас и моя готовность служить вам всегда были искренни и будут такими до конца моих дней. Не сомневайтесь в моей честности. Я вас нежно люблю. Я не могу просить у вас прощения за невнимание к вам, в коем вы меня обвиняете: я в нем ничуть не повинен; я слишком пылко вас люблю, и вы с полным основанием оправдываете меня сами в данном случае. Я готов признать, что мои повседневные знаки внимания, мои восторги, моя услужливость, мои клятвы, мое страстное влечение и мои первые признания, принесшие мне отраду и счастье, всецело очаровали вас и зажгли огонь в вашем сердце, но я вас отнюдь не совращал; напрасно вы обливаетесь слезами: я тверд в своих чувствах и остаюсь все тем же. Ежели вы испытали большую радость, полюбив меня, я надеюсь, что вы испытаете ее столь же сильно и даже еще сильнее в будущем. Покончите с вашими горестями и треволнениями, терзающими вашу душу. О, как мне жаль вас! Я чувствую, что умираю от отчаяния, когда вы твердите, будто страдаете из-за меня. Не говорите мне, что вы недостаточно противились моей любви: я это знаю! Вы никогда не подавали мне повода к огорчению и ревности, дабы разжечь мою страсть еще сильнее. Это верный признак вашей природной нежности, которую вы ко мне испытываете; и это как раз то, что побуждает меня вас любить и обожать до конца моих дней. Я восхищаюсь вами, я люблю вашу безыскусственную простоту, ваше бесхитростное чувство, которое вы проявили ко мне. О, какое счастье, что я встретил в своей возлюбленной столь великую кротость, столь трогательную и неподдельную привязанность, столь безупречную любовь и столь совершенную красоту! Чем только я вам не обязан за столь высокие совершенства, которые я в вас обрел! Коль вы их ежедневно приносите мне в жертву с присущей вам нежностью и пылом, я был бы самым неблагодарным и самым вероломным из всех любовников, если б не испытывал к вам истинной признательности. Я все еще преисполнен ею, и, ежели вы успели убедиться в ней за то короткое время, что я имел честь быть вашим собеседником, ваша уверенность станет со временем еще больше. Сколь отрадно звучит ваше нежное признание, когда вы пишете, что я вам показался привлекательным еще задолго до того, как объяснился вам в любви, и что вам приносит огромную радость ваше безграничное чувство ко мне. Какое пылкое, какое милое или, вернее, трогательное свидетельство беззаветной любви! Какое счастье для меня сознавать, что я так любим столь безупречною женщиной! О, как мне благодарить вас! И в каких словах высказать сейчас мою ответную страсть к вам? Вы обезоруживаете мне душу столь нежными признаниями, и любовь моя, при всей своей изобретательности, не может подыскать более выразительных слов для изъяснения всей пылкости моего чувства, нежели те слова, которые нашли вы, дабы выразить мне свое влечение. Мне остается лишь сказать вам, что мои страстные восторги не поддаются описанию и что я безгранично люблю вас. Хотя эти слова весьма значительны, я знаю, что для вас они говорят не так уж много; и все же вы можете быть уверены, что не были ослеплены, как вы полагаете, ибо я равно люблю пас от всего сердца. Ваши порывы были мне столь сладостны и столь отрадны, что всегда приводили меня в восхищение, я уверен, что, находясь в Португалии, я сделал достойный выбор, предпочтя вас всякой другой женщине за вашу верную любовь и все иные ваши совершенства, ибо в намерения мои входило по возвращении в вашу страну жить и умереть лишь с вами. Не вините же меня более в жестокости и не почитайте тираном: я отнюдь не проявляю к вам суровости, и вы лишь мне ее приписываете, не получая от меня писем. Правда, вы могли бы противостоять стремлениям моего сердца и лишь по какой-то особой доброте души вам было угодно привязаться ко мне. Но не сетуйте на то, что я вас покинул: у меня были на то весьма основательные причины; и все же, как бы побудительны они ни были, я никогда бы этого не сделал, не будь на то вашего согласия. Ни корабль, отплывавший во Францию, ни моя семья, ни моя честь, ни служба королю, которого я