Различие между городом и деревней — скорее количественное, чем качественное; они отличаются по величине, а не по сути. Есть несомненные города, и есть явные деревни, но всем нам встречались такие поселки, обитатели которых гордо именуют их городами, и если приезжие неосторожно назовут подобный поселок деревней, то это будет воспринято как оскорбление. Когда речь идет о Средних веках, разграничить два типа поселений еще сложнее, потому что в то время даже большие города имели много черт, свойственных деревням. Сегодня самым характерным признаком городской жизни является, пожалуй, наличие магазинов, способных удовлетворить привычные запросы цивилизованного человека, и точно так же в минувшие времена отличительной особенностью города было присутствие среди его жителей определенного числа торговцев, людей, для которых сельское хозяйство не было единственным источником дохода. Мы видели, что прообразом деревень были поселения в несколько домов, хозяева которых зачастую были связаны родственными узами и строились рядом, чтобы при необходимости вместе обороняться; первопричиной возникновения городов могла послужить именно потребность в совместной защите. Уже в глубокой древности бродячие племена, населявшие Британию, имели укрепленные убежища, под защиту которых во времена междоусобиц или иноземного вторжения собирались отовсюду соплеменники, обычно жившие рассеянными группами; такие укрытия, как правило, строились на возвышенности и были окружены высокими валами и глубокими рвами. Когда жизнь стала более оседлой и появились деревни, нередко бывало так, что укреплённая деревня вождя племени (по тем временам правительственный центр) разрасталась больше других и главенствовала над ними, возможно продолжая при этом играть роль убежища на случай опасности. Римляне стимулировали рост этих племенных городов и создавали новые. Будучи методичным народом, римляне закладывали свои города по чётким геометрическим линиям: одна магистральная улица шла с севера на юг, другая — с запада на восток, пересекая первую в центре города; остальные улицы прокладывались параллельно двум основным, так что город оказывался разбитым на прямоугольные кварталы, один из которых, находившийся на перекрёстке центральных улиц, отводился под рынок, суд магистратов и городскую администрацию. В этих городах, связанных друг с другом прославленными римскими дорогами, процветала торговля и скапливались богатства.
Саксы питали недоверие к укреплённым городам (их боги были богами открытой местности) и чувствовали себя неуютно в замкнутом пространстве за городскими стенами. Поэтому они разграбили города и, оставив их в запустении, поселились на приволье. Однако сменилось не так много поколений, и саксы оценили преимущества городов; потребность в защите побудила людей в очередной раз изменить образ жизни, это видно по тому, что за некоторыми городами закрепилось название «бург» (или «боро» — таково современное произношение старинных слов «burh» и «borough», первоначально означавших «укреплённое место, где можно укрыться от опасности»). Как в названиях Ислингтона, Престона, Саутгемптона и других мест сохраняется память о сельских поселениях — «тунах», так и средневековые «бурги» («боро») продолжают жить в названиях Кентербери, Эйлсбери и Питерборо, а в названиях Честера, Ланкастера, Глостера и Чичестера, образованных от искажённого латинского слова «castrum» («крепость»), увековечен тот период, когда саксы стали осваивать римские города, защищённые стенами.
Итак, бурги возникали как оборонительные центры, которые служили убежищем жителям прилегающей местности; об их большом значении свидетельствует тот факт, что содержание в исправности укреплений бурга входило — наряду с воинской службой и ремонтом мостов — в число трёх повинностей, обязательных для всех свободных людей, владевших землёй. Мы знаем, что в то время, когда была составлена Книга Страшного суда (такое название получила в народе первая перепись, проведённая в 1086 г.), в некоторых бургах, в частности в Оксфорде, были дома, принадлежавшие манорам из различных областей графства, и владельцы этих домов отвечали за оборону определённого участка городской стены. (Стена не обязательно была каменной, гораздо чаще она представляла собой земляной вал с палисадом; например, в Бриджнорте, находившемся в Шропшире, в пограничной местности, постоянно страдавшей от набегов валлийцев, деревянные городские укрепления были заменены каменными только в начале правления Генриха III[17], и нам известно, что на протяжении XIV и XV веков наиважнейшие города получали право собирать средства на строительство каменных укреплений.) В городских домах жили в военное время обитатели манора: те, кто искал защиты за стенами бурга и те, кто нёс там гарнизонную службу; в мирное время дома сдавались внаём, или же в них останавливались крестьяне, приезжавшие в город продавать и покупать. Дело в том, что бурги вскоре стали центрами сбыта излишков сельскохозяйственной продукции, а безопасность этих мест быстро начала привлекать купцов, мелких торговцев и ремесленников всех профилей. Таким образом, бурги были одновременно и военными, и торговыми центрами, и по мере того как жизнь становилась более мирной и безопасной, росли новые города, возникавшие исключительно ради целей торговли и почти не имевшие оборонительного значения.
