— Прямо как в кино, — произнес Толстый, запивая соком третье пирожное.
Димка прикусил язык. До него вдруг дошло, что он в точности пересказал эпизод фильма, который показывали по НТВ на прошлой неделе.
— Короче, взяли мы эту банду, — сказал он.
— А еще что интересненького было? — спросил Толстиков и потянулся за четвертым пирожным.
Молодцов рассказал еще парочку историй в том же духе. Леша принял его рассказы за чистую монету. А в глазах у Ромки горели недоверчивые огоньки. Уж он-то своего друга с пеленок знал. И сразу понял, что Димка сочиняет.
А Димка, в свою очередь, понял, что Ромка понял, и поэтому скоренько закруглился.
— Ну а дальше всякая мелочевка. Притон наркоманов накрыли, тайный склад с боеприпасами обнаружили… — Он посмотрел на Ромку. — А ты, Орех, как с новенькой прогулялся?
— Да так себе, — неопределенно ответил Орешкин и покосился на жующего Толсти-кова.
Молодцов перехватил этот взгляд.
— Рассказывай, Ромыч. Толстый свой парень. Не проболтается. Верно, Толстый?
— Буду молчать, как труп, — подтвердил Леша.
— Рассказывать-то нечего, — без особого энтузиазма начал Орешкин. — Прошлись мы с ней по Таврическому саду, в кафе посидели, мороженое съели…
Он замолчал.
— Ну а дальше? — спросил Димка.
— А ничего дальше. Все.
— Как все? Ты ее даже не поцеловал?
— Она не разрешила. Молодцов сделал большие глаза.
— Кто ж на это разрешение спрашивает?
— Ишь какая. — Толстиков принялся за пятое пирожное и третий стакан сока. — Могла бы за мороженое и поцеловать разок.
— Верно, — согласился Димка. — Мороженого-то много слопала?
— Двести граммов. С сиропом.
— А с каким сиропом? — поинтересовался Толстый.
— С вишневым.
— Мой любимый сироп, — заметил Леша.
— Сказала, что после сама меня поцелует.
— А когда после, не сказала? — спросил Молодцов.
Ромка усмехнулся:
— Сказала. После дождичка в четверг.
— Так ведь сегодня как раз четверг, — вспомнил Толстый. — И к вечеру дождь обещали… Ой! — неожиданно воскликнул он.
Друзья недоуменно уставились на Лешу.
— Ты чего ойкаешь? — спросил Ромка.
— Клевая идея в голову ударила.
— Выкладывай, — сказал Димка.
— Надо, чтобы на новенькую бандиты напали. А Рома бы их всех раскидал. Тогда Со-ломатина его точно поцелует.
— Где ж ты бандитов-то возьмешь? — хмыкнул Молодцов. После неудачного дежурства ему стало казаться, что бандиты существуют только на телеэкране.
— А зачем нам настоящие бандиты? Настоящие Ромке в два счета накостыляют.
— Вот именно, — буркнул Орешкин.
— Мы сами изобразим бандитов, — развивал свою идею Леша. — И понарошку нападем на новенькую. А Ромка нас — бац-бац!.. Соломатина это увидит и сразу полезет к нему целоваться.
— Молоток, Толстый, — одобрительно произнес Димка. — Я гляжу, у тебя котелок-то варит.
Леша даже порозовел от удовольствия. Еще бы. Сам Димка Молодцов его похвалил.
— Постойте, — сказал Ромка. — Она же вас в лицо знает.
— А мы на голову колготки натянем. Так все бандиты поступают, когда на дело идут.
В этот момент к столу подошла Ромкина сестра Катька. Она была на год старше Ромки, но вела себя так, словно была старше лет на сто. Все время ему замечания делала. Вот и сейчас Катька строго обратилась к брату.
— Роман, ты руки мыл перед едой?
— Он не только руки, он и ноги помыл, — сострил Димка.
— Я, кажется, не с тобой, Молодцов, разговариваю.
— Ой! — опять вздрогнул Толстиков.
— Что, снова идея вдарила?! — догадался Димка.
— Она самая. — Леша показал глазами на Катькины ноги и сквозь зубы промычал: — Колготки.
Димка въехал с полуслова.
— Катя, — вежливо обратился он к Ореш-киной, — ты не одолжишь мне свои колготки на один вечер?
Катька покрутила пальцем у виска.
— Ты что, Молодцов, того?!
— Ты его неправильно поняла, — сказал Ромка. — Нам нужны колготки для дела.
— Для какого еще дела?
— Для секретного, — произнес Димка.
— А раз для секретного, то ничего не получите.
Пришлось ей все рассказать.
— Обалдеть, — сказала Катька, выслушав рассказ. — Роман, ты влюбился в эту Лику Соломатину?
— Да почему обязательно влюбился?! — занервничал Ромка. — Просто хочу ее поцеловать. Что тут такого?
— Красивую девчонку каждый поцелует, — поддержал друга Димка и прибавил: — Я бы тебя, Катя, тоже поцеловал.
— Мечтать не вредно, Молодцов, — ответила Катька. — А какого цвета вам колготки нужны?
