Я почему-то совсем не удивлялась — хотя в самолете оказалась впервые в жизни. Я будто бы все это уже видела. Уже поднималась над землей…
Нет. Не так. Я не поднималась. Падала на землю, откуда-то из черноты. Приближалась сюда из космического холода. Из бесконечности.
Я убегала. Спасалась. Я проиграла в какой-то жестокой битве, и тому, что осталось от меня, в человеческом языке даже названия не было.
Меня преследовали. Стремились уничтожить то малое, что сохранилось. Они и сейчас тут.
Нет! Нет!!! Не смейте, отвяжитесь от меня! Я вижу землю, вижу облака внизу, я вырвалась из этой черноты! Я не сдамся! Сейчас, в шаге от спасения, не сдамся!
Не-е-ет!!!
… — Очнись!
Кто тут? Что тебе нужно, зачем трясешь за плечи?! Я тебя не знаю! Ма-ма-а…
Это слово я все-таки не выговорила. Кажется. И вопросом «Кто вы?!» поперхнулась.
Самолет трясло — в голове мелькнула дурацкая мысль, что наказ «пристегните ремни» не дураки придумали. Вспыхивали и гасли таблички с изображениями этих самых ремней и зачеркнутых сигарет у нас над головой, табло с надписью «EXIT» над проходом. В салоне стало душно.
— Просим вас пристегнуть ремни, поднять откидные столики и сохранять спокойствие, — вещал голос из динамиков. — Следуйте указаниям бортпроводников. Просим вас пристегнуть ремни, поднять откидные столики и сохранять спокойствие…
Резко пахло спиртным — бокал с Сашиным коньяком опрокинулся и катался по полу. Столиков перед нами уже не было, их убрали в передние кресла. Раздался щелчок, и мне на голову что-то упало. Я шарахнулась.
— Не бойся. Это кислородная маска.
Саша отвел маску в сторону. Надавил — уже не в первый раз, наверное, — кнопку на панели перед креслом. Резко спросил у прибежавшей стюардессы:
— Барышня, что происходит? Разгерметизация?
— Нет-нет, что вы! Все в порядке! — На «все в порядке» стюардесса не выглядела. Хотя изо всех старалась «сохранять спокойствие». — Небольшой сбой салонной электроники. Мы принимаем меры, не волнуйтесь.
— Салонной? — Саша посмотрел так, что я бы сейчас созналась даже в том, чего не совершала. — А с управляющей электроникой все в порядке? Или нам надеть спасжилеты и начинать молиться?
— Сохраняйте спокойствие, — повторила стюардесса и убежала.
А у меня в голове при слове «электроника» что-то щелкнуло. И это «что-то», судя по всему, отразилось на лице.
— Та-ак, — наблюдая за мной, медленно проговорил Саша. — Вон оно что.
Взял за руки.
— А ну-ка, дыши — как я! Глубокий — на три счета — вдох, глубокий — на три счета — выдох… Давай, вдохнула! Раз, два, три… — Это он принялся сжимать в такт мои пальцы. — Выдох — раз, два, три… Смотри на любой предмет. Вот, хоть на стакан. — Поднял с пола пластиковый бокал из-под коньяка. — Думай о том, какой он прозрачный. Круглый. Небольшой. Как в нем лампочки отражаются… Раз, два, три. Раз, два, три…
Я заставила себя думать о стакане. Вместе с тем думая о том, какая это глупость — думать о стакане. Размеренно, на счет, завздыхала.
— Молодец, — похвалил Саша, — умница. Раз, два, три… Раз, два, три… — Голос негромкий, убаюкивающий.
Не заснуть бы так снова, блин! Я ведь спала, получается? Пока это все вокруг происходило? То есть — сейчас я поняла — оно происходило, потому что я спала, и во сне мне было страшно.
Дома из-за моих снов глючил комп, мобильники принимались проигрывать все мелодии подряд. Включался-выключался телевизор, орали дурниной микроволновка и мультиварка — не только у нас, у соседей тоже. Тетя Таня электриков вызывала…
— Технический сбой ликвидирован, — после очередного вдоха-выдоха сообщил голос из динамиков. — Приносим извинения за доставленные неудобства. Для вашей безопасности, рекомендуем сохранять ремни пристегнутыми до конца полета.
Прискакавшая стюардесса вытерла, откинув, столики от пролитого коньяка, ловко запихнула кислородные маски туда, откуда они выпали, и любезно поинтересовалась, чем еще может нам помочь.
— Не обижайте больше салонную электронику, — без тени улыбки попросил Саша.
Подождал, пока стюардесса отойдет.
— И часто тебя кошмары мучают?
— Не очень.
— Это хорошо, что не очень. А плохо то, что я не всегда буду рядом… Как дышать, запомнила?
— Да.
— А как о стакане думать?
— Нет. Потренироваться надо. Отдашь? — Я протянула руку.
Саша на полном серьезе вложил в нее стакан:
— Держи. Смотри, не потеряй, другого такого нет!
— Это — магический артефакт?
