«Но ведь я вожатая, я отвечаю за девочку, за распорядок, дня - не могу я позволить ей ночью бежать к реке! - спорила я с собой. - Ведь она действительно может там испугаться! Да и тропинка к нашей реке идёт под гору, крутая, крутая. Разбежишься - так до самого берега не остановишься».

- А чтобы вы знали, что я не соврала, так вот я беру носовой платок. Слышите? Я обмакну его в реку и принесу. Ну!…

В спальне было тихо. Девочка пробежала мимо меня. А я пошла за ней. Не могла же я пустить её одну! Ночь была чёрная, я незаметно спустилась к реке. Тёмная вода слегка поблескивала у берега, белый платок промелькнул, кал рыбка. Девочка вытащила его и стала подниматься в гору. Неясные тени мелькали среди деревьев. Должно быть, ветер шевелил листву мелкого кустарника.

Но девочка шла в гору смело, уверенно, пожалуй, даже гордо.

Так закончилось это ночное происшествие. А утром на линейке не оказалось вожатой первого звена третьего отряда Веры Толмачёвой. Она прибежала с опозданием, вся красная, запыхавшаяся. На мой вопрос, почему она опоздала, Вера смущённо ответила:

- Тапочку потеряла на реке…

Вот новость! Бегать одним купаться было у нас запрещено. Л что же, вожатая звена, оказывается, отправилась на реку! Я строго приказала Вере остаться после линейки. Но странный у нас вышел разговор! Вера, честная и прямая девочка, на этот раз вела себя необычно. Она уверяла меня, что не купалась, даже руки не полоскала в воде, а только искала тапочку.

- Хорошо, но как же тапочка попала туда? - спросила я, удивлённая и рассерженная.

Вера посмотрела на меня и сказала:

- Только, пожалуйста, никому не говорите. У нас ночью вышел один случай. Одна девочка: - вам ведь не важна её фамилия, да? - она была как будто трусихой, так все думали про неё. Мы сказали ей об этом, тогда она обиделась и решила сейчас же пойти к реке. Она хотела доказать, что мы неправы. Это было ночью, после отбоя. И она пошла. А мы подумали, что она там одна испугается или упадёт. Ночью ведь, правда, страшно? Тогда мы, трое, тоже встали и пошли, но так, чтобы она нас не видела и думала, что была одна. А если б что-нибудь случилось…

- И ты там потеряла свою тапочку? - сказала я, припоминая неясные тени, мелькавшие на горе, поросшей кустарниками. - Понимаю.

Да, хорошие девочки у нас в первом звене! Только с тех пор в их комнате спит вожатая: мало ли что им вздумается, этим девочкам!


- * -



Стихи В. Донниковой

Рис. Н. Лапшина


Летний вечер


Дымок приветливый среди берёз

Уютно стелется над новым кровом.

Как в сказке, возрождается колхоз,

Окрепший в испытании суровом.

За новой хатой высится копна,

В росе прохладной отдыхают травы.

Печёным хлебом тянет из окна,

Домой спешат утята из канавы.

Идут коровы медленным шажком,

У изгороди сгрудились ягнята,

Запахло свежим тёплым молоком,

Полынью у ворот примятой.

Воруют куры пареный ячмень

И ссорятся у влажного корыта,

И полон солнца уходящий день,

Спокойный и по горло сытый.

Наполненный росистой теплотой,

На миг застыл он розовым тумаком

И, застревая в зелени густой,

В траву скатился яблоком румяным.



Золотая земля


Всё поспевает на щедрой земле,

В солнечном свете весь день загорая;

Поле колышется в летнем тепле…

Всё золотое от края до края.

Клонится, зрелым зерном отягчён,

Колос, окрепший под ливнем и громом,

И, разогретый горячим лучом,

Золотом стелется по золотому.

В дыне сгустился медовый настой,

Жёлтый подсолнечник солнышком светит,

Тыква блестит кожурой золотой,

В пыль золотую бросается ветер -

Всё золотое, всё в зное блестит:

Поле, плоды и травинка простая.