— Желательно черного, — сказал Леша.
— У меня как раз черных две пары. Только чур уговор, я иду с вами. Мне хочется посмотреть, как Роман целоваться будет.
— Еще чего! — вскипел Орешкин. — Я не собираюсь представление устраивать!
— Тогда колготки не получишь, — привела железный довод Катька.
Ромка сразу же дал задний ход.
— Ладно уж, — сказал он. — Смотри, если тебе хочется.
Не откладывая дело в долгий ящик, ребята тут же, в буфете, разработали план предстоящей операции. Он заключался в следующем. Ромка приглашает Лику в ТЮЗ. А после спектакля предлагает ей немного прогуляться. Здание театра располагалось посредине небольшого скверика. И Орешкин должен был как бы невзначай повести Лику в самый глухой уголок сквера. А там их будут поджидать Димка с Лешей в Катькиных колготках на голове.
Операцию решили провести в этот же день. С билетами в ТЮЗ проблем не было. Проблема была с Ликой. А вдруг она не согласится?.. Такое предположение высказал Ромка.
— Еще как согласится, — уверенно заявил Молодцов. — Ты же ее, Орех, за свой счет в театр поведешь.
— А в антракте ты еще в буфет пригласишь, — добавил Толстиков. — А там бутерброды с икрой. — Леша даже облизнулся, представив, как Лика уплетает бутерброды с икрой.
— Какие же вы, мальчишки, дураки! — сказала Катька. — При чем тут за свой счет и бутерброды с икрой…
Орешкин заерзал на стуле.
— Давайте быстрей договариваться, где вы на меня нападете. Сейчас звонок будет.
— Я знаю — где! — воскликнул Толстиков. — После спектакля все пойдут к метро. А ты, Рома, с новенькой иди к Звенигородской улице. В ту сторону мало кто ходит. Там с двух сторон от дорожки кусты растут. Вот мы в них и спрячемся.
— Годится, — одобрил Димка. — А потом ка-ак выскочим из кустов. «Ну ты, пацан, закурить не будет?» И бац тебя, Ромыч, по зубам.
— Чего-о?! — возмутился Ромка. — Мы так не договаривались. Это я вас должен по зубам.
— Ну разок-то и мы должны. Для правдоподобия.
— Но только один раз, — уточнил Орешкин. — И не очень сильно.
— Делать вам больше нечего, мальчики, — сказала Катька.
— Конечно, нечего, — согласился Молодцов. — Не уроки же учить.
— Кстати, Роман. — Катька строго посмотрела на брата. — Чтоб уроки обязательно выучил. А также сходил за картошкой, подмел пол и вынес мусор. Ты понял?..
— Да понял, понял, — морщась, ответил Ромка, досадуя на то, что сестра командует им при ребятах. Дело в том, что Ромкины и Кать-кины родители уехали в отпуск. А Катьку оставили за главную. Вот она и распределяла домашние дела так, что вся грязная работа доставалась Ромке.
— Не подарок у тебя сестра, — заметил Толстиков, когда Катька ушла. — И как ты только с ней уживаешься?
— Сам удивляюсь, — вздохнул Орешкин. — В последнее время совсем озверела. Заставляет меня по утрам холодной водой обливаться.
Леша, который по утрам всегда умывался исключительно тепленькой водичкой, прямо ахнул.
— Да, не позавидуешь тебе.
А Молодцов смотрел на дверь, за которой скрылась Катька, и завидовал Ромке. «Везет же Ромычу, — думал Димка, — каждый день он может смотреть на Катьку, слышать ее голос…»
— Эй, Димыч, — толкнул друга Ромка, — ты что, привидение увидел?
— А? — очнулся Молодцов.
— Бэ. Пошли на литературу. Уже звонок был.
Учительницу русского языка и литературы Софью Николаевну Оладушкину все в школе за глаза называли просто Сонечка. Это была молоденькая девушка, всего год назад окончившая пединститут. На вид ей можно было дать от силы лет восемнадцать, а голосок у нее и вовсе был какой-то детский. Не то что у директорши Изабеллы Юрьевны. Уж та гаркнет так гаркнет. Софья же Николаевна со всеми разговаривала тихо и вежливо. Еще Сонечка до самозабвения любила свой предмет и могла часами говорить о великих русских писателях.
Вот и сейчас, на уроке литературы, она увлеченно рассказывала об Александре Сергеевиче Пушкине.
Но Орешкину было не до Пушкина. Ему не терпелось узнать — пойдет Лика с ним в театр или нет. До начала урока он не успел ее об этом спросить, и теперь надо было ждать следующей перемены. Но Ромке ждать не хотелось. Он вырвал из тетради клочок бумаги и написал Соломатиной записку:
«Лика! Давай сходим сегодня в театр. Рома».
Скатав записку в тугой шарик, он бросил ее в сторону Лики. Записка упала на пол.
