«А что у тебя есть? — фыркнул Борис. — Кроме моего тела. Сиди, играйся».
Я почувствовал, как в правой руке что-то появилось, ощутил вибрацию. Не веря себе, поднял к глазам вертящийся спиннер, застыл, очарованный его серебристыми бликами.
— Брик, Борис Вадимович? — спросил один из подошедших. Голос уж очень ласковый. Второй пока молчал, глядя с брезгливой жалостью.
Усилием воли я заставил себя спрятать спиннер в карман. Посмотрел в глаза говорившему:
— Да, а в чем дело? Я вроде бы прошёл обязательный досмотр.
— Пройдемте, пожалуйста, с нами, — улыбнулся сотрудник, протягивая руку. — Ваш опекун вас обыскался.
— Мой… кто?!
— Опекун, — ласково повторил сотрудник, придерживая меня за плечо. — Вы же и его билет по рассеянности прихватили? Ну ничего, сейчас все образуется.
— Подождите. — Маша попыталась втиснуться между мной и ними. — Какой опекун, о ком вы говорите? Можете хотя бы имя назвать?
— Семенов, Дмитрий Владимирович, — подал голос доселе молчавший страж порядка. — Знаете такого? А вы — с ним? — Он кивнул на меня. — Не в курсе, что у парня крыша поехавшая? Так-то, за связь, по статье можно пойти.
— Коль, — укоризненно поморщился первый.
— А чего? — не унимался второй. — У меня друг по студенчеству ещё спутался с одной, в клубе познакомились. Ну и чуть не сел. Оказалось, сдвинутая, со справкой. А там кто их разберёт? Как нажрутся — все одинаковые.
Я подавил предательское желание расплакаться. От обиды, от унижения. Вдох-выдох, спокойно. Это — гормоны Бориса, не более. Моё сознание чистое и холодное, я ищу варианты, решения, выходы.
Поднялся, обрывая спор двух придурков. Маша смотрела с недоумением. Гребаные гормоны сыграли злую шутку — на ее месте я представил Элеонору, и слёзы обиды всё-таки выступили. Я резко отвернулся, чтобы их скрыть, с прорвавшейся злостью бросил:
— Не надо было болтать лишнего по телефону.
— Но я же ничего…
— «Ничего» хватило. Теперь все так изумительно совпало, что я даже не знаю, что делать.
— Для начала пройдемте с нами, — подсказал первый сотрудник, тот, что пекся о моей хрупкой психике. Зря я так на него злюсь. Он же действительно заботлив, наверное. И если я сейчас кинусь на него с кулаками, все закончится очередным позором. Надо остыть.
— Наручники будут? — Я вытянул руки. — Или не тот случай?
— Что вы! — улыбнулся первый. — Это ведь просто ерунда, право слово…
— Идёт. — Разрушитель, человеческого имени которого я до сих пор не спросил, отошёл от двери.
Мы находились все в той же комнате. Сразу после нашего рукопожатия и короткой беседы Разрушитель снял с пояса рацию и вышел, что-то в неё бормоча. Вернулся спустя минут пять, повелел ждать, подпер дверь спиной и закрыл глаза. Я его не тревожил, у меня хватало поводов для размышлений. Например, я думал о том, как Жанна приедет домой и будет общаться с Исследователем. Смотреть на своего сына, видеть его, разговаривать с ним, а в ответ слышать саркастические разглагольствования циничного ублюдка. Ублюдка, который легко может оборвать его или ее жизнь… На долгие размышления меня не хватило.
— Вы что, не один такой тут? — поинтересовался я у Разрушителя. Мы оба стояли, уставившись на дверь — будто ожидая оттуда нападения.
— Имя мне — легион. — Разрушитель оскалился. — Сколько потенциальных личностей в аккумуляторе автомобиля марки «Крайслер», Дмитрий Владимирович? Наверное, примерно столько, сколько автомобилей марки «Форд» получится от него «прикурить».
Я так и не успел понять, что это было — шутка, метафора? Разрушитель махнул рукой, обрывая невысказанные слова.
— Тише, Дмитрий Владимирович. Помните, о чем мы договорились.
Дверь распахнулась, как от пинка, и в комнату вошёл Брик, бледный от злости, с моим ноутбуком под мышкой. Удостоив Разрушителя беглым взглядом, он сконцентрировался на мне:
— По-твоему, это было смешно? Думаешь…
Его слова утонули, растворились в словах остановившегося в дверях охранника:
— Вот ваш пациент, принимайте! Он с компанией.
