Заводское начальство сумело оценить смелый опыт. Ползуновское нововведение широко применяли на новых заводах, а сам Ползунов уже мечтал о другом… Он тогда же задумал «водяное руководство вовсе пресечь» и найти такую силу, которая могла бы заменить силу падающей воды.
В это время с обозом серебра его отправили в Петербург.
В Петербурге у Ползунова было много свободного времени. Он ходил по широким набережным многоводной Невы. Он смотрел, как спускают на воду новые корабли, как тяжёлые глыбы гранита тянут воротами и рычагами…
В Петербурге в тот год открылась Академия художеств, на берегу Невы строился Зимний дворец…
Было на что посмотреть человеку, приехавшему из Сибири! Но ничто не поразило Ползунова так, как мысли Ломоносова, с сочинениями которого Ползунов познакомился в Петербурге.
Здесь наконец он нашёл то, чего упорно искал в последние годы. И, покидая Петербург, он увозил в своей памяти слова Ломоносова о том, что «теплота возбуждается движением», что «сила упругости состоит в стремлении воздуха распространиться во все стороны», что «частички воздуха удаляются друг от друга и по устранении препятствий сам воздух расширяется сколь можно быстро».
Ломоносова знали в то время и у нас и за рубежом. В его сочинениях многие люди прочли эти слова. Но одни пропустили их мимо ушей, другие усмехнулись недоверчиво, третьи злобно сказали: ересь!
Нужно было быть математиком и конструктором, нужно было знать передовую теорию и жизненную заводскую практику, нужно было уметь строить машины и смотреть далеко вперёд, чтобы в мудрых словах Ломоносова найти дорогу в осуществлению заветной мечты.
Таким и был Ползунов.
Вернувшись на Алтай, в Барнаул, он смело пошёл вперёд по пути, указанному Ломоносовым, и до конца жизни уже не сворачивал с этого пути.
Теплота, огонь, пар - вот что должно было «пресечь водяное руководство».
Началась работа. Ползунов делал опыты, расчёты, модели, чертежи. Он работал один. Не потому, что таился от людей, а потому, что не с кем было поделиться своими мыслями, не у кого было просить помощи и совета.
До глубокой ночи светилось окно в его избушке. С первыми лучами солнца его уже видели у машин, у печей, у станков. Так прошло пять лет. Наконец в апреле 1763 года Ползунов подал начальнику Колывано-Воскресенских заводов А. И. Порошину записку и чертёж. Он предлагал построить «огненную машину, способную по воле нашей, что будет потребно исправлять».
«Огонь слугою к машинам склонить», - предлагал смелый изобретатель. Порошин был знающим, передовым техником. Рассмотрев проект, он увидел, что каждое слово в нём, каждый штрих подтверждены расчётами, опытами и глубокими научными изысканиями.
Порошин одобрил проект Ползунова и отправил в Петербург на заключение.
18 января 1764 года пришёл ответ. Президент берг-коллегии писал о машине Ползунова, что «сей его замысел за новое изобретение почесть должно…» Так оно и было: Ползунов изобрёл первую в мире паровую машину.
Теперь новая задача встала перед изобретателем - построить свею машину!
Вот тут и помогла Ползунову та школа, которую он прошёл в цехах уральских заводов.
В эти дни он всё время что-нибудь изобретал: он изобрёл и построил необыкновенные, невиданные станки для расточки цилиндров; между делом он изобрёл воздуходувные цилиндрические мехи для печей и многое другое, что десятки лет спустя было «изобретено» вновь.
Он сам точил, ковал, шлифовал, сверлил отливы и испытывал.
Помощников у Ползунова не было. В помощь ему были даны «не знающие, но только одну склонность к тому имеющие из здешних мастеровых двое», Дмитрий Лезвин и Иван Черницын. Это были молодые ребята - ученики. Они многого не понимали.
Петербург торопил, и Ползунов, подорвавший здоровье, не спал ночами, чтобы уложиться в сроки.
Наконец больше сотни частей новой машины были готовы. Котёл вмазали в печь. Па берегу заводского пруда выстроили девятисаженное здание «машинной фабрики». Первая в мире заводская паровая машина была готова.
Осталось сложить сереброплавильную печь и построить меха, для которых машина была предназначена.
Огромная работа подошла к концу, но к концу подошли и силы Ползунова.
16 мая 1766 года он умер от скоротечной чахотки. А ровно через неделю начались испытания машины.
В 6 часов утра 7 августа 1766 года машина Ползунова начала работать. Машина исправно работала до 10 ноября.
Барнаульские канцеляристы подсчитали: за три месяца машина Ползунова дала 12 с половиной тысяч рублей чистой прибыли…
Остановленная из-за течи котла осиротевшая машина долго ещё стояла в Барнауле. Порошин настаивал на возобновлении работы, но Петербург не разрешил продолжать дело Ползунова. K тому времени Ломоносов умер, и немцы, забравшие власть в Академии наук, подписали смертный приговор великому русскому изобретению.
Машину разрушили. Имя русского изобретателя надолго забыли и не вспомнили даже тогда, когда из-за моря пришла весть о том, что англичанин Уатт построил паровую машину. Это было в 1787 году, через 21 год после смерти замечательного русского учёного и механика.
С. Георгиевская
Рис. Н. Цейтлина
(Окончание.)
«Я буду скучать»
У вокзала стоят деревья с жёлтыми листьями. На дороге густые от грязи, тёмные лужи. Дорога размыта дождями.
Это осенний месяц октябрь.
К станичной платформе медленно подъезжает поезд.
Оттуда выходят женщины с бидонами. Прихрамывая, спускается по ступенькам вагона колхозный садовник. На спине у него большая корзина с грушами.
Посредине платформы стоит одинокий носильщик. На груди у носильщика поблескивает медаль «За оборону Одессы».
- Гражданочка, а не надо ли поднести чемодан? - говорит носильщик.
- Нет, нет, не надо, - отвечает носильщику человек в морской форме.
Женщина, которой носильщик хотел поднести чемодан, и моряк - лялины мама и папа. Они приехали в бабушкину станицу.
Молча идут они по широкой дороге, размытой дождями.
- Ну что? Скажи… - говорит мама.
- Да ничего, ничего же, Зая, - говорит папа и опять молчит.
Он смотрит на домики, на камышовые крыши в начале станицы, на глубокие колеи милой земли, по которой так давно не шагали его большие ноги.
Спешат на рынок женщины с бидонами.
Проезжает по краю дороги телега, нагруженная виноградом. На ней сидит молодая девушка в шерстяном платке. Она лузгает семечки и смотрит туда и сюда.
Телега вздрагивает. Из-под её колёс во все стороны брызжет грязь.
- А видно, что земля чернозёмная, - говорит папа… - Эх и богатый же край!
- Да, да, - говорит мама. Она задумалась. Шуршат с обеих сторон 'дороги деревья.
Шелестят сухими, редкими листьями. Ветер толкает ветки, отрывает от них листки. Взметнувшись, словно широко вздохнув в последний, в самый последний раз, лист становится дыбом на ветке. И вдруг подламывается. Он летит на дорогу. Кружится и падает. Там и лежит, жёлтовато-красный, и хочет опять взлететь. Да не взлететь ему больше: намок, отяжелел.
