Выехали из города, но Эля жалась к правому краю — будто боялась набирать скорость.
— А что с тобой потом будет? — спросила она, непривычно серьезная и тихая.
— Ничего.
Машина остановилась. Эля повернулась к нам.
— Барби, до тебя доходит, что Кен домой не вернётся?
— Вернётся. — Жанна ещё сильнее стиснула мою руку.
— А дальше — как?
Мы с Жанной посмотрели друг другу в глаза и одновременно сказали:
— Не знаю.
А потом я улыбнулся. Положил руку на плечо Жанне. Попросил:
— Не грусти. Что-нибудь придумаю. Посоветуюсь с Бриком. Не такой он и эгоист, каким может показаться.
На прослушивании в театральное училище я бы волновался меньше, чем во время этого экзамена. Жанна смотрела недоверчиво, потом расслабила руки. Кажется, пронесло…
Эля хотела возразить. Отличать ложь — одна из ее невероятных способностей. Но, поймав мой взгляд, замолчала. «Пежо» тронулся с места. И почти сразу запел мобильник Жанны.
— Возьми трубку, это он, — сказал я.
— Что говорить? — Рука Жанны исчезла с моей, оставив по себе ледяную пустоту.
— Правду. Не вздумай врать ему. Никогда. И скажи, что я хочу с ним поговорить.
Жанна поднесла телефон к уху.
— Да, малыш. — Я вздрогнул, услышав ее спокойный и теплый голос. — Конечно. Не переживай, мама уже в пути. Скоро мы увидимся, и все будет хорошо. Не говори такие слова! Ты же знаешь, это нехорошо. Все, жди. Пока-пока. С тобой папа сейчас поговорит.
Когда я взял телефон, теплый ещё от соприкосновения с кожей Жанны, то почувствовал растерянность существа на той стороне прежде, чем оно заговорило:
— Дмитрий Владимирович, — начал мой сын таким голосом, каким обычно играл во взрослых, — мне не нравится…
— Это с каких пор ты папу по имени-отчеству называешь? — «удивился» я.
— Что вы задумали? — взвизгнул он.
— Стараемся не напугать сына больше, чем он уже напуган. Все нормально, Костя, мама скоро приедет домой. А я — чуть позже. Только мне нужно точно знать, что ты будешь хорошо себя вести.
— Я буду, — отозвался мой сын. — А ты… — Что-то словно переключилось, голос стал сдавленным: — Дурацкая идея. Он точно не сможет меня одолеть, как ни старайтесь.
— Разумеется. — Я продолжал говорить спокойно, вкрадчиво, как с Бриком после инъекции. — Просто мне тоже необходимы гарантии. Каждые три часа я должен слышать своего сына, знать, что с ним все в порядке. Если мне хотя бы покажется, что ты меня обманываешь — Юля достанется Принцу. Скажи, сынок, ты помнишь сказку, где прекрасный принц спасает прекрасную принцессу?
Спустя долгие секунды тишины Костик ответил:
— Помню. И жили они долго и счастливо…
— У сказки есть продолжение. Принц и принцесса нашли всех врагов и победили их, стали править страной, в которой не осталось ни одного плохого человека.
— А как они победили? — спросил шепотом Костя.
— О, это длинная история. Скоро я тебе перезвоню и расскажу. Ты будешь ждать?
— Да! — Голос стал живее. — А там будет страшно?
— Немножко. Но ты справишься! Ты ведь смелый парень, правда?
Костя не успел ответить, его разум вновь перехватил Исследователь:
— Что это за дурацкие угрозы? Не забывай, что помимо сына, у меня будет твоя жена, я смогу добраться до всех твоих друзей и знакомых, твои родители…
— Жил да был один глупый-глупый злодей, — вклинился я. — И больше всего на свете он боялся Принца. Потому что любил Принцессу и хотел первым ее найти. Но он был такой глупый, что послал вместо себя другого человека… Рыцаря.
— Как в «Шреке»? — радостно воскликнул Костя.
— Почти. Только чуть сложнее. У рыцаря была жена, и был сын, которых глупый злодей похитил. Он думал, что сможет управлять рыцарем, думал, что он всемогущий, что забрал у рыцаря все. Но он ошибался. Кое-что у рыцаря все же осталось. Угадаешь, что?
— Меч? — Костик не раздумывал ни секунды.
— Именно. Если у рыцаря есть меч и силы его держать, победить его невозможно. А если отобрать меч, то не будет и рыцаря, и некому будет разыскать принцессу. И вот, узнав об этом, злодей испугался. Испугался рыцаря и его острого меча, который не смог отобрать. Через три часа, если будешь вести себя хорошо, я расскажу продолжение.
Я нажал «сброс» и вернул телефон Жанне. Она молча спрятала его, опять взяла меня за руку.
— Туда, что ли? — буркнула Эля, увидев дорожный щит со словом «Аэропорт».
Я кивнул. Эля повернула руль.
— Рыцарь хе́ров, — добавила она спустя минуту. — Смотри, чтоб меч до самых гланд достал! А уж куда засовывать — сам сообразишь, мальчик взрослый.
Обняв Жанну на парковке, я пошел к зданию аэропорта, не оглядываясь. Чем скорее оставишь позади прежнюю жизнь, тем лучше. Если вообще имеет смысл ещё говорить о каком-то «лучше».
Здание издалека производило недружелюбное впечатление. Стекло, бетон и пластик. Аэропорт будто вобрал в себя все, пережитое за последние дни: бесконечную серость над головой и под ногами, синие вспышки в глазах Принца и Исследователя… Я представил синее свечение глаз моего сына и поспешил отогнать эту фантазию.
