— Я стану ревностным католиком, и вы будете гордиться мной, дядя.

— Хотел бы я, чтобы это было так, хотя ты — неважное приобретение для церкви. Теперь я попрошу тебя удалиться. Скоро три часа, а я еще и не прилег. Ты найдешь дорогу к своему отелю?

— Это неважно. Я подремлю здесь в кресле. Идите спать и не заботьтесь обо мне.

— Я не сомкну глаз, пока не буду уверен, что ты покинул мой дом. Ну ^поднимайся же, и спокойной ночи!

Вот копия моего первого доклада кардиналу:

«Фор Майл Уотер, графство Уиклоу,

10 августа

Дорогой дядя, чудо — подлинное. Я симулировал полнейшую доверчивость, чтобы не вызвать подозрений у Хики и деревенских жителей. Я прислушивался к их спорам с заезжими скептиками. Я ознакомился с официальными картами графства и тщательно опросил окрестных лендлордов-протестантов. Я провел день на правом берегу реки и день на левом, а также обследовал и тот и другой в полночь. Я критически рассмотрел вулканическую гипотезу, тектоническую гипотезу, вихревую гипотезу и другие теории, выдвинутые провинциальными мужами науки. Все они несостоятельны. В округе остался лишь один не уверовавший в чудо — оранжист[2]. Он не может отрицать, что кладбище переместилось, но считает, что оно было выкопано в течение одной ночи и перенесено на другой берег крестьянами под руководством Тома Хики. Это, конечно, исключается. За последние четыре года здесь никто не умирал, и могила Адского Билли — единственная, которую можно назвать свежей. Она стоит одна-одинешенька на правом берегу, и здешние жители после наступления темноты обходят ее. Днем же прохожие швыряют в нее камнями, так что скоро на этом месте вырастет каменный холм. Кладбище с полуразрушенной часовней посредине находится на левом берегу. Можете прислать комиссию немедленно. Чудо действительно произошло, как сообщил вам Хики, всякие сомнения тут излишни. Что касается меня, то я уже настолько свыкся с этим, что если завтра все графство Уиклоу провальсирует в Мидлсекс, я не потерплю никаких возгласов удивления моих лондонских друзей.

Не правда ли, я изложил дело ясно и толково? Хватит теперь об этом пошлом чуде! Если вас интересует чудо вечное и нетускнеющее, цветущее и юное, достойное того, чтобы быть увенчанным, приезжайте сюда и взгляните на Кейт Хики, которую вы считали ребенком. Заблуждение, милорд кардинал, заблуждение! Ей семнадцать лет, и у нее такой цвет лица и такой ирландский говорок, что от вашего аскетизма останутся рожки да ножки. Я для нее удивительная личность, непонятный человек, питомец греховных городов. За ней здесь ухаживает шестифутовый деятель сельского хозяйства, которого господь бог создал из отходов самого грубого материала, какой был у него под руками, и отправил в графство Уиклоу пахать землю. Его зовут Фил Лэнген, и он меня ненавидит. Я встречаюсь с ним у отца Тома, которого развлекаю главным образом рассказами о ваших любовных похождениях в Саламанке. Факты иссякли у меня в первый же день, и теперь я придумываю самые удивительные истории об испанских доннах, в которых вы фигурируете как молодой человек, лишенный твердых моральных устоев. Отец Том наслаждается от души. Мне кажется, что, согрев этим лучом освежающей страсти замороженную жреческую абстракцию — а таковой вы были до сих пор в глазах Кейт, — я сослужил вам немалую службу.

А какая природа здесь! Сады Геспериды!.. А небо!

До свидания, дядя».

И вот я живу в Фор Майл Уотер, и я влюблен. Я влюбляюсь постоянно, но встретить женщину такого очарования, как Кейт Хики, мне удается не чаще, чем раз в год. Она так умна, она так ветрена! Когда я завожу речь об искусстве, она зевает. Когда я обрушиваюсь на весь свет и бичую людскую низость, она хохочет и называет меня бедняжкой. Когда я говорю ей о том, как она прелестна, Кейт смеется надо мной. Когда я выговариваю ей за жестокость, она сердится и едко острит на мой счет, называя меня чопорным джентльменом.

Однажды в солнечный день мы стояли у калитки ее дома. Она глядела на пыльную дорогу, поджидая омерзительного Лэнгена. Я глядел в чистое, без малейшего облачка небо.

— Когда вы возвращаетесь в Лондон? — спросила она.

— Я не спешу возвращаться в Лондон, мисс Хики. Мне хорошо и в Фор Майл Уотер.

— Фор Майл Уотер должен гордиться, что понравился вам.