чту, никогда бы не заставили меня вас покинуть, ежели бы вы того не разрешили. Неужто вы не знали, что я всецело предан вам? Зачем же вы меня не удержали? Вам надобно было лишь согласиться на предложение мое не разлучаться с вами, я бы пошел на это со всей отрадою, какую только можно себе вообразить. Но вас, равно как и меня, должно утешать, что сроки моего отъезда из Франции приближаются и что ваши страхи и опасения никогда не увидеться со мною скоро рассеются. Пусть же эта пугливая мысль вас более не преследует! И коли вы любите так страстно, пусть ваша любовь не знает ни мук, ни огорчений! Забудьте о ненависти и об отвращении ко всему, что вас окружает, не терзайтесь более! Пусть ваша семья, ваши друзья и ваша обитель послужат вам утешением, и пусть все, что понуждало вас печалиться, способствует вашему развлечению, а не заставляет вас страдать. Верьте неизменно, что ежели каждую минуту вашей жизни вы отдаете мне, то вся моя жизнь принадлежит вам. Пусть же ваше сердце будет полно одной любви. Забудьте о ненависти, которую вы питаете ко всем и вся, живите в мире и спокойствии! Не проводите больше ваши дни в тоске и томлении! Сокройте вашу любовь до моего возвращения, дабы ваша матушка, ваши почтенные родственники и монахини разуверились в вашей страсти ко мне. Если всех трогает ваша любовь, заверяю вас, что меня она волнует более, чем кого бы то ни было. Мои письма не столь холодны, как вам это представляется, и все только потому, что мысли ваши заняты одной любовью. Ежели эти письма не столь длинны, как вам этого хотелось бы, то лишь оттого, что я пытался в кратких словах сказать о многом: ведь наибольшая отрада для меня — это писать вам. Вы не должны печалиться из-за того, что любите так беззаветно. Отвлеките ваш ум и перестаньте горевать! Пусть тот балкон, по которому вы прогуливаетесь порою с доной Бритеш, доставляет вам радость, ибо там родилась ваша пламенная страсть, на которую я всегда выказывал вам мою ответную любовь. Вы не ошиблись, когда предположили, что я возымел намерение вам понравиться; в сущности, так и возникла моя страсть. Я выделил вас из всех ваших подруг и стал внимательно приглядываться к вам; и я так увлекся вашей красотою и вашими прочими совершенствами, что легко поддался желанию полюбить вас. Я подметил тогда же по какому-то незаметному, по отрадному для влюбленного признаку, что вы испытываете ко мне склонность и что вам доставляет особое удовольствие все, чем я занимаюсь, словно моя любовь внушила вашему сердцу, что все мои поступки направлены к тому, чтобы заслужить ваше расположение. Но все эти воспоминания о сладостных днях зарождения нашей любви не должны приводить вас в отчаяние и внушать вам мысль, что я перед вами виновен, ибо все, что я ни делал, было преисполнено добрых намерений, и по сей день я люблю вас столь же преданно, как вы любите меня. Вы должны во всем полагаться на меня, я отнюдь не бесчувствен ко всем проявлениям нежности, которую вы питаете ко мне. Я предан вам душой и телом, моя жизнь, моя честь и мое состояние — все принадлежит вам. Я поступил по отношению к вам лучше, нежели вы предполагаете. Не бойтесь, я вас не покину: подобная низость и неблагодарность мне столь ненавистны, что я никогда не буду движим ими. Ежели вы убеждены, что я обладаю некоторым обаянием и наделен какими-то привлекательными чертами, — все это я жертвую вам. Я не хочу нравиться никому, кроме вас. Коль скоро вы находите во мне какие-то достоинства, мне больше ничего не надо. Самые красивые женщины не выдерживают, в моих глазах, никакого сравнения с вами, ни одна из них мне не мила, я люблю только вас. Ваше доброе мнение обо мне — предел моих стремлений. Не желайте же мне успехов в любви у самых прекрасных женщин Франции; вы должны в конце концов убедиться, что я не склонен к перемене и самые очаровательные дамы не смогут заставить меня забыть о чувстве к вам. Хотя вы и полагаете меня виновником вашего несчастья, я не ищу никаких благовидных предлогов: оставаться надолго во Франции не входит в мои