Бессовестно врала.
Anatomist:
Любопытно. Ни в одном поисковике определения нет.
Homura:
Поисковики созданы дураками для дураков. Истинная информация — избалованное существо. Она не даётся в руки кому попало. Ждёт того, кто умеет ее ценить.
Anatomist:
Кажется, я знаю, о ком ты говоришь)) Но вернёмся к определению. Что ты думаешь о нашем сообществе? Для чего оно?
Homura:
Вы помогаете таким, как я, развить свои способности? Превратиться из куколки в бабочку?
Anatomist:
Ты права.
Homura:
А зачем? В этом мире никто и ничего не делает бескорыстно.
Anatomist:
В этом мире — никто. Но нам чужд этот жадный убогий мир.
И все. Тут меня как будто с тормоза сняли. Я взяла и вывалила Саше позавчерашнюю историю о том, как ходила к маме на работу.
Она перевод от дедушки получила, а в супермаркете на площади какая-то акция была. Мама позвонила, сказала, что накупила разного, со скидкой. Столько набрала, что сама не дотащит… Знаю я ее «разное»! Сразу решила, что бутылки расшибу по дороге — скажу, что случайно. Впрочем, пакет с бутылками она мне не отдала.
Маму тогда еще не уволили, она на почте работала, оператором. Оформляла посылки: отправку и получение. То, как этот гнусный дед-получатель орал, еще на улице было слышно:
— Что значит — нет?! Мне дочь сказала, что все есть, она по компьютеру смотрела!
— Я смотрю там же. — Это мамин голос, устало-безразличный. — Система зависла, подождите, пожалуйста. Не кричите.
— То есть, зря я сюда через сугробы тащился? Система у них зависла! А я — инвалид второй группы! Ветеран труда. Позовите начальника! Ищите посылку, как хотите.
Начальницы маминой, Альбины Викторовны, не было, на обед вышла. А то бы очень доходчиво деду рассказала, где ему свою посылку искать и куда ее засунуть, когда найдет. Мама так не умеет. И компьютеры у них на почте стоят до того убогие, что отвернуться хочется, чтобы не видеть — я так на калек смотреть не могу. Плохо мне от этого — когда человек страдает, а ты ничем помочь не можешь. Почему-то сволочью себя чувствуешь.
Впрочем, это я человеку помочь не могу. А вот зависшей системе…
Homura:
В общем, систему я подняла. Посылка нашлась, она оказывается еще месяц назад приехала. Вы думаете, дед после этого заткнулся?
Anatomist:
Сомневаюсь. Такие, мне кажется, специально по публичным местам ходят, чтобы эмоциями поделиться.
Homura:
Потому что дома никто не слушает!
Anatomist:
Точно)) Постой… Ты сказала, что подняла систему?
Homura:
Ну да. Невозможно было деда этого слушать! А мама расстроилась. Она всегда расстраивается, когда я… ну, так делаю.
Anatomist:
Ее можно понять. С нами, странными, обычным людям нелегко.
Во дворе его прозвали Каем.
Сейчас уже хрен упомнишь, кто первый так назвал, но прилепилось накрепко. Похож он был на пацана из мультика — про ледяную бабу, она там еще на санках каталась. Мы в одном дворе тогда жили. И я, как слово «Кай» услышал, — во, думаю, зарядил бы, если б меня так обозвали! А Кай — ничего, не орал и драться не полез. Он вообще драться редко лез, хотя насовать мог, если надо. Я говорю — ты так и будешь терпеть, что ли? А он — ты хоть раз видел, чтоб если прозвище влепили, от него кто-то отделаться сумел? Раз уж прицепилось, теперь только носить с гордым видом. И всю дорогу он вот так, с самого детства: сперва думал, потом делал — а не наоборот, как все нормальные люди.
С тех пор пошло во дворе — Кай, да Кай. Он даже расписываться насобачился, с лихим таким росчерком — Кай. На всех тетрадках и учебниках писал, училки на него орали.
Как-то, помню, в третьем подъезде у одного собака появилась — Кай. Он того пацана позвал и говорит: придумывай другую кличку. Вот, прямо сейчас. При мне. Пацан давай бормотать, что собака породистая, что «Кай» у ней в паспорте написано, а ему — по фигу мороз. Пока, говорит, другое имя не придумаешь, не уйдешь отсюда. В этом дворе будет жить только один Кай! И он тут уже живет, ясно? Не вынуждай меня принимать меры. Так прям и влепил — слов-то умных много знал — «не вынуждай принимать меры». Пацан собаку Рексом назвал. А что уж родителям наплел, не знаю.
Я за Каем бегал, как на веревочке привязанный. То, что мозгов мне природа небогато отсыпала, догадывался, а у Кая с этим делом дефицита не наблюдалось. Так, чтобы и рыбку съесть, и хер сторонкой обойти — это он всегда здорово умел. И я, когда в первую ходку загремел — по чистой дури, никто кроме меня виноват не был, что спалился, — все время, пока следствие шло, Кая вспоминал. Что, будь он рядом, — в жизни б в такое дерьмо не вляпался!
Мы к тому времени уже лет шесть или семь не видались, переехало ихнее семейство. Меня, пока под Каем ходил, на районе-то не трогали, а как он свалил — быстро к рукам прибрали. Теми пацанами хоть и постарше парень заправлял, но по мозгам до Кая — как до Луны на тракторе. Потому недолго я под новым паханом пробегал, быстро засыпался. Первый срок мне условно впаяли, по малолетке, зато уж второй — на всю катушку зарядили.
Кай прорезался, когда я с полгода зону топтал. Вызвали ни с того ни с сего на свиданку. Я напрягся — хрен знает, кого принесло, на воле сто лет был никому не нужен — в допросную захожу, а там Кай.
На стуле ободранном развалился, ровно наследный принц на троне. Загорелый, сволочь, и сразу видать, что не у тещи в огороде картошку окучивал. Плечи раскачал — в два раза шире моих. На рожу и в детстве не жаловался, с шестого класса ему девки записочки писали, а сейчас вовсе хоть в кино снимай. И шмотки — вроде ничего особенного, но видать, что дорогущие.