— Да, понравился. А что в этом плохого? Неужели вам досадно, что я здесь счастлив? Почему ирландские девушки не дают человеку хоть минутку отдохнуть душой?

— Не понимаю, зачем вам водиться с ирландскими девушками, если они так плохи?

— Разве я сказал это, мисс Хики? Признайтесь, ведь я произвел на вас сильное впечатление?

— Разумеется, может ли быть иначе? Поверите ли, я не сплю по ночам и восхищаюсь вами, мистер Легге. Чем другим может помочь христианская душа своему ближнему, который столь низкого мнения о себе?

— Вы трижды неправы, мисс Хики. Неправы, иронизируя надо мной, неправы, когда считаете, будто мне нечего надеяться на ваше внимание, и, наконец, неправы, когда злоупотребляете моим откровенным признанием, что я держусь высокого мнения о себе.

— Ну, если я так дурно воспитана, тогда не разговаривайте со мной.

— Помилуйте! Кто сказал, что вы дурно воспитаны? Самые горячие выражения преданности, когда они исходят от меня, кажутся вам оскорбительными. Если я прочитаю молитву пресвятой деве, вы и это сочтете обидным для себя. И все потому, что вы меня ненавидите. А Лэнгена вы понимаете с полуслова, потому что любите его.

— Не знаю, как в Лондоне, мистер Легге, а в Ирландии воспитанные люди не вмешиваются в чужие дела. Не смейте говорить мне, что я люблю мистера Лэнгена!

— А разве вы его не любите?

— Люблю или нет, это не ваше дело.

— Не мое дело, что вы любите другого, а меня ненавидите?

— Откуда вы это взяли? Вы требуете, чтобы вас понимали с полуслова, а сами что-то очень уж непонятливы.

Тут она еще раз взглянула на дорогу, и лицо ее просияло.

— Н-да, — сказал я.

— Что значит «н-да»?

— Это неважно! Сейчас я покажу вам, что такое преданность мужчины. Мистер Лэнген, о котором, кстати, никак не скажешь, что бог обидел его ростом, направляется сюда с визитом. Я не останусь с вами, как это сделала бы ревнивая женщина. Я удалюсь.

— Это как вам будет угодно. Я думаю, вы немало бы дали, чтобы стать таким красавцем, как мистер Лэнген.

— Я отдал бы все на свете. И лишь потому, что высокие мужчины нравятся вам больше, чем широкие взгляды.

— Ах, как вы остроумны!

— Я вижу, вы меня снова не поняли. Вот он идет-сюда, ваш возлюбленный, шагает через забор, как верблюд. А я ухожу через калитку, как подобает честному христианину. Добрый день, мистер Лэнген. Я покидаю вас, так как мисс Хики хочет вам сообщить что-то обо мне и стесняется сделать это в моем присутствии. Надеюсь, вы извините меня.

— О да, извиню, — ответил он весьма нелюбезно.

Я улыбнулся и отошел от них. Не успел я пройти несколько шагов, как услышал жаркий шепот Кейт: «Ах, как я его ненавижу!» Я снова улыбнулся, но тут же меня охватило уныние. Я быстро зашагал прочь, в ушах у меня звучали низкие угрожающие ноты, подобно кларнетам из «Волшебного стрелка», перекликающимся в лесной чаще.

Я очутился на кладбище. Это было пустынное место, огороженное глинобитной стеной с воротами для похоронных процессий и несколькими проломами, через которые крестьяне сокращали себе дорогу, идя из Фор Майл Уотер в город на рынок. Могильные холмики поросли травой. Здесь не было ни кладбищенского сторожа, ни цветов на могилах, не было освященных традицией украшений, делающих столь отвратительными английские кладбища. На большом кусте боярышника, возле которого были погребены монахини-урсулинки, виднелись ситцевые и фланелевые лоскутки, оставленные богомольными крестьянками. Популярность кладбища благодаря чуду сильно возросла за последнее время. На реке установили паром, чтобы возить посетителей на правый берег, где прежде было расположено кладбище. Оттуда, где я стоял, была хорошо видна груда камней на противоположном берегу над одинокой могилой Адского Билли; она заметно выросла со времени моего последнего посещения. Я постоял немного, приглядываясь к ней, потом спустился к реке и вошел в лодку паромщика.

— Добрый вечер, ваша честь, — сказал паромщик и, усердно перебирая канат руками, стал перегонять свое суденышко через реку.

— Добрый вечер. Как дела?

— Сказать по правде, не очень хороши. С левого берега и так видно могилу Билли — помилуй его господь! — вот народу и жалко заплатить лишний пенни, чтобы подъехать поближе и бросить в него камнем. Ездит больше городская публика, из Дублина. Вас сегодня третьего везу, ваша честь, счастливый денек…