Когда его задержали в первый раз, я приказал ему раздеться догола, чтобы удостовериться, что у него нет «скорой помощи». «Скорая помощь» - это, как правило, нательная майка, вымоченная в растворе героина и затем хорошенько просушенная, доза, вполне достаточная для нескольких дней в каталажке. После этой проверки Ромеро меня зауважал. Я обнаружил у него «скорую помощь», но капсулы в анальном отверстии не было. Зато в этом месте была татуировка: волчья голова с распахнутой пастью. Он объяснил, что это служит предупреждением гомикам. В тюрьме к нему не приставали.
- Джезус, ты не знаешь, кто тут у нас хороший татуировщик? - спросил я.
- Черт побери, господин Сан… Сантьяго, с тех пор как выяснилось, что многие парни подхватили гепа… ге-пата…
- Что?
- Гепатит. Да вы знаете! Они становятся желтенькими, как цыплята. Это все из-за грязных иголок. Так вот, с тех самых пор комиссия по гигиене закрыла все салоны.
- Что, ни одного не осталось?
- Все перебрались в Норфолк или Бостон. Ведь там верфи.
- А кроме салонов?
- Есть тут один тип. У него подпольная лавочка. В районе бруклинской верфи, Фламинг-авеню, на пересечении с Клинтон. Там кондитерская, но это только прикрытие. Он работает в задней комнате. Скажите, что от меня.
- Хорошо, спасибо.
- Это все, что вам нужно?
- Да.
- Вы что, хотите сделать татуировку?
Избегайте фамильярности. Будьте вежливы, но строги - таковы правила.
- Спасибо за информацию, Джезус.
В трубке послышался вздох облегчения. Когда не требовалось серьезных сведений, дача которых могла и аукнуться, например, пулей в спину, Ромеро становился болтливым.
- Всегда к вашим услугам.
- Хорошо, спасибо.
Я сел в машину и поехал к Бруклинскому мосту.
Через несколько кварталов я свернул направо. Улица была застроена маленькими ухоженными домиками с уютными зелеными лужайками. Раньше здесь жили морские офицеры. Повернув налево, я вновь поехал на север, проскочил квартал, застроенный старыми бревенчатыми домами, сложенными из потрескавшегося от старости кирпича бараками и маленькими магазинчиками с витринами, заполненными перезревшими бананами и увядшим салатом. Оставив машину на Клинтон-стрит, я открыл дверь крошечной обшарпанной булочной.
Довольно упитанный мужчина с лицом, лоснящимся от сытости, лет шестидесяти пяти, восседал за автоматом для розлива лимонада, на котором толстым слоем лежала пыль. Меня мучила жажда, но одного взгляда на стаканы и отталкивающего вида тряпку, служившую для протирки стойки бара, оказалось достаточно, чтобы желание напиться улетучилось, как утренняя роса под лучами жаркого солнца.
- Чего надо, приятель?
- Я друг Джезуса Ромеро.
- Ах вот что!
Я кивнул. Он попросил меня подождать и скрылся в задней комнате. Послышалось жужжание телефонного диска. После короткого разговора он вновь появился за стойкой.
- Все в порядке. Пройдите в заднюю комнату. Я беру не дешево, чтоб вы знали.
Он раздвинул засаленные портьеры, я вошел в комнатушку и уселся за не менее сальный кухонный стол. Гепатитом я, может быть, и не заражусь, но заражение крови мне обеспечено. Из ящика стола хозяин вытащил целый ворох образцов цветных татуировок. Но ничего похожего на то, что я разыскивал, там не было. Рисунки были примитивными: корабли, якоря, полуголые танцовщицы - то же, что и у Джезуса.
- Чего же вы хотите? Что-нибудь специфическое? Я вытащил свой рисунок и показал ему:
- Я хотел бы что-нибудь в этом роде.
- Змею?
Я кивнул.
- И где же вам ее зафиксировать?
Я поднял безымянный палец и очертил вокруг него окружность.
- Вы хотите рисунок вокруг пальца?
