— Минуточку! Это он сам написал? Как будто не мужской почерк.
— У него ревматические боли в правой руке. Пишет его племянница, сирота, которую он приютил. Она у него вроде секретаря. Так вот..
— Погодите. Как ее зовут?
— Как ее зовут? Кейт Хики.
— Сколько ей лет?
— Успокойся, мой друг, она еще ребенок. Если бы она была старше, поверь, я не послал бы тебя туда. Есть еще вопросы по этому поводу?
— Нет. Я уже вижу ее идущей на конфирмацию, в белой вуали. Олицетворение чистой веры и невинности. Оставим ее. Что же сообщает его преподобие Хики о привидениях?
— Там нет никаких привидений. Я сейчас прочитаю тебе все, что он пишет.
«В ответ на ваш запрос о недавнем чудесном явлении в моем приходе должен сообщить, что я ручаюсь за его подлинность и могу призвать в свидетели не только местных жителей-католиков, но и любого человека из тех, кто знал прежнее местоположение кладбища, в том числе протестантского архидиакона из Болтингласа, который проводит в наших местах полтора месяца ежегодно. В газетном сообщении рассказано не всё и встречаются неточности. Вот как это было:
Четыре года назад в нашей деревне поселился человек по имени Уолф Тон Фитцджеральд, по ремеслу кузнец. Откуда он взялся, никто не знал, семьи у него не было. Жил он один, одевался неопрятно, когда же бывал навеселе, что случалось весьма нередко, то в разговоре не щадил законов, ни божеских, ни человеческих. В общем, хотя о мертвых не принято говорить дурно, это был мерзкий пьяница, богохульник и негодяй. Что еще хуже — он был, как я полагаю, атеистом, так как ни разу не посетил церковь и отзывался о его святейшестве папе еще более гнусно, чем о ее величестве королеве. Вдобавок он был завзятым бунтовщиком и похвалялся тем, что дед его участвовал в восстании 1798 года, а отец сражался вместе со Смитом О’Брайеном[1]. Не удивительно, что в деревне его прозвали Адским Билли и считали воплощением всех смертных грехов.
Как вы знаете, наше кладбище, расположенное на правом берегу реки, знаменито на всю страну, ибо в нем погребены монахини-урсулинки, мученик из Фор Майл Уотер и другие благочестивые люди. Ни один протестант не осмелился пока прибегнуть к закону и требовать погребения на нашем кладбище, хотя здесь скончались на моей памяти двое. Около месяца назад этот самый Фитцджеральд умер от белой горячки, и когда стало известно, что его будут хоронить на нашем кладбище, в деревне началось волнение. Пришлось охранять тело, чтобы его не выкрали и не погребли где-нибудь на перекрестке двух дорог. Мои прихожане были сильно огорчены, когда я разъяснил им, что не имею власти запретить эти похороны, хотя служить по умершему заупокойную мессу я, разумеется, отказался. Так или иначе, вмешиваться я им не разрешил, и 14 июля поздно вечером, в неурочный час, кузнеца похоронили на правом берегу реки. Никаких беспорядков не было. На другое утро все увидели, что кладбище переместилось на левый берег реки, а на правом осталась одна-единственная, еще свежая могила. Почившие святые не захотели лежать рядом с отверженным грешником. Так обстоит дело и сейчас. Я свидетельствую это присягой христианского священнослужителя. Если же эта клятва не убедит людей светских, то, как я уже сказал, слова мои может подтвердить каждый, кто помнит, где кладбище находилось до похорон грешника.
Почтительнейше предлагаю, чтобы была учреждена комиссия из джентльменов протестантского вероисповедания для тщательного обследования происшедшего чуда. Никто не требует, чтобы они верили чему-либо на слово. По карте нашего графства они смогут убедиться, где находилось кладбище раньше; собственными глазами они увидят, где оно находится сейчас. Осмелюсь напомнить вашему высокопреосвященству, каким ударом явится все это для врагов святой церкви, которые пытались чернить ее славу недоверием к недавним чудесам в Нокской церкви. В Фор Майл Уотер им не помогут никакие перекрестные допросы. Им придется считаться с очевидностью.
Я буду ждать дальнейших указаний вашего высокопреосвященства. Остаюсь и прочее».
— Ну, Зенон, — спросил мой дядя, — что ты скажешь об отце Хики?
— Дядя! Не спрашивайте меня. Находясь под вашим кровом, я готов верить чему угодно. Его преподобие Хики бесспорно внушает уважение мне как любителю легенд и поверий. Воздадим же должное его поэтической фантазии и не станем раздумывать, что в данном случае более вероятно: христианский священнослужитель принес ложную присягу или кладбище переправилось ночью через речку и не удосужилось вернуться назад.
— Том Хики не станет лгать, сэр! За это я ручаюсь. Но он мог ошибиться.
— Такая ошибка граничила бы с безумием. Со мной бывает ночью: проснешься — и кажется, что твою кровать переставили задом наперед. Но когда откроешь глаза, заблуждение рассеивается. Боюсь, что мистер Хики сумасшедший. Вот мой совет: пошлите в Фор Майл Уотер абсолютно здравомыслящего человека, трезвого наблюдателя, восприятие которого не затуманено религиозными предрассудками. Такой человек существует — это я. Через два-три дня я пришлю вам полный отчет о том, что там произошло, и вы сможете сделать необходимые приготовления для перевода Хики с амвона в сумасшедший дом.
— Да, тебя я и решил послать. Ты бесспорно сообразителен и мог бы стать первоклассным сыщиком, если бы только не твоя рассеянность. Главный же твой козырь, Зенон, в том, что ты настолько не в себе, что не возбудишь никаких подозрений у тех, за кем тебе придется наблюдать. Возможно ведь, все это обман. Если так, верю и уповаю, что Хики тут ни при чем. И все же мой долг быть осторожным и бдительным.
— Кардинал, разрешите спросить вас, наблюдается ли наследственная склонность к умопомешательству в нашей семье?
— Насколько мне известно, нет. Если не считать тебя и моей бабки. Она была польского происхождения, и ты очень похож на нее лицом. А почему ты спрашиваешь?
— Видите ли, мне не раз приходило в голову, что вы не в своем уме. Простите столь смелое заявление, но человека, посвятившего свою жизнь погоне за кардинальской мантией, человека, уверенного, что все, за исключением его самого, сошли с ума, человека, способного отнестись всерьез к басне о странствующем кладбище, едва ли можно считать нормальным. Поверьте мне, дядя, вам нужна перемена обстановки и полный покой. Кровь польской бабки бурлит в ваших жилах.
— Надеюсь, я не впадаю в грех, поручая цинику дела церковные, — . заметил он раздраженно. — Надо, впрочем, пользоваться тем орудием, какое вложено в наши руки. Значит, решено — ты едешь?
— Если бы вы не теряли времени, рассказывая мне то, что я с легкостью узнал бы сам, я был бы уже на месте.
— Торопиться некуда, Зенон. Я должен еще снестись с Хики, предупредить, чтобы тебе приготовили жилье. Напишу ему, что ты едешь для поправки здоровья, что, кстати сказать, правда. И еше, Зенон, ради бога, не болтай лишнего. Веди себя, как взрослый человек. Не затевай с Хики диспутов на религиозные темы. Помни, ты мой племянник, и не позорь меня.
