Так и теперь он благополучно прибудет к месту своего назначения, и никто, как и тогда, не потребует у него денег за проезд. Утешенный этой приятной мыслью, Ута снова принялся разглядывать людей, которые его спасут, на этот раз более благосклонно. Хороший народ. Всегда внимательный, самоотверженный и трудолюбивый, движимый идеалами справедливости. Сокровище, Настоящее сокровище.

Повторив несколько раз про себя эти слова, он почувствовал, что у него пересохло горло, и решил немедленно промочить его. На углу находился кабачок, освещенный зелеными кольцами неоновых трубок «Ута открыл дверцу такси и не спеша направился к заведению.

– Дайте мне две бутылки коньяка.

Пока человек, стоявший за прилавком, ходил за коньяком в комнату позади бара, Ута лениво облокотился о стойку.

– Ах да, – ворчливо прибавил он, – принесите мне еще бочонок.

– Бочонок? – Голова бармена тотчас же высунулась из-за двери.

– Да, бочонок, – подтвердил Ута, – чтобы поставить туда коньяк.

Им внезапно овладела потребность импровизировать, и он прибавил непринужденно:

– Красного или черного дерева – все равно. Главное, чтобы его не пробивали пули.

– У меня нет такого бочонка, сеньор.

Бармен оперся о косяк двери и некоторое время разглядывал посетителя с явным недоверием.

– Мои приятели только что проделали славную работенку, – объяснил Ута, делая вид, что ничего не замечает, – чистую работенку, мастерскую.

Человек снова исчез за дверью, но при этом следил, чтобы она не захлопнулась.

– За десять минут. Настоящий рекорд. – Ута наклонился вперед, словно собираясь сообщить дополнительные подробности, но вдруг выпрямился. – Словом, завтра у вас будет возможность прочитать об этом в газетах.

Бармен вернулся с двумя бутылками и осторожно поставил их на стойку.

– Вас устраивает терри, сеньор? Или, может быть, вы предпочитаете другой сорт?

– Принесите фундадор,[5] – ответил Ута. – Это любимая марка Джимми. От фундадора у него наверняка прекратится кровотечение.

Бармен унес обратно в кладовую обе бутылки. Через некоторое время он возвратился с двумя другими бутылками требуемой марки.

– Желаете чего-нибудь еще? – спросил он.

Ута снова погладил бородку и сделал вид, что не слышит.

– Нам казалось, что это дело безнадежное, тем более при таком скоплении публики. Но Джимми был великолепен. Никогда не видел, чтобы он действовал так быстро и ловко.

Теперь человек за стойкой глядел на него с откровенной неприязнью.

– Вы что-то сказали? – спросил Ута, внезапно приблизив к нему лицо.

– Сеньор?

– Ну! – Ута стукнул кулаком по стойке. – Что вы сказали?

– Ничего, сеньор, я ничего не говорил.

Молчание длилось несколько секунд, Ута подозрительно разглядывал бармена.

– Завернуть бутылки, сеньор?

– Нет, пока нет. Сначала дайте мне выпить.

– Чего прикажете, сеньор?.

– Чего? То есть как это чего? – воскликнул Ута. – Разумеется, того же, что и всегда.

– Я вас не понимаю, сеньор.

– Уж не хотите ли вы сказать, что не помните меня?…

– Вы ошибаетесь, – сказал бармен. – Я вижу вас впервые.

– Ну и что? – сухо ответил Ута. – Разве я уверял вас в обратном?

Он пытливо оглядел бармена и весело поставил диагноз:

– Конченый человек.

Шофер такси уже прижимался толстым носом к стеклу, и Ута поманил его пальцем, повернувшись спиной к хозяину.

– Как мотор? – спросил он, когда тот вошел.

– Как новый.

– А плечо Джимми?

– Отлично.

– Сменили ему повязку?

– Только что.

– Промокла?

– Ерунда… Немного.

Лицо шофера оставалось совершенно серьезным, и Ута одобрительно подмигнул ему.

– Что будешь пить, Джонни?

– То же, что и вы, шеф.

– Две можжевеловых с ромом?

– Великолепно.

Ута повернулся лицом к стойке.

Не дожидаясь, когда ему повторят, бармен уже составлял смесь.

– Что будем с ним делать? – спросил Ута, кивнув на него.

– Делать? – переспросил новоявленный Джонни.

– Он слышал больше, чем следует, и может разболтать.

– Никогда не поздно устроить ему баню.

– Да, – мечтательно сказал Ута, – никогда не поздно.

Бармен налил смесь в два стаканчика и осторожно подвинул их к краю стойки.

– Ты посмотри, – сказал Ута шоферу, показывая на стаканы, – этот тип, должно быть, принял нас за баб.

Таксист тоже поставил локоть на стойку и несколько секунд пристально глядел на бармена.

– Послушай, крошка, – сказал он, наконец, язвительно. – Мы с шефом не монахини-урсулинки. Когда мы пьем, нам подают в чайных стаканах.

Ута послал человеку за стойкой прекраснейшую из своих улыбок.

– Вы, как видно, не знаете, что случилось с хозяином «Цыганского трактира» всего две недели назад.

– Валяйте, расскажите ему, шеф.

– Он был человек неделикатный и болтливый и любил повторять все, что услышит.

Ута медленно провел левой рукой по губам. Когда он отнял руку, лицо его было совершенно серьезным, словно никогда и не улыбалось.

– Его убили.

Шофер взрывом смеха выразил свою радость.

– Да еще каким манером, шеф.

– Да, – подхватил Ута, – каким манером.

Человек за стойкой налил смесь в два больших стакана, заботливо наполнив их до краев.

– Это другое дело, – одобрительно заявил шофер.

Оба чокнулись, прежде чем выпить. Ута положил на стойку сотенный билет.

– Возьми, парень, – сказал он хозяину, – и постарайся, чтобы с тобой ничего не случилось.

Шофер распахнул двери настежь. Ута вручил ему две бутылки. Как два старых друга, свидевшихся после разлуки, они с песней вышли на улицу, не утруждая себя ответом на неуверенный поклон бармена.

– Знаешь, – сказал Ута, когда они пришли в гараж, где стояла машина, – ты мне нравишься.

* * *

– Какой красивый кораблик, сеньорита Флора, – послышался голос Лолиты. – Чей, вы говорите, это подарок?

– Одного молодого человека по имени Беремундо. Беремундо Саласар Чокано уроженец Ла Риохи, как и мы. В конце войны он пришел в город вместе с националистами[6] и остался у нас в усадьбе.