В комнату вошла Маша и посмотрела на меня с оглушительной ненавистью. В школе от такого взгляда я бы довёл до конца одну из семнадцати своих мыслей о самоубийстве. Сейчас послал в ответ спокойный, равнодушный взгляд.
— Спасибо, парни, — кивнул Разрушитель. — Быстро сработали. Свободны.
Парни исчезли, прикрыв за собой дверь.
— Что это за балаган? — Брик шагнул ко мне. — Не слишком ли ты о себе возомнил? Так обращаться…
— С тобой? — закончил я за него. — Не нравится, когда кто-то вынуждает тебя делать то, чего ты не хочешь?
Он молчал. А я вдруг понял, что это не злость переполняет его, а обида. Смертельная и наивная детская обида. Должно быть, он думал, что я извинюсь, или хотя бы обрадуюсь, увидев его, после всего, что мы вчера пережили.
Принц взял себя в руки, взгляд его сделался твердым и холодным, но я не мог задавить внутри себя чувство вины — которое подогрела Маша.
— Это называется «предательство», — сказала она, сложив руки на груди. — Чего ты добиваешься?
Я повернулся к Разрушителю:
— Вы не могли бы нас оставить ненадолго?
Разрушитель развел руками, как бы говоря: «А почему бы, собственно, и нет?» И вышел, тихонько прикрыв за собой дверь. Я посмотрел на Брика, на Машу.
— Куда вы направляетесь?
Брик отозвался первым:
— А тебе не кажется, что сначала неплохо бы ответить на наши вопросы?
— Хорошо. — Я присел на край скамьи. — Я пока подумаю над ответами. Вы располагайтесь. Кстати, во сколько вылетает самолёт, на который вы могли бы успеть?
Они изумлены. Недоумевают, что со мной. Почему я вдруг превратился во врага. Я вновь заставил себя придушить совесть и чувство вины. Иногда приходится делать трудный выбор, определять, какое из двух зол — меньшее. Это «меньшее» я представлял себе в виде идиллической картинки: Маша и Юля, обнявшись, стоят посреди цветочного поля и плачут. И улыбаются. Понятия не имею, откуда взялось цветочное поле, да и не важно. Я вцепился в эту картинку, как в обломок доски посреди штормящего моря. А внешне остался хладнокровным ублюдком, готовым из чистой прихоти обрушить все надежды и чаяния.
— Что же ты не прочитаешь ответ у меня в голове? — посмотрел я на Брика. — Пытаешься, но видишь тьму? Какая жалость. Я успел кое-чему научиться у Харона. Теперь можем играть на равных.
«Браво, браво, Дмитрий Владимирович, — подбодрил меня мысленный голос Разрушителя. — Теперь вы загнали его в угол».
Брик загнанным в угол почему-то не выглядел. Он несколько раз моргнул, нахмурился и уставился на меня.
— Э-э… — протянул он. — Правда? Извини, не заметил. Для меня, видишь ли, не пустой звук все наши разговоры. Я не пытаюсь читать твои мысли.
Тут он поморщился и дернул плечом, как бы отгоняя кого-то назойливого.
— Благородно. — Я не показал удивления. — Тогда отвечай на мой вопрос: куда и зачем вы летите?
Брик хмуро смотрел на меня, будто решая сложную задачу, и молчал. Ответила Маша. Не то Брик мысленно разрешил ей, не то поняла, что ситуация безвыходная, и сдалась:
— Мы летим в Москву. Юля там. Улетела ещё во вторник…
Она тяжело, прерывисто вздохнула, как будто после долгих рыданий, и посмотрела на меня с мольбой:
— Дима… Моя дочь в чужом городе, за тридевять земель, непонятно с кем. Зачем ты мешаешь? Что тебе нужно?
Москва. Что ж, неплохо. По крайней мере, загранпаспорт не потребуется. И это уже хоть какая-то информация. Правда?
«Разумеется, — немедленно откликнулся Разрушитель. — Это уже не мало. Я подтяну свои тела в этом городе, однако вы должны продолжать».
«Подтяну свои тела», господи… С кем, нет, — с чем я связался!
Должно быть, эмоции отразились у меня на лице, потому что Маша, растеряв весь пыл, опустила голову. Зато воспрянул Брик.
— Ты здесь один, — заявил он. — В чем дело? Где Жанна?
— Я лечу с вами. — Я кивнул на ноутбук. — Давай, маэстро. Купи мне билет. Денег на счёте должно хватить.
Брик не шелохнулся, пристально глядя на меня.