намерения; я не могу пожертвовать своей свободою, ежели вы при этом не станете моею. Ни утомительность долгого пути, ни самые большие опасности, ни почтение к моим родителям, ни заботы о моем благосостоянии, ни все, что связано с моей честью или какими-либо светскими приличиями, — ничто не сможет помешать мне приехать и выразить вам свое восторженное преклонение. Я откликаюсь всем сердцем на ваши страстные порывы; пылкость моей любви не уступает вашей. Дай-то бог быть вечно повсюду с вами, глядеть на вас, служить вам, любить и обожать вас! Я отнюдь нс собираюсь вам льстить; я так очарован вашей прелестью и вашей благосклонностью ко мне, что день ото дня все сильнее тоскую от отчаяния, что не смог увидеть вас так скоро, как мне бы хотелось. Я вовсе не пленен суровой строгостью другой любовницы: самое трогательное отношение, самые упоительные ласки, самые лестные знаки любви, самые заманчивые обещания самой привлекательной из женщин не заслонят от меня ни на минуту вашего чувства. Заглушите эту напрасную тревогу в своем сердце, не думайте, что я вас покинул ради другой. Есть ли в вас хоть что-то, что не было бы отрадным? Есть ли что-либо пленительнее, нежели ваша красота, сладостнее, нежели беседа с вами, приятнее, нежели ваше общество, нежнее, нежели ваша любовь, более чарующее, нежели ваши забавы, более трогательное, нежели ваша грусть, более твердое, нежели ваши обещания, более пламенное, нежели ваша пылкость? Обладая такими прелестями и совершенствами, можете ли вы возыметь малейшее подозрение, что я могу вас покинуть и, на несчастье свое, стать рабом другой любовницы? Нет, сударыня, не думайте, что я столь ветреный; я слишком люблю и уважаю вас, чтобы поступать таким образом. Правда, я сообщил вам по секрету некоторое время тому назад, что я любил во Франции одну даму; но достоинства ее не идут в сравнение с вашими; прелести ее — жалкое подобие ваших, беседа с нею бесцветна, поддерживать с нею разговор — тягостно, и, в заключение, могу вам сказать лишь одно: я с нею больше не вижусь. Дабы укрепить вас в этой истине, я пошлю вам в одном из писем ее портрет. По нему вы сможете судить о ее красоте, уме и манере себя держать. Полагаю, что вы не воспылаете к ней ревностью, признав справедливым все, что я здесь говорю; а когда мне выпадет счастье увидеть вас, я расскажу вам, о чем она со мною беседует: вас это немало позабавит и утешит. И поскольку вы принимаете такое участие во всем, что мне дорого, я привезу вам портрет моего брата и моей невестки. Вы пишете, что бывают минуты, когда вам представляется, будто вы сможете найти в себе достаточную покорность, чтобы угодить той, кого я люблю: вы очень предупредительны, высказывая эту мысль, но, коль вы так добры ко мне, молю вас обратить это доброе намерение на самое себя. Вы — та единственная, которую я хочу боготворить и которой хочу служить всю свою жизнь. Не убеждайте себя в том, что я дурно с вами поступаю и пренебрегаю вами; я так бесконечно далек от этих мыслей; я слишком хорошо умею ценить ваши достоинства, чтобы не почитать вас и не быть вашим ревностным слугою. Напрасно вы ревнуете и попрекаете меня. Я пылко разделяю самые нежные чувства вашей души, и каждое биение моего сердца отдано вам одной. Умоляю вас писать ко мне почаще; ваши письма для меня столь драгоценны, что я храню их бережнее, нежели величайшие сокровища мира. Какими длинными они бы ни казались вам, для меня они всегда слишком коротки. Ваша страсть столь пленительна, что для меня нет большей радости, нежели те минуты, когда она вольно изливается передо мною на листе бумаги: это служит утешением и вам, и мне и умеряет досаду, что я не подле вас и не могу положить конец вашим мукам. Я сознаю, что прошел уже целый год с тех пор, как вы мне дали последние и самые сладостные доказательства вашей любви. Всю свою жизнь я буду хранить в памяти этот блаженный день. О, каких только отрадных волнений, каких нежных порывов, какого пыла, какой пламенности, какой любви ни проявили вы тогда! Какое непостижимое