Торжествует Нептун. Гордится дочерью, ставшей взрослой. И снова целый год до следующего дня рождения следующей дочери сжимается сердце в тоске о любви.

Сегодня последний, тринадцатый день рождения. Весь день Нептун ловил себя на том, что ищет глазами младшую дочь – безумная надежда, что Майя угадает, прочтет его мысли. Может, потому, что Майя росла странным ребенком, мало похожим на русалочий народ. Не в меру горда, своенравна. Упряма так, что еще совсем крошкой, обидевшись на что-то, целые сутки сидела в раковине у тетки улитки и ничего не отвечала на все уговоры, угрозы и просьбы.

Майя единственная из дочерей скакала верхом. Метко бросала гарпун на охоте. Забросив наряды и украшения, с изощренной жестокостью сыщика выспрашивала отца о тонкостях военной науки.

У морского владыки не было сыновей – Русалочка же, оседлав морского коня, собранная и стремительная, точно пружина, отчасти примиряла Нептуна с отсутствием наследника.

Во дворце один за другим гасли огни – время неуклонно подползало к заветной полуночи. Нептун, восседая на троне, хмурился, незаметно измочалив зубами ус. Знай царь младшую дочь получше, вряд ли он сумел бы усидеть.

Диковинный звон прозвучал в залах дворца. Ледяным дыханием захлопнул все двери. Сами собой сжали створки раковины-ставни на окнах. Смолкли разговоры и смешки.

– Тихо, как под водой, – пошутила Майя, приспособив на новый лад пословицу Верхнего мира.

В подводном же царстве Нептуна тишины и вовсе никогда не бывало. Суетливый и неуемный мирок морских обитателей не затихал никогда, за исключением десяти минут каждый год с тех пор, как Русалочка начала помнить себя. Было ей в ту пору около трех, а детям не место на балу. Майя спала под негромкую воркотню цветка. Это потом уже, когда Майя научилась не путать буквы в словах, она объяснила цветку, что спящая русалка вовсе не обидится, если цветок хоть на пару часов умолкнет.

В тот раз перезвон цветка не мешал – Майя проснулась от внезапной тишины. Не понимая причины своего испуга, собралась заплакать. И почему-то сдержалась, напряженно вслушиваясь в тишину и судорожно вцепившись в край простыни. Так продолжалось бесконечно долго, пока Майя не почувствовала, будто она – одна-одинешенька на свете, а весь мир превратился в мертвящую, навалившуюся тяжестью тишину.

Все прошло так же внезапно, словно и не бывало. Вернулись шорохи и звуки. Забубнил сказку цветок. У кроватки всхрапывала Секлеста. Страх ушел, превратился в крошечную булавку и затаился в самой глубине сердца. Майя не помнила свой детский ужас перед неведомым. И лишь в глубине души остался хрупкий, никогда не лающий до конца осколок льда.

Потом, становясь взрослее, Майя узнала и причину тишины, и легенду грота Безмолвия. Но напуганный ребенок, когда-то разбуженный тишиной, так и не простил обиду. Майя, внутренне обмирая, твердо решилась танцевать в Долине Белых Цветов.

Русалочка наспех выпроводила Лориту. По дворцу прошла вторая волна хрустального звона, а Майя все еще колебалась в выборе принца. Всякий раз, когда Нептун праздновал день рождения дочери, на праздник собирались знатные вельможи и принцы из дальних морей.

Весь день Русалочка перешучивалась с гостями. Много танцевала. Чаще всего лица сливалась в одно: жадное, алчное, тянущее лапы к богатствам отца. Старшие сестры Русалочки все были замужем и, кажется, несчастливо.

Принцы, вельможи, суровые воины, украшенные шрамами, и юноши, почти мальчики с пушком на щеках – их объединяло одно: все они были чужими. Майя куда охотнее пригласила бы Ханса, своего старинного приятеля, с которым они в детстве грабили икринки и разоряли убежища раков-отшельников.

– Детские шалости, – вздохнула Майя, представляя, как вытянулись бы лица собравшихся, как сжал бы огненный трезубец отец, рискни она объявить своим женихом младшего садовника.

Третья, последняя волна звуков накрыла Русалочку. Минута отделяла ее от полуночи.

За полминуты Русалочка очутилась в центре зала. Сердце колотилось. Море лиц. В первых рядах толпились будущие женихи. Русалочка, так ничего и не решив, потерянно опустила ресницы.

– Жила-была Русалочка, – кто-то совсем рядом нарушил шепотом тишину.

Майя вскинула подбородок. Напротив стоял Ханс с цветком. В суматохе Майя забыла: принцесса обязана отдать избраннику цветок. А приготовленный для жениха букет так и остался сиротливо лежать на подоконнике.

Ханс поторопил принцессу. Знакомо шевельнулась темнеющая над верхней губой полоска усов. Майя больше не колебалась: при последнем всплеске огней Майя секунду придержала стебель между пальцами и отдала Хансу.

Наступила полночь.

Бальный зал и весь мир исчезли.

Светлый мир Нептуна сменился мраком. Лишь кое-где глаз различал фосфоресцирующие блики и бледно-лиловые точки. Майя нащупала и сжала теплую ладонь Ханса.

Как ни странно, ни страха, ни одиночества Русалочка не чувствовала.

Ханс зябко поежился:

– Пренеприятное, однако, местечко!

Майя попыталась хоть что-нибудь разглядеть. Столько разговоров об этом гроте, а оказывается, тут же опасно, как перышку в подушке. От стен и потолка шли теплые испарения, обдавая запахом мокрых листьев. Ханс напряженно вслушивался в тишину, ожидая, то ли встречи с чудовищем, то ли еще каких напастей.

Майя совсем успокоилась. Грот Безмолвия оказался лишь выдумкой, то-то сестры всякий раз опускали глаза, когда Русалочка выспрашивала подробности. Простодушной принцессе и в голову не приходило – сестры молчат потому, что ни одна из них не ступала в грот.