И вот вопрос: почему важнейшие города должны были возникнуть именно там, где возникли? Попытаемся ответить на него и постараемся при этом не перепутать причину со следствием; например, если перед нами город с замком, то, возможно, замок был возведён для того, чтобы держать под контролем уже сложившийся город, как в Норидже, Лондоне и во многих других местах, но возможно, напротив, что город вырос вокруг замка, именно так было с Беркемстедом и с целым рядом городов на границе с Уэльсом. Есть история об одном глубоко верующем монахе: проповедуя о благости промысла Господня, он призывал своих слушателей обратить внимание на то, что по воле божественного Провидения реки всегда принуждены течь через большие города — к великой пользе для их жителей. Будь этот проповедник столь же мудр, как и набожен, ему бы открылось, что реки существовали в тех краях прежде городов, которые возникли на их берегах как раз потому, что такое расположение было удобным для нужд людей. Наличие подъездных путей — вот отличительная особенность той местности, где мог зародиться город. Удобные гавани на морском побережье дали начало таким городам, как Саутгемптон, Дувр, Бостон и Плимут; в XVI веке из-за того, что заилились их гавани, обнищал Честер, а Рай и Винчелси превратились из процветающих бургов в захолустные местечки. Ещё более способствовали росту городов судоходные реки. Лондон, возникший как порт при крупном бриттском городе Веруламии (ныне на его месте Сент-Олбанс), приобрёл важное значение благодаря тому, что в его пределах находился ближайший к морю мост через Темзу; суда из приморских городов и из других стран могли подняться по Темзе до Лондона, а по верхнему течению Темзы и по дорогам, сходившимся к мосту, туда прибывали продавцы и покупатели из внутренних областей страны. Таким же образом Бристоль вырос вокруг моста через Эйвон, а Норидж — у верхней границы судоходной реки Яра. Реки оказывали влияние на формирование городов даже в глубине страны: броды и мосты притягивали дороги и перевозимые по ним товары, это, разумеется, благоприятствовало возникновению торговых городов, что подтверждают названия Оксфорда (букв, «бычий брод») и Кембриджа (от «bridge» — «мост»). То же можно сказать о перекрёстках дорог: Винчестер возник на пересечении шести древних дорог, другие примеры городов подобного происхождения — Солсбери, Сайренсестер, Хантингдон.
Любой фактор, способный привлечь в определённое место приезжих, у которых есть потребность что-либо купить и есть деньги, чтобы оплачивать свои нужды, неминуемо привлечёт туда и коммерсантов, преисполненных намерений удовлетворить эти потребности и получить эти деньги. Вот почему округа крупного монастыря, который был одновременно центром паломничества и своего рода гостиницей для путешественников, быстро превращалась в город, как произошло, например, в истории Сент-Олбанса, Бери-Сент-Эдмундс и Питерборо. В ряде случаев специфической причиной возникновения города послужили уникальные особенности местности. Ват (букв, «купальня») обязан своим существованием горячим источникам, к которым с римских времён и до наших дней прибегают страдающие ревматизмом. Ярмут представлял собой всего-навсего вереницу песчаных отмелей, где рыбаки «Пяти портов»[18] развешивали свои сети и коптили рыбу, пока в те места не пришли люди, чтобы закупать рыбу, вести обмен товарами с жителями портов и принимать участие в рыбной ловле. Были также города, возникшие по воле какого-либо одного человека. Портовый город Линн основал примерно в 1100 году на землях, отвоёванных у болот, епископ Герберт Нориджский, а порт Кингстон-он-Гулль (сегодня мы называем его короче — Гулль) был основан, как можно догадаться по его названию, королём — Эдуардом I, сумевшим оценить преимущества этого местоположения. Тот же король, когда море стало наступать на процветающий морской порт Винчелси, заложил на соседнем клифе[19] новый город, куда переселил жителей старого. Новый Винчелси был разбит на прямоугольные кварталы, подобно древнеримскому или современному американскому городу, тот же принцип был ранее применён в Ладлоу и в других городах на границе с Уэльсом, однако в подавляющем большинстве случаев средневековые города застраивались стихийно и не имели чёткой планировки.
