Первые млекопитающие, должно быть, разлучались со своими детенышами, как только кончалось время кормления, но когда способность взаимного понимания уже зародилась, должно было появиться и сознание преимуществ, связанных с продолжением этой связи, каковые очень велики. И мы вскоре находим много пород млекопитающих, обнаруживающих начала настоящей общественности и держащихся вместе стадами, стаями и сворами, охраняющих друг друга, подражающих друг другу, принимающих друг от друга предостережения криками и действиями. Это нечто, до сих пор невиданное в среде позвоночных животных. Пресмыкающиеся и рыбы встречались, без сомнения, стаями и массами; они вылупливались в огромном количестве, а одинаковые условия сохраняли их вместе, но у общественных и стадных млекопитающих связь возникает не просто под давлением внешних условий: она поддерживается внутренним импульсом. Нельзя сказать, что они просто похожи друг на друга и таким образом оказываются в одно время в тех же местах. Нет, они любят друг друга и поэтому держатся вместе.
Пахицефалозавр
Это различие между миром пресмыкающихся и миром нашего человеческого разума принадлежит к таким, через которые не в силах перешагнуть наши симпатии. Мы не можем осознать в самих себе быструю, несложную, отвечающую немедленной потребности инстинктивность побуждений пресмыкающегося, его аппетиты, страхи, ненависти.
Мы не в состоянии понять их во всей их простоте, ибо все наши мотивы сложны; они не представляют собой простых потребностей, а являются результатом размышления и взвешивания. Но млекопитающие и птицы обладают способностью сдерживаться и заботиться о других индивидуумах, им свойственно стремление к общественности, самообладание; другими словами, они подобны нам самим, но лишь стоят на более низком уровне. Мы можем, следовательно, установить связь почти со всеми их разновидностями. Когда они страдают, они кричат и производят движения, которые будят в нас сочувствие. Мы можем сделать из них понятливых любимцев, вызвать в них ответную привязанность. Их можно приучить к сдержанности в отношении нас, приручить и обучить.
Необыкновенное увеличение мозга, являющееся центральным фактом кайнозойского периода, свидетельствует об установлении новых связей и взаимоотношений между индивидуумами. Оно предвещает развитие человеческих обществ, о которых у нас скоро будет речь. По мере того, как развивалась кайнозойская эра, сходство между тогдашней флорой и фауной и той, которая населяет мир в настоящее время, все возрастало. Огромный, неуклюжий винтатерес и титанотерес, чудовищные, неповоротливые животные, не похожие ни на одно живое существо нашего времени, исчезли. С другой стороны, ряд форм последовательно поднимался по определенным ступеням от причудливых, неуклюжих предков к жирафам, верблюдам, лошадям, слонам, оленям, собакам, львам и тиграм ныне существующего мира. Эволюция лошади особенно ясно видна в геологической летописи. Мы обладаем прекрасной полной серией форм лошади от ее маленького, похожего на тапира, предка из ранней кайнозойской эры. Есть еще животные, постепенное развитие которых удалось довольно точно проследить — это ламы и верблюды.
Естествоиспытатели делят класс млекопитающих на известное число разрядов. Во главе их стоит разряд приматов, включающий лемуров, обезьян и человека. Эта классификация была основана вначале лишь на анатомическом сходстве и не принимала во внимание умственных качеств.
Историю приматов чрезвычайно трудно расшифровать в геологической летописи. К этому разряду относятся большей частью животные, населяющие лесные дебри, как лемуры и обезьяны, или живущие на голых скалистых местах, как павианы. Они редко тонут или покрываются отложениями; к тому же большинство видов не отличается многочисленностью особей. Таким образом, среди ископаемых они фигурируют гораздо реже, чем предки лошадей, верблюдов и т. п. Но все же нам известно, что в самом начале кайнозойского периода, т. е. приблизительно около сорока миллионов лет тому назад, появились первобытные обезьяны и лемуроподобные существа с менее развитым мозгом и не столь дифференцированные, как их позднейшие преемники.
Великое лето Земли в середине кайнозойского периода наконец прекратилось. Ему было предназначено последовать за двумя другими великими летними периодами в истории Земли, летом угольных болот и летом эры пресмыкающихся. Земле снова предстояло пройти через ледниковый период. Мир замерз, оттаял на время и замерз снова. Там, где в настоящее время беспечно разгуливают взад и вперед бульварные журналисты, в далеком жарком прошлом пробирались сквозь буйную субтропическую растительность гиппопотам и ужасный тигр с клыками, похожими на кинжалы; саблезубый тигр охотился за своей добычей. Но вот наступили мрачные времена, а за ними и еще более мрачные. Произошло великое искоренение и уничтожение видов. Один из видов носорога, весь покрытый шерстью, приспособился к холодному климату и уцелел вместе с мамонтом — огромным, также покрытым шерстью родичем слона, полярным мускусным быком и северным оленем. Столетие за столетием полярный ледяной покров, смертоносная зима ледникового периода, сползал все дальше и дальше к югу. В Англии он дошел почти до Темзы, в Америке достиг Огайо. Наступили более теплые промежутки в несколько тысяч лет и возвраты к еще более жестоким холодам.
Геологи называют эти периоды вечной зимы Первым, Вторым, Третьим и Четвертым ледниковыми периодами, а промежутки — междуледниковыми периодами. Мы живем теперь в мире, все еще истощенном и искалеченном этой ужасной зимой. Первый ледниковый период начался 600000 лет тому назад. Четвертый достиг наибольшей суровости около 50000 лет тому назад. И вот среди снегов этой долгой зимы и зародилось на нашей планете первое человекоподобное существо.
К середине кайнозойской эры появились уже различные обезьяны со многими человекоподобными особенностями в строении челюстей и костей конечностей, но только приближаясь к ледниковым периодам, мы встречаем следы существ, о которых можем говорить как о «почти людях». Эта следы — не кости, а утварь. В Европе среди находок этого периода, длившегося от полумиллиона до миллиона лет, — кремни и камни, которые, очевидно, были оббиты намеренно каким-нибудь обладающим руками существом, желавшим ударять, скоблить или сражаться при помощи заостренного конца. Эта вещи были названы «эолитами» (камни зари жизни). В Европе не найдено костей или каких-либо других следов существ, которые сделали эти предметы — ничего, кроме самих предметов. У нас нет полной уверенности в том, что они не сделаны какой-нибудь умной, но совсем не человекообразной обезьяной. Однако в Триниле на Яве среди ископаемых этой эпохи были обнаружены кусок черепа и различные зубы и кости какой-то породы обезьяночеловека, мозговое вместилище которой превосходит по размерам черепа всех прочих из когда-либо живших и живущих обезьян и которая, по-видимому, держалась вертикально. Это существо названо теперь Pytecanthropus erectus, «прямоходящий обезьяночеловек», и маленький поднос, наполненный его костями, является доныне единственной точкой опоры нашего воображения в попытке восстановить образ творцов эолитов.