- Именно. Это что, очень сложно?
- Он еще спрашивает! Я не занимаюсь этим, приятель. Это тонкая работа. Я работаю по-простому: сердца, гавайские танцовщицы, девизы. А насчет остального я не в курсе.
- Куда же я могу обратиться?
- Я знаю лишь одно место, где делают подобные штучки. В Японии.
- А в Норфолке или Портсмуте?
- Нет. Ни там, ни в Сан-Диего. Это умеют только в Японии. Я, конечно, не хочу проявлять неуважения к соотечественникам, но япошки это делают лучше любого известного мне татуировщика. А мне известны все татуировщики.
- А кто-нибудь еще просил вас сделать такую змейку?
- Странный вопрос, приятель.
От него вдруг повеяло холодком. Если бы я вытащил свой значок, этот тип моментально превратился бы в законопослушного гражданина, но я уже никогда не смог бы вытянуть из Ромеро стоящих сведений. К тому же в мгновение ока распространилась бы новость, что Ромеро посылает к своим дружкам полицейских.
- Одна давняя подружка говорила мне, что сделала такую змейку где-то в районе верфи.
Он расслабился:
- Уже больше двадцати пяти лет я ошиваюсь вокруг верфи. Ты не найдешь здесь ни одного татуировщика старше меня. Я начинал еще до того, как появились сказочки о зараженных иголках. Но на моей памяти никто не делал такую работу. Передайте вашей подружке, что, несмотря на мое уважение к ней, она не способна отличить задницы от пальца.
X
Я припарковал свой «олдс» на одной из насыпей под Бруклинским мостом. В этот час на дорогах было слишком много машин. Лучше переждать в спокойном местечке.
Закурив и удобно устроившись на сиденье, я прикрыл глаза, наслаждаясь свежестью соленого воздуха.
Я вновь начал анализировать все, что знал или предполагал, что знаю, о моей даме.
Ей, вероятно, от тридцати до сорока лет.
Принадлежит к достаточно состоятельному, даже богатому слою общества.
Была замужем, возможно, разведена. Или человек, забавлявшийся, разрезая ее на куски, хотел убедить нас в этом.
Возможно, сделала татуировку в Японии.
Попыталась избавиться от татуировки.
Потерпев неудачу, купила широкое кольцо, чтобы скрыть оставшиеся от татуировки следы.
Была знакома со специалистом-анатомом, возможно врачом.
Ее держали под замком в Нью-Йорке или где-то в радиусе ста пятидесяти километров.
Итак, необходимо отыскать богатую женщину, знакомую с неким врачом. Такие характеристики подходили ко всему женскому населению Парк-авеню.
XI
Идея, показавшаяся мне многообещающей, родилась в моей голове, как раз когда я съезжал с Бруклинского моста.
Оказавшись на 240-й Центральной, я отправился в бюро связи и, остановившись перед огромной картой, принялся внимательно ее изучать. Потом попросил все телефонные справочники Нью-Йорка, Нью-Джерси, Коннектикута и других районов в радиусе ста пятидесяти километров от города.
Устроившись за столом, я выписал названия всех медицинских учебных заведений, больниц и госпиталей, медицинских журналов и газет. Немного подумав, я пожал плечами и, пробормотав: «В моем положении…», добавил к списку психиатрические госпитали и лечебницы.
Мой список насчитывал более сотни больниц только в Манхэттене и Квинсе. Кисти рук и пальцы ныли. Несколько капель крови выступило из-под швов. Напротив каждого учреждения я проставил номер телефона.
Я позвонил секретарше директора Полицейской академии и заявил, что инспектор Хенрехен нуждается в аудитории к девяти часам утра завтрашнего дня. Свободна ли она?
Секретарша проверила. Аудитория была свободна. Она заверила, что проследит за исправностью микрофона и аппаратуры, и согласилась попросить дежурного направлять в аудиторию всех медицинских работников, которые завтра придут на встречу. В проходной будет также вывешена информация о том, как пройти в зал.