Города, заслуживавшие в Средние века такого наименования в отличие от крупных деревень, — это бурги. Как мы уже знаем, первоначально так называли просто укреплённое место, однако после нормандского завоевания это слово стало обозначать город, жители которого обладали определёнными привилегиями и могли действовать как единое целое, а не как разрозненные индивиды. В наши дни Лондонский городской совет состоит из большого числа людей, действующих сообща; когда мы говорим, что Лондонский городской совет вынес такие-то и такие-то постановления, мы не думаем об отдельных членах совета, но подразумеваем некое воображаемое лицо, выражающее их общее мнение. Точно так же, когда мы говорим, что город Лестер принял определённые муниципальные законы, снарядил столько-то солдат и должен выплатить королю такую-то сумму денег, речь идёт о некой воображаемой фигуре, олицетворяющей жителей Лестера. Бург может действовать как один человек, но «он не имеет души, которую можно спасти, и не имеет тела, чтобы побить его»; он может нарушить закон, но его нельзя заключить под стражу, а если наложить на него денежный штраф, то эту сумму придётся взыскивать с отдельных бюргеров[20], и трудно сказать, кто должен будет следить за тем, чтобы штраф был уплачен.
Некоторые города являлись бургами уже во времена нормандского завоевания. Другие были в то время всего лишь манориальными виллами, почти не отличавшимися от маноров, описанных в предыдущей главе, но они превратились в бурги в ХII—ХIII веках, получив хартии от лордов, которые нуждались в деньгах для участия в крестовых походах и для других целей, а потому были рады продать горожанам часть своих прав. Иногда таким манориальным лордом был король, иногда — один из представителей высшей знати (эрл Дерби в 1251 г. превратил в бург Хайем Феррере, а в 1253 г. — Болтон, что в Ланкашире), а иногда — монастырь. Представители последней категории — монастыри-лорды — были меньше других заинтересованы в том, чтобы позволить своим городам стать бургами, и больше всех скупились на привилегии, отчего в таких местах, как Сент-Олбанс, Бери-Сент-Эдмундс, Данстепл и Норидж не прекращались раздоры между горожанами и монахами, иногда перераставшие в серьёзные столкновения, подобные бунту 1270 г., когда была сожжена кафедральная церковь в Норидже. Превратившись в свободный бург, манориальная вилла не сразу утрачивала черты земледельческого поселения; нас не удивляет, что бюргеры, жившие в небольших городишках вроде Стейнинга в Суссексе или Данстера в Сомерсете (где хартия давала бюргерам право убивать кроликов, причинявших ущерб их огородам), были крестьянами, однако воистину удивительно то, что такие старинные и важные по значению города, как Ковентри или Лестер, были окружены тремя огромными неогороженными полями, а бюргеры Нориджа и Оксфорда отстаивали свои права на пользование пастбищами, причем эти права сохраняются за жителями Оксфорда по сей день. Те, кто представляет себе город по типу Бирмингема, Мидлсбро или Лидса, будут удивлены ещё больше, узнав, что в Средние века Лондонский суд прекращал свои заседания на время летней страды, что в 1388 г. был издан закон, обязывающий всех ремесленников, не связанных неотложной работой, принимать участие в уборке урожая, а ткачи Нориджа, входившего в тройку богатейших городов Англии, ещё в XVI веке должны были останавливать свои станки и идти убирать урожай. Сельскохозяйственный элемент присутствовал в жизни всех средневековых городов: даже в пределах городской стены Лондона находилось немало огородов, и приходилось постоянно издавать указы, запрещавшие хозяевам выпускать свиней на улицы. Но притом, что некоторые бюргеры трудились на фермах, они были не сервами или вилланами, а свободными; если виллану удавалось, бежав в город, прожить там в качестве бюргера год и один день и хозяин не заявлял на него, виллан становился свободным.
