Керанс приложил руку ко лбу Беатрисы, проверяя температуру, будто у ребенка.
— А что Риггс имел в виду, когда сказал, что тебе не будет спаться? Сегодня утром он уже во второй раз об этом упомянул.
Беатриса ненадолго отвернулась.
— Так, ничего. Просто мне в последнее время приснилось несколько странных кошмаров. Они тут многим снятся. Ладно, Роберт, забудь. Лучше скажи мне серьезно — если я решу остаться, ты останешься? Ты мог бы перебраться в эту квартиру.
Керанс ухмыльнулся.
— Пробуешь искушать меня, Беа? Ну и вопросец. Не забывай — ты здесь не только самая красивая женщина, но еще и единственная. Нет ничего важнее основы для сравнения. Адам не обладал эстетическим чувством — иначе бы сразу понял, что Ева была чертовски случайным изделием.
— А ты сегодня откровенен. — Беатриса встала и подошла к краю бассейна. Обеими руками она отбросила волосы со лба, ее длинное гибкое тело поблескивало в солнечном свете. — Но правда ли все так неотложно, как утверждает Риггс? У нас есть моторная яхта.
— Старая рухлядь. Первый серьезный шторм разнесет ее как ржавую консервную банку.
Ближе к полудню жара на террасе уже начала раздражать, и они ушли с патио внутрь дома. Двойные подъемные жалюзи профильтровывали в широкую гостиную с низким потолком минимум солнечного света, а охлажденный воздух приятно обдувал кожу. Беатриса растянулась на длинной бледно-голубой софе, покрытой слоновой шкурой, одной рукой теребя длинный ворс роскошного ковра. Эта квартира была одним из случайных пристанищ ее дедушки, а также домом Беатрисы со времени смерти ее родителей вскоре после ее рождения.
Она выросла под присмотром дедушки, одинокого и весьма эксцентричного магната (источник его богатства Керанс так и не установил; когда он спросил Беатрису вскоре после того, как они с Риггсом наткнулись на ее мансардное логово, она кратко ответила, что дедушка «просто был при деньгах»), а в более ранние дни — еще и страстного покровителя искусств. Вкусы его в особенности склонялись к экспериментальному и причудливому, и Керанс порой задумывался, насколько глубоко личность этого человека и его странные внутренние перспективы внедрились в его внучку. Над каминной полкой висело массивное полотно сюрреалиста начала XX века Дельво, на котором обнаженные до пояса женщины с пепельными лицами танцевали с щеголеватыми скелетами в смокингах на фоне призрачного, словно бы собранного из костей пейзажа. На другой стене безмолвно вопил один из вариантов самопожирающих фантасмагорических джунглей Макса Эрнста, подобных выгребной яме какого-то безумного подсознания.
Несколько мгновений Керанс молча смотрел на смутно-желтый круг эрнстовского солнца, что сверкало сквозь экзотическую растительность, — и любопытное ощущение чего-то памятного и знакомого пикало у него в мозгу. Много могущественней Бетховена, образ древнего солнца горел в его разуме, освещая мимолетные тени, порывисто пронзавшие самые потаенные глубины.
— Беатриса…
Она смотрела на Керанса, пока он к ней подходил, и слегка хмурилась.
— Что, Роберт?
Керанс заколебался, внезапно сознавая, что, пусть даже краткий и неуловимый, некий важный момент уже прошел, по мере своего прохождения перенося его вперед — в зону обязательства, от которого уже будет не отказаться.
— Ведь ты понимаешь, что если мы позволим Риггсу уехать без нас, мы уже не уедем отсюда позже. Мы останемся насовсем.
Пришвартовав катамаран к пристани, Керанс поднял подвесной мотор, а затем по сходням пробрался на базу. Пролезая в защитный люк, он обернулся на лагуну и сквозь тепловые волны успел заметить стоящую у ограды балкона Беатрису. Впрочем, когда он помахал, она очень для себя характерно отвернулась без малейшего намека на отклик.
— Что, доктор, не в духе она сегодня? — Сержант Макреди вышел из караульной кабинки, легкий юмор немного сглаживал острые черты его носатой физиономии. — Да уж, странная девушка.
Керанс развел руками.
— Знаете, сержант, как с этими упертыми холостячками. Если не быть настороже, совсем с толку собьют. Вот, пытаюсь убедить ее упаковать вещички и отправиться с нами. Думаю, немного удачи, и дело в шляпе.
Макреди устремил проницательный взгляд к далекой крыше многоквартирного дома.
— Рад слышать, доктор, — уклончиво отозвался он, и Керанс так и не разобрал, на кого направлен скептицизм сержанта — на Беатрису или на него самого.
Вне зависимости от того, останутся они в конце концов или нет, Керанс решил упорно притворяться, что они уезжают — каждая лишняя минута последующих трех суток должна была потребоваться на пополнение запасов и кражу со складов базы любого дополнительного оборудования, которое только могло им пригодиться. Твердого решения Керанс так и не принял — вдали от Беатрисы колебания снова его настигли (он уныло размышлял, не пытается ли она умышленно его запутать — Пандора с ее губительным языком и ведьминым ящиком желаний и разочарований, крышка которого непредсказуемо открывается и закрывается). Однако, не желая слоняться повсюду в состоянии мучительной нерешительности, которую Риггс и Бодкин очень скоро диагностируют, Керанс решил отложить окончательную оценку на самый последний момент. Как ни была ему ненавистна база, Керанс прекрасно знал, что один вид ее реального отплытия послужит катализатором для страха и паники — и все прочие абстрактные мотивы, чтобы остаться, будут мгновенно заброшены. Как-то годом раньше он случайно пришвартовался у небольшого островка, снимая внеплановые геомагнетические показания, и сирена отправления оказалась приглушена наушниками, пока он склонялся над приборами в старом подвальном бункере. Когда Керанс десятью минутами позже выбрался из бункера и обнаружил базу в шестистах метрах вдали, причем интервал ровной воды неуклонно расширялся, он почувствовал себя ребенком, навеки разлученным с матерью — и едва сумел вовремя справиться с паникой и выстрелить из ракетницы.
— Доктор Бодкин просил меня позвать вас, сэр, как только вы прибудете. С лейтенантом Хардменом сегодня утром было не все ладно.
Керанс кивнул, оглядывая пустую палубу. Зная, что после полудня база пуста, ленчем он уже насладился у Беатрисы. Полкоманды отбыло либо с Риггсом, либо на вертолете, а остальные спали на своих койках, и Керанс надеялся предпринять тайный обход складов и арсенала. Теперь же, к несчастью, у него на хвосте висел Макреди, неизменно бдительный сторожевой пес полковника, готовый проводить его по сходному трапу к лазарету на средней палубе.
Тогда Керанс принялся усердно разглядывать пару малярийных комаров, проскользнувших вслед за ним в проволочный люк.
— Они по-прежнему сюда пролезают, — указал он Макреди. — А как же двойное экранирование, которое вам полагалось установить?
Прихлопнув комаров пилоткой, Макреди неуверенно огляделся. Второй слой экранирования, снаружи проволочной сетки, окружавшей базу, давно уже сделался одним из любимейших проектов полковника Риггса. Время от времени он повелевал Макреди назначить бригаду для выполнения задачи, но поскольку работа включала в себя сидение на деревянных козлах под открытым солнцем в самом центре комариного облака, до сих пор завершены были лишь немногие отдельные секции над каютой Риггса. Теперь, когда они отбывали на север, проект лишался всякого смысла, однако пресвитерианская совесть Макреди, однажды разбуженная, уже не давала ему покоя.