блаженство вы дали мне вкусить! Душа моя обрела, казалось, крылья, достигнув высшей радости и наслаждения. Прочие знаки вашей нежности ко мне и та искренность, с которой вы их с той поры проявляете, были так восхитительны, что я покинул вас с непомерным сожалением, дабы отправиться в долгий путь, причинивший мне безграничную досаду. Когда я думаю о блаженных минутах, проведенных с вами, я припоминаю восхитительный стыдливый румянец, который вспыхнул тогда на вашем чудесном лице. Если в ваших чертах и отразилось какое-то смущение, оно лишь воспламенило меня еще больше. О, если бы офицер, о котором вы говорите, не уехал так быстро, я испытал бы отраду более длительного упоения теми нежными словами, которые вы бы мне написали! Прощайте! Ежели вам трудно закончить ваше письмо, я с крайним сожалением ставлю последнюю точку в своем. Не бойтесь же, и я вас не покину, я испытываю к вам слишком большую нежность. Благодарю вас от всего сердца за вашу любовь ко мне; прошу мне верить, что я отвечаю на нее полной взаимностью. О, сколь отрадны мне были бы те нежные названия, которыми вы желаете меня наделить, ежели бы вы их выразили в вашем письме! Но что из того! Мне достаточно знать, что они у вас в душе, коль скоро у вас не хватило времени написать их мне. У меня их для вас не меньше. Я всецело ваш, я предан вам телом и душою; мое состояние, моя честь — все это принадлежит вам; я жертвую для вас всем самым дорогим. О, как я вас люблю! Как уважаю вас! Как боготворю! На какие только страстные порывы я не способен для вас! Как вы мне дороги! Как жестока судьба, разлучившая меня с вами! Как я сострадаю вам! Как я печалюсь о вас: состражду всей той нежности, которую вы выказываете мне, и печалюсь тому, но не могу засвидетельствовать вам лично свои чувства в ответ на вашу любовь ко мне. О, какое почтение, какую покорность, какую нежность готов я проявить к вам! Какую искреннюю душу, какое открытое сердце вы бы нашли во мне! Какую радость, какое наслаждение, какое удовлетворение, какое утешение вы обрели бы наравне со мною! Прощайте, пишите мне наперед более подробно; я испытываю безграничное удовольствие от той доброты, которую вы проявляете мне в ваших письмах. Прощайте, утешьтесь, я буду иметь счастье повидать вас в самое ближайшее время, дабы убедить вас в неизменности моей любви. Прощайте! О, как мне жаль вас!

Письмо пятое

Как сурово вы со мной обращаетесь! Боже! что понуждает вас отказывать мне в письмах? Чем я вам не угодил? Почему вы так уверены, что я вас больше не люблю? Ваша любовь разжигает во мне страсть сильнее, чем когда-либо; я почитаю и обожаю вас всем сердцем и готов отказаться от самого для меня дорогого, дабы всецело покориться вашей воле. Умоляю вас не лишать меня вашей дружбы и хранить наглядные знаки моей любви: не давайте, не показывайте их никому. Пусть мой портрет всегда стоит перед вами, приглядитесь к нему внимательно; носите подаренные мною браслеты из любви ко мне, не отсылайте их обратно и не поручайте доне Бритеш, наперснице наших самых сладостных тайн, доставить мне столь глубокое огорчение. Пусть отчаяние не ожесточает вас против меня, умерьте вашу ненависть: я неповинен во всем том, в чем вы способны меня упрекнуть. Не сжигайте тех драгоценных залогов любви, которые вы от меня получили, или, ежели вы их и сожжете, пусть это свершится в огне вашей любви. Не преследуйте меня с такою ненавистью, это признак жестокости и слабости, с которой никогда не могло примириться ваше великодушное сердце. Любовь — это добродетель, которая вам столь дорога! В вас слишком много благородства, чтобы вы могли стать непостоянной и начать дурно относиться ко мне. Откуда эта суровость? Разве я не предан вам до своего последнего вздоха? Зачем так ожесточаться против меня? Что я вам сделал? Какого удовлетворения требуете вы от человека, который вас ничем не обидел? Хотя я и чист перед вами, я готов оказаться виновным, раз вам это угодно; но в каком преступлении вы меня обвиняете? Неужто вы неумолимы ко мне, гордому тем, что принес