Шильке глянул на Риту с такой же радостью, с которой будущий хроникер глянет на свою женщину.
- Ты что-нибудь уже выбрала, красавица?
- У них здесь такой выбор, что я чувствую себя ошарашенной.
Ностальгия последних дней. Лейтенант тепло улыбнулся.
- Начну я, наверное, с салата. Но потом еще буду думать, - предупредила девушка.
- Превосходный выбор, - он поднял пуку. – Официант!...
Рита отложила меню так, чтобы его никто не забрал.
- А ты знаешь, что гестаповский коллекционер различных валют тебя обманул? – спросила она.
- По какому вопросу?
- Хмм… Это такая тайная договоренность секретарш, архивисток и уборщиц, подальше от мужских империй власти, - с издевкой прокомментировала Рита. – Он собирается схватить Холмса не через три дня, а послезавтра. Ему подсунули какого-то офицеришку с секретными документами на продажу. Послезавтра утром.
- Ага, - ненадолго задумался Шильке. – Это значительно сокращает мое время.
- А что ты намереваешься делать?
Шильке прикусил губу. Речь шла о его собственной жизни, и ему нельзя рисковать. Но есть ли на всем земном шаре, который не похвалился бы своей женщине? Нет таких, все погибли.
- Я должен иметь его раньше. То есть – завтра.
- Ага. И подставить грудь под ордена?
- Грудь я могу подставить. Под пули расстрельного взвода.
Рита поглядела на лицо Шильке уж слишком быстро. Она была женщиной породистой. Она многое поняла из этого одного, краткого взгляда. Глянула по сторонам. Увидела убегающий в прошлое мир. Такой красивый. И… приняла решение.
- Ну а я успею на этот поезд? – спросила она прямо. Похоже, ей тоже никак не улыбалось идти в лаптях по порозной земле, где имелся только горизонт.
- В вагон первого класса, красотка.
- Тогда мы разработаем его до завтрашнего дня. – Шильке восхищала в ней решительность и внутренняя дисциплина. К цели Рита стремилась с бешенной бабской последовательностью. Тем более, что решение уже было принято. – Пока что мне известно, что ему сорок пять – пятьдесят лет. Он любит прогуливаться, интеллектуал и раньше работал полицейским.
Все это Шильке уже было известно.
- А теперь главное. Описания его внешности я тебе не сообщу, потому что никто из видевших его людей, его не запомнил.
- Что?
- Не запомнил, - повторила девушка. – Похоже, он производит настолько огромное впечатление своим стилем и элегантностью, поведением, что свидетели концентрируются лиь на общем впечатлении и на каких-то мелочах. Например, платиновый портсигар. Цвет волос? Похоже, что темный. Лицо? Красивое. И все. А впрочем… Сколько из этих рассказов действительно относятся к Холмсу, а не к другим лицам, решить невозможно.
Лейтенант кивнул. Именно этого он и ожидал.
- Сумеешь чего-нибудь узнать на завтра?
Рита подтвердила жестом.
- Мне очень хочется выкупить билет в твоей вокзальной кассе.
Еще один взгляд на суетящихся официантов, на спрятанный среди старательно ухоженных растений оркестр, на сидящих за столами улыбающихся гостей. Вдруг Рита вздрогнула. Она тоже должна была видеть русскую кинохронику.
- Я хочу билет первого класса. И я докажу, что могу себе позволить заплатить.
Неожиданно она улыбнулась и глянула необыкновенно дружески.
- Ты очень интеллигентный тип, Шильке. А поскольку женщины любят предусмотрительных мужчин, а еще таких, которые умеют позаботиться о безопасности семьи, то… Ты, задавака, начинаешь меня по-настоящему интересовать.
Рита отпила глоток принесенного официантом вина и сказала:
- А кроме того, ты не трус. И это тоже хорошо для будущего.
На следующий день мороз сделался полегче. Зато начал падать густой снег, свежий покров которого накладывался на предыдущий, уже слегка покрытый корочкой инея. Легко можно сломать ногу, нужно быть осторожным, в особенности – на брусчатке.
Шильке вроде бы как изучал документы переданного ему дела. Но только одним глазом. Все время он размышлял о то, как найти Холмса. У Крупманна на это был целый год, но даже и он не мог найти, нужно было расставлять ловушку. А у него имелся только один день. Проблема, казалось бы, неразрешимая. Поскольку сам он не располагал никакими материалами, приходилось пользоваться теми крошками, до которых дошел сам. "Перед" Холмс прогуливался по Тумскому Острову. Это ничего не означало. "Перед" могло означать и за неделю до операции, на этапе планирования, за день до действия или в день самой акции – "сразу же перед". Черт его знает. У него даже ненадолго мелькнула идея отправиться на Остров, но Шильке быстро ее погасил. Ну и что ему там делать? Подходить к каждому прохожему с вопросом: "Прощу прощения, вы, случаем, не Холмс?". Не имеет смысла. Сам он только бы перемерз и натер мозоли. Так, ну а что еще мог он сделать? Лейтенант не имел ни малейшего понятия.