Все бюргеры были свободными; подобно налогоплательщикам наших дней, они совместно несли бремя обязательств, налагавшихся на их город, и поначалу все они были равны. Время от времени граждане бурга собирались все вместе, чтобы обсудить вопросы общегородской политики и принимали решение путём выкриков «Да, да!» или «Нет, нет!». В частности, раз в году бюргеры собирались для того, чтобы избрать городской совет из двенадцати или двадцати двух человек во главе с управляющим [reeve], провостом, бальифом или мэром. Как бы ни называлась должность этого человека, он являлся представителем города; наипочётнейший пост главы бурга был связан с большой ответственностью, но тому, кто отказывался принять его, грозил серьёзный штраф, а в некоторых городах бюргеры могли даже направиться к дому такого человека и разрушить его. Глава бурга начальствовал над магистратами, он председательствовал в суде и совместно с советом разрабатывал постановления, регулирующие жизнь горожан. Поначалу для утверждения таких становлений требовалось согласие всех горожан, однако с течением времени население городов росло, купцы и преуспевающие ремесленники богатели, и мы видим, что в конце концов в бюргерской среде стали выделяться высший, средний и низший слои. Полностью разграничить их почти невозможно, однако различия становились заметными, когда возникала необходимость созвать военные силы города, потому что, согласно «Ассизу о вооружении», все те, чьё состояние было больше определённой величины, должны были явиться верхом в полном воинском облачении; менее состоятельные отличались более лёгкой экипировкой и отсутствием коней, а беднейшие горожане вовсе не имели доспехов и вооружались луками, вилами или дубинками. Богатые бюргеры постепенно прибрали власть к своим рукам и нередко злоупотребляли ею, возлагая на менее состоятельных собратьев бремя противозаконных налогов. К примеру, в Линне в 1305 г. налоги, которые не могли взиматься без единогласного решения горожан, всё-таки были насильно собраны с бедняков, и вместо того чтобы пойти на починку городских стен и ремонт улиц, были незаконно растрачены городской верхушкой. Горькие сетования на подобные притеснения раздавались приблизительно в то же время в Оксфорде, Кембридже, Йорке и Линкольне, и когда Бристоль должен был выплатить за какую-то провинность 500 фунтов стерлингов штрафа, королю пришлось организовать сбор этой суммы таким образом, чтобы богачи не смогли уклониться от выплат.
Поскольку торговля была отличительной особенностью города по сравнению с деревней, равенство прав в этой сфере являлось важной привилегией горожан. Все бюргеры или, по крайней мере, все члены купеческой гильдии — то есть существовавшей в любом крупном городе ассоциации[21], в которую первоначально входили все лица, занимающиеся торговлей в этом городе (хотя со временем менее состоятельные горожане были вытеснены из гильдии), имели право беспошлинно продавать и покупать товары на территории бурга. Принцип равных прав играл ещё более важную роль там, где в торговой практике преобладали коллективные сделки; иначе говоря, любой член гильдии мог претендовать на долевое участие в покупке, осуществлённой его собратом: если один из состоявших в Купеческой гильдии приобретал товар оптом, чтобы распродать его в розницу, любой другой присутствующий при этом член гильдии мог потребовать, чтобы его тоже взяли в дело. При таком подходе никто не мог завладеть монополией на торговлю в определённой сфере. Точно так же осуждались попытки продать какой-либо товар при помощи активной рекламы: подобные действия считались нечестными по отношению к менее предприимчивым торговцам, которые — как члены того же сообщества — в равной степени имели право зарабатывать себе на жизнь. От внешней конкуренции торговая каста бурга была защищена благодаря пошлинам, которыми облагались товары, покупаемые или продаваемые «иноземными» купцами. «Иноземцами» в то время называли выходцев из любых мест, кроме самого бурга; гость из Ноттингема в такой же мере был «иноземцем» в Норидже, что и гость из Венеции или из Бордо — они не принадлежали к привилегированному сообществу (не случайно английское слово «foreigner» — «иноземец» родственно латинскому «foris» — «вне»).