вам в жертву всего себя? Но увы! что я говорю? Как мне вас успокоить? Вы так разгневаны на меня, что я не знаю, как мне быть. Что мне делать? К кому прибегнуть? Кто примирит вас со мною, коль я отсутствую? Кто заверит вас в моем постоянстве, коль вы убеждены в противном? Дабы вытеснить эту ненависть из вашего сердца, умоляю вас вспоминать почаще о любовных усладах, которые мы с вами вкушали, и о данных мною обещаниях никогда вас не покидать. Беседуйте иногда об этих сладостных днях с доной Бритеш; утешайте друг друга; вспомните, сколь непомерна ваша и моя страсть; подумайте заранее, как трудны и противоестественны будут для вас те усилия, о которых вы мне говорите, и сопоставьте их с теми, к которым вы прибегаете, дабы меня покинуть, и будьте уверены, что вы испытаете несравненно более отрадные чувства, продолжая меня любить, нежели расставшись со мною навсегда. Как! неужто вы хотите бросить столь постоянного, столь верного любовника, который был вам так дорог, которого вы так глубоко любили, который был нежнейшим предметом вашей страсти, которому вы дали бесспорные доказательства вашего чувства, которого вы обнимали так пылко, так страстно и который на ваши ласки отвечал вам столь же нежно. Любовь слишком неразрывно соединила наши сердца: что бы вы ни делали, я не думаю, чтобы вам удалось победить столь сильную и столь отрадную нам обоим страсть. Вы пишете мне в таких выражениях лишь для того, чтобы испытать меня, или ежели вы это делаете без умысла, ваша ненависть и суровость столь мало обоснованы, что не могут долго длиться. Не обвиняйте меня в пренебрежении и равнодушии. Я призываю небо в свидетели того уважения и той привязанности, какие я к вам всегда испытывал. Ежели в письмах моих я заверял вас в дружбе, то всегда почтительно и с искренней преданностью; ежели вы получили бы все мои письма, вы убедились бы в неправоте того, что мне написали. Я полагаю, что ваши уважаемые родственники и мать-настоятельница вашей обители, которым наша любовь внушала подозрения, сговорились между собою и вручили вам ложные письма вместо моих ответов на ваши, которые я получил с радостью и прочел с наслаждением. Это понуждает меня не писать вам более во избежание неприятных последствий, а выехать через две недели, дабы повстречаться с вами в Португалии. Даю это обещание увидеться с вами как можно скорее и умоляю вас обрести покой и дать волю вашему чувству любви, а не чувству ненависти. Ежели вы многое себе уяснили, вам должно стать понятно, что я питаю к вам почтение, уважение и любовь, а отнюдь не противоположные чувства. Я никогда не испытывал иного сильного влечения, кроме как любить вас, служить вам и восхищаться вами. Окажись я столь неблагодарным, что пожелал бы вас покинуть после всех доказательств вашей любви ко мне, я бы сумел это проявить до моего отъезда либо словами, либо охлаждением к вам, или же я прибег бы к услугам доны Бритеш или иной наперсницы, дабы побудить вас не писать ко мне, или я попытался бы разубедить вас в моем чувстве, не отвечая вам на письма, или же под каким-либо благовидным предлогом я притворился бы, что вынужден жить во Франции, дабы вас более не видеть. Прибегнул ли я ко всем этим уловкам? Обманул ли я вас своими речами? Ощутили ли вы во мне какую-то холодность? Обратился ли я к кому-либо за услугами, дабы заставить вас отвергнуть мою любовь? Разве вы ко мне не писали? Разве я не получал ваших писем и не отвечал вам на них? Разве я искал случая поселиться во Франции без вас? Разве я говорил вам, что не хочу возвращаться в Португалию? Давал ли я вам повод быть недовольной мною? Не раскрывал ли я перед вами истинных чувств моей души? Погрешил ли я против учтивости, любви и уважения к вам? На что же вы сетуете? в чем вините меня, и что же в конце концов я вам сделал, что вы стали столь жестокой ко мне? Отбросьте ваши заблуждения, сударыня, и не считайте меня способным на такую низость, как забыть вас. Не приписывайте мне все дурные качества, о которых вы упоминаете, и сочтите меня достойным всей той