Внутри оказалось людно и шумно. Я покрутил готовой, наивно надеясь сразу увидеть Брика, но быстро понял, что ничего не выйдет. Людской поток поднес меня к арке металлоискателя. Она заверещала, и хмурый охранник приказал мне вытаскивать все из карманов. На стол лег телефон, пригоршня мелочи, ключи от машины, ещё одни ключи…
Рука дрогнула, выкладывая последний ключ со стершимся брелоком с эмблемой «Крайслера».
— У вас две машины, Дмитрий Владимирович? — Охранник говорил беспечно, а вот я ответить тем же не смог. Промычал что невнятное.
Охранник задумчиво ковырял пальцем мелочь. Вдруг, будто на что-то решившись, махнул портативным металлодетектором:
— Пройдёмте. Забирайте вещи, Дмитрий Владимирович. — Охранник схватил меня за руку и поволок туда, куда кроме нас никто не стремился. Очень скоро я стал различать звук шагов по мраморному полу. И замер, осененный мыслью:
— Откуда вы знаете, как меня зовут?
Охранник лишь улыбнулся. Его хватка сделалась твёрже, и мне пришлось подчиниться.
— Видите ли, Дмитрий Владимирович, у вас есть шанс сделаться очень знаменитым человеком. Скоро знать вас буду не только я, но и все, кто смотрит новости. Нынче ночью в квартире дома на улице Лазо обнаружили два трупа. И, хотя опознать тела было крайне тяжело, косвенные улики указывают на то, что это — гражданин и гражданка Харитоновы, мать и сын, проживавшие в квартире. Их, несомненно, убили, причем, весьма жестоко. А у вас в кармане ключ от автомобиля, принадлежавшего гражданину Харитонову. На рулевом колесе автомобиля наверняка обнаружатся ваши отпечатки пальцев, а в квартире найдутся отпечатки пальцев вашей супруги. Вам интересно?
Когда он посмотрел на меня, я ожидал вспышки синего цвета. Но вместо этого глаза охранника на краткий миг сделались совершенно пустыми, даже не черными. Я заглянул в бездну.
— Не переживайте, Дмитрий Владимирович, — сказал охранник, отпустив меня, чтобы отпереть неприметную дверь без таблички. — Я не стану пугать вас пауками и отрезанными пальцами. Все мы тогда были молоды, говорили и делали глупости.
Он толкнул дверь. За ней оказалась комната без окон, освещённая пока лишь неоновым светом снаружи. Охранник качнул головой. Я не пошевелился.
— Издеваетесь? Вы только что раскрыли свою природу и ожидаете, что я добровольно вам подчинюсь?
Охранник продемонстрировал грустную, понимающую улыбку. Какой-то он был неправильный Разрушитель. Впрочем, на фоне неправильных принцев, принцесс, рыцарей и Исследователей он, можно сказать, даже поддерживал некоторую гармонию.
— Вы ведь здесь, чтобы найти Бориса Вадимовича, я прав? Он и его спутница сейчас в зале ожидания. Без билета вас туда не пустят. Это не финал романтической комедии, Дмитрий Владимирович. Что вы собираетесь делать?
Я озадачился ещё больше:
— Вы что, предлагаете мне помощь?
— Вполне возможно. Если мы сможем поговорить наедине, в спокойной обстановке.
И он вновь кивнул на открытую дверь. Тут же, спохватившись, протянул руку и щёлкнул выключателем. Загорелась обычная лампа накаливания, каким-то чудом сохранившаяся в этом застенке.
Я, мысленно выдохнув, шагнул внутрь. Дверь за мной закрылась так быстро, что я подумал было, что меня попросту заперли одного и быстро обернулся. Разрушитель стоял здесь же, подпирая спиной дверь.
— Вылет Брика через четыре часа, — сказал он. — Мы с вами точно успеем все решить.
В самолёте оказалось интересно, но странно пусто. Из восьми кресел — два ряда по четыре, по два с каждой стороны прохода — заняты только мое и Сашино. Остальные люди почему-то проходили дальше.
— А сюда никто больше не сядет?
— Если и сядут, то немногие. Бизнес-класс редко битком летит.
Я увязала в голове слова «бизнес-класс» и «дорого», и больше дурацких вопросов не задавала.
— Вам принести что-нибудь из напитков? — Над нами предупредительно склонилась девушка в красивой форме.
— Сначала даме. — Саша улыбался так, что и девушкина профессиональная улыбка потеплела. — Что будешь пить, племяшка? Минералку, соки, кока-колу?
— Я ничего не хочу. Спасибо.
— А мне коньячку принесите, пожалуйста. Для храбрости, летать боюсь… Не нарежусь, не пугайся. — Это — мне, когда стюардесса отошла. — В лоскуты редко напиваюсь.
— Мама — раз в неделю, — вырвалось у меня. — Это «редко», или как?
— Это паршиво, — серьезно отозвался Саша. — Прости. Больше так шутить не буду. Ты точно ничего не хочешь?
— Точно.
Я ведь никогда ничего не хочу.
Необходимость питаться для меня — как для других таблетки глотать. Неохота, но надо. Маму это всегда ужасно раздражало.
«… Я для чего весь вечер у плиты торчала? Чтобы ты опять забыла и пообедать, и поужинать? Стараюсь-стараюсь, а ты нос воротишь! Господи, да что ж за ребенок такой…»
Я отвернулась, посмотрела в окно.
Самолет уже взлетел и поднимался над облаками. Наверху — голубое небо, снизу — разбросанные по темному покрывалу пушистые комки.
Когда я ходила в садик, нас учили рисовать тополиным пухом на бархате. Я выкладывала из пуха такие же комки, а воспитательница ругалась. Потому что нарисовать надо было то ли кота, то ли зайца. А мне хотелось — вот это. То, что видела сейчас.
