Еда в двадцатом веке оказалась довольно вкусной, даже в таком тоскливом заведении, как эта больница. Она была натуральная. «У нас, – отметил про себя Пит, – химия и искусственные добавки все-таки доброго дела не сделали».
Однако уже через два часа по причине употребления непривычной пищи у Питера Вейтмана случилось расстройство желудка. Но на встречу к Уинстону Замаяне в назначенное время он не попал из-за других обстоятельств.
В конце ланча, как и перед его началом, загремел ужасный звонок. Пит было решил, что это сигнал к окончанию трапезы, дожевал последний кусок куриной котлеты в ананасовом соусе, сдал посуду на мойку, помыл руки и зашагал в том направлении, где его должен был ждать Уинстон.
Пит не отошел от своей комнаты и десяти шагов, как непонятно откуда и совершенно неожиданно перед ним вырос широкоплечий верзила с бесстрастным выражением лица. Доктор Вейтман в чужом облике даже не успел понять, что происходит. Верзила заломил ему руки за спину, повернув Вейтмана на сто восемьдесят градусов, и молча насильно доставил в палату. На этот раз дверь замкнули на ключ.
Пит не знал, что в двадцатом веке во всех больницах, особенно строгого режима, после ланча полагалось два часа отдыха.
Пит очень переживал, что Уинстон придет вовремя, не обнаружит товарища и впадет в панику, решив, что с ним случилась беда. А в таком состоянии совсем легко будет самому попасть в переделку. И тогда куча времени окажется потерянной.
Но дела Уинстона обстояли иначе. По поведению остальных пациентов больницы он вовремя понял, что администрация предполагает общее спокойствие всех больных. Более того, в это время строго предписывалось находиться в палатах. Уин не стал испытывать судьбу, справедливо считая, что корпус, где находился Пит, живет по тому же расписанию.
Уинстон почти первым исчез в своей комнате и плотно прикрыл дверь. Уже через десять минут в коридоре не осталось ни одного душевнобольного, а через двадцать медсестра, болтавшая до сих пор по селектору с секретаршей главного врача больницы, удалилась, постукивая каблуками. Уинстону даже показалось, что он услышал через свою замочную скважину, как девушка замкнула входную дверь отделения.
– Ну что ж, это, может, даже лучше, – прошептал себе под нос Замаяна и потихоньку отворил дверь.
В коридоре никого не было. Уинстон вышел. На секунду-другую замер, прислушиваясь к звукам. Все было спокойно. Он подкрался на цыпочках к столу дежурной сестры и достал из ящика папку с личными делами. Уинстону хотелось узнать, чье место он занял в этом времени, и, если повезет и в деле будет фотокарточка, посмотреть, как он выглядит, ведь зеркал в этом заведении, по крайней мере в местах обитания больных, не было.
Искать личное дело, зная только имя, было трудно, потому что личные дела раскладывают в алфавитном порядке по первой букве фамилии. Поэтому Уинстону пришлось просматривать все тетради подряд, вчитываясь в имена.
Неожиданно он поймал себя на мысли, что имя, прочитанное предпоследним или предпредпоследним, ему кажется знакомым. Уинстон пролистал несколько папок в обратном порядке. При этом он улыбнулся, вспомнив разговор с Питером о возможностях и невозможностях обратного отсчета расстояния, веса, времени. Он подумал, что только что, собственными руками, он вернул вещи в прежнее состояние. Однако, сообразил он, само время назад не вернулось.
Вдруг он наткнулся на то, что привлекло его внимание. В руках Замаяны, точнее в тех руках, которыми он сейчас располагал, лежала папка с надписью «Эдвин Олдвин». Уинстон отвернул первую страницу и стал читать: «Родился в таком-то году, в таком-то городе такого-то штата Америки. Учился: там-то. Работал там-то, там-то и... Вот! С 1985 года работал в Центре Исследований Космоса. В 1999 году участвовал в высадке исследовательской экспедиции на Марс. Ушел в отставку по собственному желанию.»
– Комната № 39, – ведя для верности пальцем по строчке и не веря своей удаче, Прочитал Уинстон.
– Есть! – вполтона победно провозгласил-он, сложил дела обратно в стол, забыв про личный интерес, и пробрался к себе в комнату.
На дверях Замаяны висел номер 36. Значит, цель их стремлений и причина временных страданий находилась по соседству. Уинстон не захотел ждать целый час до конца послеполуденного сна. Он решил отправиться в гости прямо сейчас. Тем более, что он не знал в лицо бывшего астронавта и поэтому мог не найти его в толпе пациентов больницы.
Астронавт Эдвин Олдвин лежал на кровати, но не спал. Он смотрел на искусственное окно. Когда вошел гость, он даже не повернул голову.
– Мистер Олдвин, – осторожно позвал Замаяна. – Мистер Олдвин, вы не спите? Я и мой товарищ, которого пока тут, к сожалению, нет, мечтаем поговорить с вами. Мистер Олдвин, вы меня слышите? Мы прибыли издалека. Это смешно звучит в стенах такого заведения, но мы из двадцать первого века. Мистер Олдвин, вы слышите? Нас интересуют подробности вашего путешествия на Марс. Нами, уважаемый мистер Олдвин, движет не праздное любопытство, а необходимость спасти Землю от катастрофы, которая может случиться в нашем веке. Мистер Олдвин, слышите ли вы меня?