любви и нежности, которую вы питаете ко мне. Не ждите, что я дам вам повод меня забыть: эта милость, о которой вы меня просите, способна лишь огорчить меня и разжечь во мне еще большую страсть. Правда, мне тяжко было читать ваше письмо, но лишь по причине ваших упреков, угроз, вашего презрения, дурного отношения ко мне и того отчаяния, в которое вы меня повергаете. Не будь этих огорчений, какую радость, какое огромное удовлетворение я испытал бы, получая от вас вести! Нужды нет! Как бы сурово вы со мною ни обращались, я хочу утешить себя в надежде, что мне удастся смягчить ваш гнев. Я терзаюсь вашим презрением и негодованием, но со временем рассудок вернет покой вашей душе и заставит вас признать, когда я появлюсь перед вами, что вы жестоко обидели неповинного. Почему вы требуете, чтобы мне не было дела до ваших поступков? Кто может с большей справедливостью судить о них, кроме меня? Неужто вы сомневаетесь в моей скромности? Разве вам неизвестно, до какой степени я принимал близко к сердцу все, что касалось вас, не докучая вам своей назойливостью? Я отлично знаю, что вы весьма благоразумны, что вы прямодушны во всем, что предпринимаете, и что ваши поступки безупречны; ежели я осведомился о том, что вы делаете, то лишь затем, чтобы восхищаться мудростью ваших советов, осмотрительностью вашего поведения и искусностью всех ваших начинаний, с которыми вы управляетесь с такою чудесной легкостью, что этому можно лишь дивиться и поражаться. Однако, коль это вас задевает, я готов не проявлять к этому интереса лишь для того, чтобы вам повиноваться. Что я могу сделать еще, дабы вернуть себе ваше расположение, побудить вас благосклонно отнестись к моей страсти и продолжать быть со мною нежной? Приказывайте, я готов вам повиноваться скорее ради того, чтобы окончились претерпеваемые вами мучения, нежели ради того, чтобы прекратились мои горести. Я с радостью переношу все страдания, которые связаны с вами, ваше самое суровое обращение со мною способно лишь сильнее привлечь меня к вам. Я воздаю вам благодарность даже за ваше дурное отношение ко мне: оно только разжигает мою страсть и делает ее более пылкой; я рад терпеть подобные муки, лишь бы мое страдание принесло хоть какое-нибудь облегчение вашим горестям и хоть чем-то порадовало бы вас. Дай-то бог вам жить счастливо и спокойно с полной уверенностью в моей любви! Выказав мне столь великую неприязнь, вы обещаете, что не будете меня ненавидеть: это очень любезно с вашей стороны; но я возьму на себя смелость сказать вам, что вы проявили бы большую справедливость к моей любви, ежели бы вы любили меня по-прежнему, ибо я не сделал ничего неугодного для вас. Я убежден, что вы можете найти любовника, у которого будет больше достоинств, нежели у меня, но твердо уверен, что вы не найдете ни одного, который был бы вернее и постояннее меня. Ваша страсть для меня всесильна: она зажгла во мне любовь, она овладела вами и мною всецело и ни на минуту не покидала меня. Вы тому свидетельница, ибо признаете, что нельзя забыть первопричину безумных порывов, на которые мы способны; что влечение сердца всегда связано с предметом его первой любви; что первоначальные образы не могут стереться; что первые раны неизлечимы; что все страстные чувства и самые нежные услады, которые ищешь безо всякой охоты, бессильны отвратить нас от того, кто всего дороже, и способны лишь привести к убеждению, что нет ничего отраднее, чем те страдания, которые испытываешь. О, как сладостны эти слова в устах истинной возлюбленной! и сколько в них прелести и очарования для любовника, доведенного до отчаяния! О, как они меня утешают, как глубоко убеждают меня в том, что я все еще нахожусь в вашем сердце, ибо оно еще способно на такие нежные чувства. Но сколь же сильно должен я уповать на то, что вы еще будете судить обо мне лучше, когда узнаете, что моя привязанность к вам безупречна, что я отвечаю вам взаимностью, что ваше увлечение не было слепым и что вы привязались к человеку, который горд тем, что будет любить вас всю жизнь.