— Ишь ты, догадалась. — Саша помолчал. — Если хочешь, можешь рассказать про свои сны.
— Не хочу.
— Ну, мое дело — предложить. Так… — Саша поднял подлокотник, разделяющий наши кресла. С полки над головой достал небольшую подушку, что-то в нее прошептал. Уверенно пообещал: — Все, сегодня кошмаров не будет. Спи спокойно.
Подушку я взяла. Но заснуть так и не решилась.
«Что я пропустил?»
Этот будничный тон ошеломил меня на пару микросекунд. От пробуждения Бориса я ждал чего угодно — истерики, бойкота, апатии. Но никак не ледяного спокойствия с легкой примесью иронии.
«Практически ничего. — Мне было трудно не произносить слова вслух, но я держался, памятуя о том, где нахожусь. В оживленном зале ожидания аэропорта. — Постарайся съёжиться и не мешать, я работаю».
Я смотрел в экран ноутбука, но волшебная связь исчезла. Две секунды назад я подбирался по только открывшимся коридорам и тоннелям к записям с камер наблюдения в московском аэропорту, как вдруг все «схлопнулось». Перед глазами пустой черный экран. Вот он мигнул и сделался синим, со строками технической информации.
Сложно скрыть свой страх от самого себя, но я постарался. Закрыл ноутбук и, изобразив тяжкий вздох, спросил: «Чего тебе нужно? Хочешь позвонить Кате? Или сказку тебе рассказать?»
Я прогнозировал пять вариантов ответа, но Борис удивил меня снова:
«Нет, ничего. Но спасибо, что спросил, это очень вежливо с твоей стороны».
Все эти идиомы про «мороз по коже» и «кровь в жилах леденеет» внезапно оказались понятны. Мне стало холодно.
— Я ведь попросил тебя не мешать. Неужели так сложно посидеть несколько секунд спокойно?
«А на тебя таращатся, — хихикнул Борис. — Продолжай в том же духе, мне нравится».
Женщина в сером пальто, сидевшая через одно место от меня, засуетилась, подозвала бегавшую неподалёку дочку и с ней ушла. Я только зубами скрипнул — опять не уследил, начал говорить вслух. В ответ на моё раздражение Борис рассмеялся.
«Жалкий ты, — оборвал он сам себя. — А пытаешься казаться сильным. Что ж, не буду мешать».
Мне показалось, будто он «уходит», и я рванулся следом, хватаясь за последнюю ниточку. «Стой!»
Он остановился. Равнодушный и безжалостный.
«Как ты это сделал? Я ведь держал тебя под контролем!»
«Меня отбросило в подсознание, наверное, — лениво отозвался он. — Там было неприятно. Пришлось столкнуться лицом к лицу с собой настоящим. Тебе бы тоже не помешало, это отлично помогает обрести покой».
Покой… Весь твой покой я могу разнести в пыль за секунду, идиот. Если придётся.
«Так. Ясно. Ты захватил все зоны мозга, которые прежде служили мне. Чего ты хочешь?»
На этот раз я даже не успел спрогнозировать ответ. Он прозвучал мгновенно: «Ничего, Принц. Я ведь говорил. Меня полностью устраивает вариант, при котором ты бьёшься в истерике, а я сижу в удобном кресле с сигарой и стаканом виски, смотрю на тебя и смеюсь».
Эту картину я увидел ярко. Так ярко, как он ее себе представлял, вплоть до вкуса виски, которого он никогда не пробовал, а потому воображал похожим на крепкий холодный чай.
«Я по-прежнему не знаю, чего ты пытаешься добиться, — снизошел он до объяснений, — вижу лишь, что ты остался один, тебя бросил даже Дима. И ничего хорошего ты никому не принёс. Поэтому, Принц, переговоры закончены. Управляй телом, пока у тебя есть такая возможность. А все твои игрушки я забираю. Получишь обратно, когда… никогда».
— Ошибаешься, — тихо сказал я, повернув голову. — Я не один.
Со стороны туалетов ко мне проталкивалась Маша. Я позволил Боре взглянуть.
«Тем лучше для неё, — сказал он, — если у тебя не будет никаких сил. Ты достаточно испортил ей жизнь».
— Ей нужна моя помощь! — зарычал я.
Машу перехватили двое сотрудников службы безопасности, стали показывать что-то вроде фотографии. Ищут кого-то. Если бы не Боря, я бы уже точно знал, кого и зачем.
«Помощь в чем?»
— Не могу сказать…
«Счастливо, Принц».
Одновременно с его прощанием Маша подняла голову и посмотрела на меня. С недоумением, которое легко читалось без телепатии. Вслед за ней оба сотрудника в неприметной черной форме уставились в мою сторону.
Я перебрал все возможности. Харон? Не причастен. Антонов? Тоже. Разве что, падая с крыши, он успел вырезать у себя на груди моё имя и портрет. Так почему эти двое идут сейчас ко мне, а за ними, такая растерянная, семенит Маша? Что они ей сказали? Все бы отдал за секунду телепатии!