Ну как встретиться с Холмсом? Заваренный для себя зеленый чай давно уже остыл. А Шильке неподвижно застыл за своим письменным столом, тупо глядя на покрытое морозными узорами окно. Ну вот что мог он сделать? Прикрыл глаза. Так ведь это же очень просто. Нужно заставить Холмса, чтобы это уже он нашел его. Банально. Элементарно, доктор Ватсон. Вот только как этого добиться? И чем он располагал? Одной-единственной, ценнейшем во всем мире информацией. Завтра гестапо арестует польского агента. Следовательно, необходимо того предупредить и каким-то образом подписать это сообщение. Как? Шильке задумался. Как, как, как? Интересно, стоил ли он тех денег, которые родители вложили в его высшее образование? Интересно, удастся ли ему выдумать?
Он поднял трубку телефона и соединился с диспетчерской.
- Крипо, попрошу архив.
К счастью, трубку взяла Рита. Шильке избрал самый грубый из всех возможных голос.
- Приветствую тебя, красивейшая во всем мире женщина.
- Ну, привет, зазнайка.
В ее голосе Шильке, в свою очередь почувствовал заинтересованность и легкое беспокойство. Рита прекрасно знала, зачем он звонит.
- Мог бы я, в память о вчерашнем вечере предложить тебе, о недоступная, букет сосновых ветвей?
Девушка рассмеялась.
- Приму с величайшим удовольствием. Сосновые иголки напоминают мне дикобраза.
- Как напоминаешь и ты сама, о невозмутимая, - коротко заметил он.
- Хорошо, дай мне два часа.
- Твоего внимания я готов ждать целую вечность. – Шильке прекрасно понимал, что Рите не нужно было бы даже столько времени, чтобы сделать даже самый тщательный макияж. Она знала, чего они оба хотят, но ей нужно было пару часов, чтобы дополнить сведения. Просто, оба играли спектакль перед кем-то, кто мог бы их подслушивать. – И не рассчитывай на то, что я прекращу.
- Рассчитываю на то, что не прекратишь, - снова смех. – Па-па-па, до свидания.
- Буду ждать.
Не было смысла говорить: где, потому что место встречи они определили еще вчера. И было бы лучше, чтобы кто-нибудь со слишком большими ушами, об этом и не знал.
Шильке вернулся к изучению документов.
Тумский Остров был островом совершенно невероятным. Даже после того, как были засыпаны две реки и преобразованы в улицы, он до сих пор представлял собой часть архипелага Бреслау, этой безумной путаницы каналов, ответвлений рек и ручьев, омывающих островки, являющихся крупной частью старого города. Венеция Севера, как говорили прибывшие из других стран. Мосты, мостики, подвесные переходы, гигантские стальные конструкции – и все это над водой. Город сросся со своими реками. Он не мог без них жить, и, скорее всего, они без города – тоже, поскольку только в их отражении он отмечал собственное величие. И вода гордо текла по руслам каналов. Два гиганта, два непокоренные могущества глядели друг на друга уважительно. Вода и город – вредные, дикие, неукротимые сиамские родственники. Вода атаковала несколько раз, как, хотя бы, в тысяча девятьсот шестом году. Город ответил грубой силой, десятками километров предназначенных для предотвращения наводнений каналов, земных валов, камнем, бетоном и сталью. Город желал выжить, река – тоже, а то, что они любили друг друга, вовсе не означало, что при случае не могли щелкать один другого по носу. Без подобного рода забав даже давным-давно существующее семейство способно распасться.
Шильке стоял на соборном мосту, глядя на немногочисленные латки темной воды, видимые из-под льда. Интересно, когда Одер снова покажет свою силу? Супружеские ссоры не были слишком частыми, так что такое способно случиться даже под конец столетия[15]. Через пятьдесят, девяносто или сто лет? Не ему решать. И так его уже не будет тогда в живых. Он был пылинкой в отношении двух сил, которые, в отличие от него, будут брести вместе сквозь невообразимые бездны времени. Он был пылинкой, которая, все же, в отличие от двух суверенов данного места, тщательно планировал собственное будущее.
