— Давайте я вам подковки подобью.
Но больше всего меня радовала наша дружба с Лилей. Лиля тоже участвовала в самодеятельности. И после нашего первого выступления она встретила нас за кулисами. В черном концертном платье она была похожа на королеву. Я никогда не видел королев, но все равно. Лиля пожала нам руки и сказала, что она довольна нами. Когда она говорила это, глаза ее светились, как у кошки, — искристо и ласково. Даже очень ласково. Жаль только, что смотрела она одновременно на нас обоих.
Неприятность случилась под Новый год. Был концерт. Когда он окончился, я и Мишка вышли из клуба.
Стояла лунная ночь. Земля была белой-белой. Блики падали на верхушки сосен, на крышу кирки, в которой помещался полковой клуб. Во дворе строились подразделения. Мы слышали, как кто-то из солдат пел только что исполненную нами песню:
Люблю, друзья, три слова я:
Кино, отбой, столовая…
И нам было приятно, что эта шуточная песенка, придуманная нами на мотив «Школьного вальса», уже полюбилась кому-то и запомнилась.
Подошла Лиля. Она сказала:
— Мальчики, ко мне приехала подруга из Выборга. Мы вместе учились в школе… Я приглашаю вас на встречу Нового года. Не пугайтесь, мы будем только вчетвером.
— Почему именно нас? — глупо спрашиваю я.
— Моя подруга такая изысканная особа, что в этом захолустье доверить ее можно только Мише. — Лиля поворачивает голову к Истру. — Когда она узнала, что твой отец профессор, доктор экономических наук, это подействовало на нее неотразимо, как команда… Сейчас она занимается сервировкой стола.
— Спасибо, Лилечка, — говорит Мишка. — От моего предка спасибо… И я… Я никогда не забуду этой минуты.
— Мой отец уехал в округ, — торопливо говорит Лиля, словно боится, что мы откажемся.
Мишка восторгается:
— Совсем прекрасно!
— Может, и прекрасно. Но кто нас отпустит? — говорю я.
— Сержант Лебедь, — отвечает Истру.
— Нет, не могу, — говорит Лебедь и поворачивается к нам спиной.
— Товарищ сержант, вы убьете меня своей непреклонностью. И по ночам вас будут мучить кошмары, — говорит Истру.
— Не могу. Не имею права. Проситесь завтра у командира роты.
— Но нам нужно сегодня, — робко вставляю я.
— Всем нужно сегодня… Я не могу отпустить вас на всю ночь.
— Отпустите на час, — просит Истру.
Сержанту надоел этот диспут. Он зажигает спичку и устало говорит:
— Отбой!
Мы быстро раздеваемся. Спичка догорела. Но мы уже лежим под одеялом. Не фокус, а тренировка. Лебедь уходит. В дверях тускло мерцает дежурная лампочка. Она окрашена в синий цвет. Тишина. В казарме стоит запах сырых портянок. Специфический запах. Его не спутаешь с другим. Свистяще храпит Асирьян. А мы не спим.
Истру глядит в окно. Истру вздыхает. Я подхожу к окну. И мы оба, сверкая белыми подштанниками, смотрим в окно. Мы видим, как ели, сосны, закутавшись в заячьи шубки, друг за дружкой спускаются к озеру. Оно, небольшое и теперь занесенное снегом, напоминает поле стадиона.
Где-то далеко светятся окна. Там горят не дежурные лампочки. И когда подумаешь об этом, делается грустно.
— Скоро двенадцать, — в пустоту говорит Мишка.
— Давай спать…
— Нас ждут…
— Заряжай! — кричит кто-то во сне и неожиданно добавляет: — Не надо сдачи…
Мы лезем на койки. Натянув на голову одеяло, Мишка говорит мне:
— Минут через пять иди в уборную…
Уборная у нас на улице, за казармой. Отправляясь туда, мы надеваем сапоги, шапку. И прямо на нижнее белье накидываем шинель. Только так можно выйти ночью из казармы, не возбудив подозрения дежурного.
— Захвати пояс, — слышу я голос Истру.
Пояса в уборную обычно не берут. За ненадобностью.
Проходит минута, вторая… Сура уже лежит на боку и не храпит, будто прислушивается. Я осторожно спускаюсь с нар. Нащупываю сапоги…
Широко распахнув шинель, словно демонстрирую свое нижнее белье, я прохожу мимо дневального. Зеваю, потягиваюсь…
Морозный воздух щекочет грудь. Я запахнул шинель, подпоясался.
Я стою в тени, за казармой. Луна. И тихо. Так тихо, будто старый год, отслужив свое, унес в вечность все звуки.
Хлопает дверь. Да, это Истру. Он тоже подпоясался ремнем. Если не знать, то со стороны совсем незаметно, что он в нижнем белье. Только холодно. Но с трудностями надо бороться.
— Пойдем! — говорит он.
— Это самоволка, — чувствуя укоры совести, говорю я.