Не оттого ли, что нам их растит

Наша земля золотая?



Подсолнечник


Никто не сажал и не сеял его,

Откуда он взялся на грядке?

Он вырос на ней ни с того, ни с сего,

Играя с ребятами в прятки.

В курчавый горох он запрятать успел

И листья и крепкую ножку,

Но после грозы и дождя не стерпел

И стал вылезать понемножку.

Под ветром качнулся и в небо взглянул,

Где солнце большое блестело,

Шершавые листья к нему протянул

И венчик расправил несмело.

Но держатся крепко его корешки,

Денёк ему светит погожий,

Ещё не раскрылись его лепестки,

Но будут на солнце похожи!

И всякий, кто мимо забора пройдёт,

Тот скажет: «Живут здесь неплохо,

Раз солнце само золотое цветёт

На грядке с зелёным горохом!»


В таких печах 200 лет назад плавили металл на Урале. Эти печи мало похожи на современные, но в то время это были самые совершенные домны.


ИЗОБРЕТАТЕЛЬ ПАРОВОЙ МАШИНЫ


А. Некрасов

Рис. П. Рябова


200 лет назад на Алтае, на Колывано-Воскресенских сереброплавильных заводах, появился новый человек. В первые дни, до того, как встать к делу, он ходил по шахтам, заглядывал в печи и в рудные толчеи, осматривал пристани и водяные колёса, мерил шагами плотины, говорил с работными людьми и с начальством, где спрашивал, а где и советы давал.

И хотя был тот человек незнатной фамилии и всего двадцати лет отроду, слушали его со вниманием, а в канцелярии записали полным именем - Иван Иванов сын Ползунов. На заводе все, с кем он ни встречался, сразу видели, что приезжий - не новичок в горном деле и во всяких заводских работах разбирается не хуже любого мастера. Но никто, конечно, не подозревал, что этот скромный паренёк на все века прославит Алтай, как родину одного из самых важных в истории человечества изобретений.

В то время не мечтал об этом и сам Ползунов, хотя, может быть, именно тут, приглядываясь к тяжёлой работе бесправных подневольных людей, он задумал «облегчить труд по нас грядущим».

Ползунов был знающим, передовым человеком. Таких, как он, в те времена на заводах было немного, и начальство скоро приставило нового работника к делу… А дела на заводах хватало.

Россия в те годы была мировой кузницей. В Туле и в Сестрорецке, в Карелии и на Украине, в Устюжне и на Волге курились домницы, пылали горны, стучали молоты искусных кузнецов, и сотни тысяч пудов выплавленного из руды металла превращались в разные годелия. Искусные русские мастера ковали тяжёлые корабельные якоря и звонкие топоры, лили чугунные котлы и бронзовые колокола с «малиновым звоном», чеканили монету из русского серебра, русским золотом украшали купола и знамёна. Но лучше всего делали в России оружие, и главным арсеналом страны был Урал- Ещё в полтавском бою под грохот уральских пушек шведы склонили свои знамёна; уральские ядра уже давно пробили широкие ворота в стене, веками преграждавшей России путь к морю, и торговые корабли из Петербурга возили в Европу уральский металл. Это был хороший, добротный металл, лучше шведского, и скоро сибирское железо с клеймом «Старый соболь» прославилось на весь мир не меньше, чем славились сибирские собольи меха. Англия, Франция, Голландия требовали русского железа, и Урал едва успевал справляться с заказами.

Каждый год вырастали новые домны, новые горны, новые кузницы и волочильные станы. На уральских заводах строили плотины и водяные колёса, в глухой тайге открывали новые богатые рудники, закладывали новые шахты. По всему Уралу шла большая стройка, и всего нужнее в те годы были там знающие люди - мастера горных, рудных и водяных дел. Таких людей ещё с петровских времён готовили на Урале, в специальных горных школах.