— У меня три варианта. Либо вы с Жанной расстались, либо ты просто ведёшь себя как дурак, либо что-то случилось. Автокатастрофа? Она погибла, или что? Я должен знать, кого повезу с собой, так что говори!
Я выдержал паузу, якобы собираясь с мыслями. Потом опустил взгляд. Секунды тянулись.
— Нет, — выдохнула Маша. — Господи, что?! Что…
Она шагнула ко мне, и я машинально дернулся прочь. Уперся в стену, но Маша заметила движение и замерла. Я видел только ее ноги в светло-коричневых брюках, которые, после всех наших приключений, не мешало бы постирать, а то и вовсе выбросить.
— Как? — изменившимся до неузнаваемости голосом спросил Брик. — Как?!
Ах, это не Принц, это Боря. Прости, Боря, но тебе придётся есть то же, что остальным.
Неуловимо изменилась атмосфера в комнате — Принц вернул себе власть.
— А… Она? — спросил он прерывающимся шепотом.
Я продолжал упорно молчать, и воображение сделало своё дело.
— Это он? — проскрежетал Брик. — Этот выродок вернулся?
Теперь я поднял голову и посмотрел ему в глаза:
— Надо же, как ты быстро угадал. Такой умный задним числом. Единственный раз за все это время ты мне понадобился, и…
Я отвернулся. Эта злость была непритворной. Окажись он рядом в момент звонка Кости-Исследователя, мы бы наверняка что-нибудь придумали вместе. А теперь я уже ввязался в другую игру.
Стук. Я покосился на Брика и увидел, что он сел на скамью, разложив ноутбук.
— Он мне за это ответит. — Пальцы с сумасшедшей скоростью забегали по клавишам, треск слышался пулеметный, а в глазах Брика вспыхнул хорошо знакомый синий огонек. — В этом я тебе клянусь, Дима. Выродок… Я заставлю его… Он будет…
Брика будто дернули вниз за воротник, он резко наклонил голову, закрыл лицо трясущимися руками, что-то неразборчиво всхлипнул. Меньше секунды длился этот приступ. Миг — и руки вновь на клавиатуре. Лицо — каменное.
— Место будет не рядом, но это не важно. Если захочешь, я сяду отдельно, или…
Он бормотал и бормотал, сам для себя. А я медленно встал и посмотрел на Машу. Бледная, растерянная, она застыла с прижатыми ко рту ладонями.
«Вот видите, Дмитрий Владимирович, — наставительным тоном сказал Разрушитель. — Ни слова лжи — а все прекрасно сложилось. Главное, держитесь, используйте настоящие эмоции».
— Теперь у меня нет другой семьи, — сказал я.
Треск клавиш на миг прервался. Маша подалась мне навстречу, но я опять отстранился.
— Не надо. — Голос мне изменил. — Пожалуйста, не сейчас.
— Держись там, — сказала Элеонора, высадив меня у подъезда свекрови. — Вечером заеду.
Я не успела возразить — только покрышки взвизгнули, и Эля унеслась. Зачем ей приезжать? Мало, что ли, натерпелась? Повиси я так, на высоте черте какого этажа над землей, точно бы сбежала, не оглядываясь. А еще эти недомолвки и многозначительные молчания, как-то связанные с Бриком… Я не расспрашивала — не мое это дело — но вывод напрашивался однозначный. Мужчина и женщина, у которых по определению нет ничего общего, будут так странно себя вести, только если «общее» все же появится. Причем, не к великой радости одной из сторон.
Об Элеоноре и Брике я думала, взбегая по лестнице. Поймала себя на том, что думаю о них для того, чтобы не думать о том, кто ждет меня за дверью.
Это мой сын. Это наш Костик, и мы его любим. Точка.
Позвонила в дверь, прислушалась. Тихо, только, кажется, телевизор бормочет. Ну а чего ждала-то? Можно подумать, «настоящий» Костик бросился бы к двери встречать маму с восторженными воплями. Целый год я думала, что город отобрал у меня семью. Теперь поняла, что до сегодняшнего дня — ошибалась.
Шаркающие шаги, что-то мелькнуло в глазке. Приглушенный щелчок замка, скрип петель.
— Наконец-то, — проворчала тетя Рая. — А Димка где?
— В Красноярске. — Я пыталась светски улыбаться — то есть, вести себя как обычно, раздражая стоящую передо мной женщину одним своим существованием. Пусть думает, что я терпеть ее не могу, что деру нос и так далее. Лишь бы не засматривалась на тщательно замытые, но все-таки заметные пятна крови на джинсах и не задалась вопросом, почему на мне болтается, как на вешалке, Димина футболка.