— Лика, — громким шепотом позвал Ореш-кин. — Лика…
Девочка повернула голову, но в этот момент Ромку отвлек Димка. И когда Орешкин вновь посмотрел на Соломатину, она уже что-то писала в тетради. Записки на полу не было. «Значит, взяла», — решил Ромка. И стал с нетерпением ждать ответа. Через минуту на его стол упала ответная записка. Орешкин быстро ее развернул и прочел:
«Иди ты в баню, дятел, со своим театром. Лика».
Ромка глазам не поверил. Что все это значит?.. Он с недоумением посмотрел на Лику. Она с серьезным выражением лица продолжала что-то писать. Зато у сидящего позади Со-ломатиной Стаса Брыкина улыбка была до ушей. И Орешкин все понял. Лика не заметила его записку, зато ее заметил Брыкин. Он поднял ее, прочел и тут же настрочил ответ.
Ромка показал Брыкину кулак. Брыкин в ответ скорчил рожу.
— Это еще что за гримасы? — увидела кривляния Стаса Софья Николаевна. — Брыкин, иди к доске отвечать домашнее задание.
Стас нехотя поднялся с места, пошел к доске и спросил у Сонечки:
— Чего отвечать-то?
— То, что я задавала.
— А что вы задавали, Софья Николавна? — дурашливо ухмыльнулся Брыкин.
— Выучить наизусть стихотворение Пушкина «Осень». Ты его выучил?
— А как же, — сказал Стас.
— Тогда мы тебя слушаем.
Брыкин расправил плечи и прокричал:
— Пушкин! Александр Сергеич! Стихотворение «Зима»!
— «Осень», — поправила его учительница.
— А, да. «Осень». — Стас начал декламировать:
По стене ползет кирпич, Волосатый, как трамвай! Это песня про любовь. Ты ее не забывай!
Класс покатился со смеху. В особенности старательно хохотали дружки Брыкина: Паля и Роня.
Софья Николаевна покачала головой.
— Брыкин, Брыкин, — сказала она, — ну что ты из себя вечно клоуна строишь. Я вынуждена поставить тебе двойку.
— А тройку нельзя? — спросил Стас.
— Нет, тройку нельзя.
— А четверку?
Класс опять грохнул от смеха. Учительница тоже невольно улыбнулась. Несмотря на то что Брыкин был первый хулиган в школе, Сонечка чувствовала, что Стас, в сущности, неплохой мальчишка. Просто повело его не в ту сторону. Другие учителя, придя в учительскую, частенько жаловались на всевозможные «художества» Брыкина на уроках. От них же Софья Николаевна узнала, что отца у Брыкина нет, а мать совсем не занимается воспитанием сына.
Сонечка задумчиво смотрела на Стаса.
— Давай, Брыкин, вот как договоримся. Двойку я тебе ставить не буду. Но завтра ты обязательно прочтешь наизусть стихотворение Пушкина. Договорились, Стас?
— Так точно, сэр! — бойко откликнулся Брыкин, приложив два пальца к виску.
Едва прозвенел звонок, как Ромка тут же подошел к Лике и пригласил ее в ТЮЗ.
— Ну ты даешь, Орешкин, — сказала Лика. — Вчера на прогулку приглашал, сегодня в театр…
— А завтра он тебя в загс пригласит! — крикнул пробегавший мимо Молодцов.
Ромка успел огреть друга сумкой по спине и снова повернулся к Соломатиной.
— Так пойдем?
— Пошли. А как спектакль называется?
— Да какая разница?
— У тебя что, еще билетов нет?
— Не-а, — расплылся Орешкин в улыбке.
— Артист! — засмеялась и Лика. — Ладно, купишь билеты — позвони. — И она сказала Ромке номер своего телефона. Ну а Орешкин соответственно сообщил ей свой.
После уроков Ромка погнал в ТЮЗ и купил два билета на спектакль, название которого ему ни о чем не говорило. Потом он побежал домой, позвонил Лике, и они условились встретиться у входа в театр. Затем, забрав у сестры две пары черных колготок, он опять побежал домой.
Катьки уже дома не было. Орешкин быстро сделал уроки, сгонял в магазин за картошкой, вынес мусор и подмел пол. После этого он сел в кресло и задумался. Не слишком ли много беготни получается из-за какого-то поцелуя?
«Нет, — поправил себя Ромка, — не из-за какого-то, а из-за Ликиного».
Время тоже не стояло на месте. И пока Орешкин гонял туда-сюда, оно все шло и шло. И вот уже надо было снова ехать в ТЮЗ.
Лика пришла в театр в темно-зеленом платье. На правом запястье у нее блестел золотой браслет.
Прозвенел третий звонок, и они поспешили в зрительный зал. Свет медленно погас. Зазвучала бодрая музыка. Спектакль начался.
На сцене артисты разыгрывали веселую музыкальную комедию. В зале то и дело раздавались аплодисменты и смех. Лика смеялась вместе со всеми, а Ромка сидел рядом и мучительно решал сложную задачу: брать Лику за руку или не брать?.. Хорошо, если она в ответ на его пожатие тоже ответит пожатием. А если наоборот — вырвет свою руку из его руки, да еще скажет: «Убери лапы, Орешкин». Конечно, не должна была Лика такое сказать. Ну а вдруг…