— Чепуха. За пятнадцать минут мы сбегаем туда и обратно. Главное — предупредить девчат да извиниться перед ними. А если в казарме засекут, сошлемся на расстройство желудка. Гляди в оба. Не дай нам бог напороться на дежурного по гарнизону.
Мы идем по пустынной дороге. Кругом нас высокие деревья. Они похожи на великанов. А мы такие маленькие…
Вот дом. Здесь живет Лиля. Справа ее окно. Мы стучимся в окно. Лиля открывает дверь и стоит на пороге.
— Смелее, мальчики! — улыбается она, подбадривая нас взглядом.
Мы нерешительно переминаемся с ноги на ногу. Наконец Истру говорит:
— Лиля, нас не отпустили. Глупо, но мы пришли сообщить именно этот прискорбный факт. Желаем счастья тебе и твоей подруге. А мы скрываемся…
Я стою сзади, покусываю губу и смотрю на Лилю. Ее лицо омрачилось. Неужели ей действительно хочется встретить с нами Новый год?
— Раз пришли, зайдите хоть на минутку…
— Если только на минутку… — мнемся мы, глядя друг на друга.
— Снимите шинели, мальчики. У нас жарко.
— Что ты, Лиля, — ужаснулся Истру. — Это невозможно! Ты подбиваешь нас на преступление.
Лиля проводит нас во вторую комнату. На краю стола, закинув ногу за ногу, сидит девушка в брючках и джемпере. У нее мальчишеская прическа. И узкий, словно заточенный, каблук. В руке девушка держит длинную болгарскую сигарету с золотым ободком и смотрит на нас любопытными глазами.
— Знакомьтесь, — представляет нам девушку Лиля. — Тая…
Не слезая со стола, Тая протягивает руку и вместо приветствия говорит:
— Мальчики, вы не в дзоте… Вешалка в коридоре.
— Я бы многое дал за то, чтобы выполнить ваше пожелание, — заверил Истру.
— Они забежали на минутку, — пояснила Лиля. — Их не отпустили…
— Этого только не хватало… Порядки! Не будем терять времени, — заявила Тая и соскользнула со стола.
Мода — явление непостоянное и крайне стихийное. С этим трудно не согласиться. Науке многое известно о Марсе. Климат, атмосфера, снеговые шапки… Но какие шапки носят жители Марса и носят ли они сапоги, жакеты, бюстгальтеры, об этом не скажет ни один астроном и даже академик.
А попробуйте объяснить покрой современного европейского костюма для мужчины у нас на земле. Почему пиджак застегивается спереди, а не сзади. Удобнее?! Всегда ли? Почему к пиджаку полагаются брюки, а не юбка, как у шотландцев?
Географическое положение страны, особенности ее культуры, традиции…
Нет. Что бы ни говорили историки мод, но могло случиться так, что наиболее изысканным туалетом современного мужчины считалась бы серая шинель и… подштанники. Шанс лотерейный, однако не более, чем всякий другой.
К сожалению, этого не случилось.
А потому, пробираясь к столу, сервированному с ресторанной роскошью, я старательно запахивал полы шинели. И не без оснований опасался, как бы мой странный туалет не шокировал хозяйку дома и ее подругу.
Этого нельзя было сказать о Мишке. Он чувствовал себя в своей стихии. Без труда стал центром нашей маленькой компании. Жесткий регламент не позволил сделать вступление. И он с ходу стал рассказывать о кинокарьере француженки Бардо. Он рассказывал и смотрел на Таю. Он обладал врожденной интуицией и мог безошибочно определять интеллектуальные запросы своих партнеров. Юная кретинка не могла скрыть удивления. Истру восхитил ее. Вот что значит читать польские журналы. А Истру читал…
— Бом! Бом! Бом!
Ударили старые часы с римскими цифрами и медным, похожим на половник маятником. Фарфоровая статуэтка, девица с голыми ногами, глядела на нас с серванта. С того самого серванта, на котором когда-то сидела белка.
— С Новым годом! Да сопутствует вам счастье…
Лиля поднесла к губам бокал и смотрела на меня из-под опущенных ресниц насмешливо и чуть-чуть задиристо. И тогда не знаю и не хочу знать почему, я вдруг понял, что люблю ее. Люблю за то, что она красивая.
Коридор гауптвахты освещала маленькая лампочка под потолком. Она была такая тусклая, что казалась нарисованной.
Мишку втолкнули в комнату и заперли.
Я стоял в начале коридора, прислонившись к стене, и с любопытством смотрел на приближающихся конвойных. Из комнаты начальника караула доносились обрывки телефонного разговора.
— Товарищ подполковник, — кричал в трубку начальник караула, — здесь двух солдат привели в нетрезвом состоянии. Документов при них нет. Они в нижнем белье и в шинелях. Считают, что задержаны незаконно. Грозятся жаловаться. Пусть грозятся?.. Да, да… Я посадил их в отдельные камеры.
